Куб со стертыми гранями - Ильин Владимир Леонидович - Страница 73
- Предыдущая
- 73/93
- Следующая
Но еще обиднее терпеть такое поражение, которое влечет за собой чью-то гибель.
А обиднее всего то, что ты всем своим нутром чуешь, что для победы тебе не хватило всего лишь какой-то малости, что успех мелькнул рядом с тобой, но ты смотрел в другую сторону и бездарно прошляпил его…
— Послушай, Орнел, — устало сказал я. — Давай-ка мы с тобой еще раз прокрутим всю твою историю…
— Зачем? — осведомился он. — Не теряйте времени, господин эдукатор. Делайте то, что вы обязаны делать — и всё!..
— Нет, так не пойдет. Ты не бойся, время у нас пока еще есть… Все-таки мне хотелось бы понять…
— Ну что тут понимать, что? — перебил он меня. — Что вам неясно со мной? Или есть что-то такое, что вы обо мне не знаете?
— Да, — сказал я, — наверное, есть…
А действительно, давай мысленно прогоним его комп-досье еще раз. Если уж он не желает обсуждать свою биографию, это сделаешь ты один, а он пусть помаринуется в ожидании в кресле Установки. Иногда это тоже полезно…
Итак, родился Орнел Скорцезин без отца, но от живой матери. И то хорошо, потому что в последнее время пошла странная мода не рожать, а приобретать искусственно зачатого ребенка, “изготовленного” в соответствии с пожеланиями клиентов. До пятнадцати лет жизнь у него была ничуть не хуже, чем у его сверстников. Судя по рассказам соседей и собственным воспоминаниям юноши, мать любила его, одевала, кормила, воспитывала, учила и растила без особых изъянов. Когда ее не стало, мальчик испытал первое в жизни горе. Быть бы ему в интернате, если бы не отчим, с которым мать сошлась за год до своей преждевременной кончины.
Отчим Скорцезина, Хен Вольд, был человеком правильным и надежным, если судить по отзывам сослуживцев и всё тех же соседей. Он служил в полиции патрульным, и за пятнадцать лет этой службы у него не было ни одного выговора и даже ни одного замечания. “Это был настоящий мужик”, — так говорили о Вольде полицейские, которым приходилось работать с ним в паре. Честный, справедливый, мужественный. Иногда, правда, чересчур грубоват, но, скорее всего, это от того, что он со всеми сразу чувствовал себя на короткой ноге… Как относился к пасынку? Нормально. Вовсе не так, как другие отчимы к приемным детям. Во всяком случае, и до, и после смерти жены он содержал Орнела на полном обеспечении, и не в последнюю очередь благодаря ему юноша удовлетворительно окончил лицей и поступил в Университет на отделение креативной нанотехнологии.
Однако овладение профессией нанокреатора явно не входило в жизненные планы Скорцезина. Он начинает пропускать занятия, связывается с компанией каких-то уличных юнцов, где-то шатается допоздна… Естественно, такой образ жизни пасынка не нравится Хену, и он принимает кое-какие меры. В частности, лишает юношу денег на карманные расходы, пару раз запирