Врата Валгаллы - Ипатова Наталия Борисовна - Страница 19
- Предыдущая
- 19/74
- Следующая
Так.
– Что это?
Эскадрилья расступилась, пропустив командира к новому столу, на котором громоздилась пластиковая коробка. Уже почти сутки Рубен с переменным успехом сопротивлялся желанию воспринимать любую неожиданность как подвох.
– Это... как бы сказать... пополнение.
Случай, когда комэски поминают маму. Скажите, что я догадался неправильно!
– Шельма-Тринадцать.
Из– за решетчатой дверцы таращились злые желтые глаза. Остальное скрывалось в густой тени. Нагнувшись, Рубен легонько постучал пальцем по пластику. Реакция пилота спасла его: только-только успел отдернуть руку от ударившей меж прутьями лапы. Выпущенные когти ничего хорошего не сулили.
– Осторожно, командир, – воскликнули над плечом. – У него стресс, вцепится.
– Стресс, говоришь? – Рубен прищурился. – Судя по тому, что я слышал про эту тварь, Тринадцатого, стресс она не способна испытывать в принципе. Как он к нам вписался? Нет-нет, пока не открывайте. Выпустим – изловить и запихать назад будет труднее. А, заместитель? Докладывай.
– При жеребьевке... съер.
– Бюллетени проверил?
Улле помотал головой и уставился в пол. Врет. Не было никакой жеребьевки. Кису захотел. Ну, и что с тобой делать? Прилюдно мордовать?
– Командир, – неожиданно вмешался Дален, – съер, ну что такого необычного в Тринадцатом? Он сроду с кем-нибудь живет и всегда переходит по жребию, когда его эскадрилья отправляется на планету.
– Когда эскадрилья отправляется! – передразнил его Рубен. – А кто нынче отправлялся? То-то же. Кто вам это впарил?
Эскадрилья угрюмо молчала.
– Командир, – сдержанно начал Улле. – Съер. Ну пожалуйста...
Рубен приподнял дверцу, предусмотрительно стараясь держать руки вне досягаемости Тринадцатого. Из темного зева неторопливо, соблюдая достоинство, вышел полосатый бобтэйл, выгнул спину, озираясь по сторонам, и встопорщил бакенбарды. Зевнул, собрав вперед богатые, совершенно белые усы. Подобравшись, мягко канул со стола, мелькнув коротким, вздернутым хвостом.
– Мужик, – уважительно прокомментировал Демонстрируемый ракурс Гектор Трине.
Рубен перехватил кота под плотное пузо, и как раз вовремя. Тот явно собирался покуситься на командирскую койку.
– Я здесь командир. Тебе тоже это придется доказывать?
Презрительное выражение желтых глаз напомнило, что выслуга у Тринадцатого позволяет ему как минимум крейсером командовать, а уж лейтенантов он перевидал! Рубену было что порассказать об этом мифологическом существе.
Никто уже не помнил, как он тут завелся. Впечатление такое, будто он служил па авианосце всегда. Вторая по значимости фигура после вице-адмирала Эреншельда. Нечто вроде корабельного призрака, возникавшего под ногами неожиданно и требовавшего к себе столь же уважительного отношения, как и главком. Как справедливо заметил Трине, Тринадцатый был полноценным неурезанным котом. И в соответствии с поговоркой, гласившей, что у доброго кота и в декабре – март, оглашал «Фреки» романтическими ариями, невзирая ни на какую флотскую дисциплину. Первым естественным побуждением руководства была попытка раз и навсегда пресечь нарушителя хирургическим путем. Пилоты – до сих пор эскадрильи оспаривали друг у друга первенство инициативы, подобно тому, как греческие города наперебой приписывали себе право зваться родиной Гомера – выхватили Тринадцатого буквально из-под скальпеля мед-техника. В прошении о помиловании на имя капитана Крауна отсутствовали имена разве что убежденных котоненавистников.
Именно с тех пор Тринадцатый был зачислен на довольствие и позиционировался как полноправный член истребительной эскадры. Раз в полгода, для сохранения мужского здоровья он даже ездил в отпуск на планету и всегда возвращался, перенося скачок на удивление безразлично. Эскадрилья, на попечение которой он доставался, обязана была заботиться о его здоровье, внешнем виде и пристойном поведении. Никто не простил бы опекунам, если бы он заболел, потерял аппетит и внешний лоск или, не приведи высшие силы, издох.
– С другой стороны, – задумчиво предположил комэск, удерживая гребущее лапами животное как можно дальше от себя, – собака хуже. У матери были бассеты, с ними гулять надо. Это, насколько я понимаю, устройство, совершенно противоположное по назначению. Я ничего не знаю про кошек.
Подошедший Улле молча забрал у него с рук кота. Тот зримо напрягся всем коротким мускулистым туловищем и крепко лягнул Ренна в живот задней ногой с растопыренными когтями.
– Линяет, – вполголоса заметил кто-то из Риккенов.
Рубен бросил на рукав черной формы взгляд, полный отчаяния.
– Этого еще не хватало. Кто-нибудь тут имел дело с кошками? А, Шельмы? Сандро? В твоей семье вроде какой-то бизнес с животными?...
– Нет, – покачал головой Кампана. – Если бы это была лошадь, туда-сюда.
– Вы неправильно его держите, – сказал Вале. – Ему неудобно. У моей матери были кошки. Они все сплошь интроверты, их... понимать надо.
Ренн молча протянул ему Тринадцатого. Иоханнес усадил кота в «колыбель» из сгиба локтя и осторожно, одним пальцем почесал ему подбородок. Зверь сразу успокоился и исторг глубокий утробный рык. Пилоты, привыкшие, что если мотор работает ровно, то жизнь удалась, несмело заулыбались.
– Ему не понравилась клетка, только и всего.
Ага. И встретили его недружелюбно. Так уж и скажи.
– Я хочу, – сказал комэск, – чтобы в отсеке не воняло. Чтобы форма не была в шерсти. И чтобы он держался подальше от моей койки. На этих условиях я согласен его терпеть. Насчет остального, что ему надо, составьте список, я подпишу.
Ренн, Тринадцатый и Вале отправились шептаться в угол зама. Комэск – в свой. Магне Дален посмотрел в одну сторону, в другую, и, как загипнотизированный, потянулся на протяжный муррр.
– А мне – можно?
И ты, Брут!
Кот напряженно следил за ладонью Далена, тянущейся к его голове. Рубен Эстергази – тоже. Цапнет? Или обойдется?
Неожиданно ладонь Магне метнулась ко рту, он резко запрокинул голову и с оглушительным чихом треснулся лбом о кроватную стойку. Наверное, у бедняги искры брызнули из глаз, но за первым последовал второй, третий... Все Шельмы, кто был еще на ногах, прекратили разговоры, а Магне никак не мог остановиться. Тринадцатый, испуганный его бурной реакцией, под шумок вырвался, забился под койку и огласил отсек надрывным воем. Гулкий удар сотряс стену, отделяющую Н-18 от Кинжалов. Причем прекратить явно требовали не чих. Йодль, тихо ругаясь, на четвереньках полез доставать кота. Там в темноте иод койкой между ними явно не обходилось без боевых ранений.
– Черти! – расстроено сказал комэск. – Аллергия! Вам это надо?
– Мы вписали антигистаминные, – пискнул Улле. – Вот список, съер.
Он поспешно, бочком, как виноватый переместился в командирский угол.
– Кошачьи консервы, гелевые вкладыши для его... ванночки, липкие роллеры – ими легко снимать шерсть с комбезов.
– И еще контрасекс ему, – тяжко вздохнул Рубен, подтверждая файл командирским кодом. – Чтоб «смирно» знал. Еще важное есть? Тогда комэск ушел.
С этими словами он скинул ботинки, сунул в ухо «ракушку» приемника и завалился на командирскую койку, лицом к степе, предоставив Шельмам заниматься своими делами. Предел его замотанности на сегодня был превышен.
* * *
Среди ночи, среди дня тяжко мучает меня
то ли сон мой, то ли придурь, то ли муть:
серый дождик моросит,
в сером небе гусь висит – это я...
– Машины прибыли!
Вопль динамика, ворвавшийся из наушника прямо в мозг, был, вероятно, каким-то образом оформлен в соответствии с системой армейских обращений, но спящее сознание отсекло все, кроме сути. А суть сработала, как гидравлика выталкивания: Рубен подскочил, ударом ладони врубая в отсеке свет.
– Машины пришли!
Шельмы посыпались с коек, словно по боевой тревоге, еще и глаз не продрав спросонья, а уже затягивая «молнии» комбинезонов. И то – боевые тревоги вскорости станут буднями. Приход же машин – судьбоносная встреча, важность ее очевидна каждому пилоту и без приказа командира эскадрильи.
- Предыдущая
- 19/74
- Следующая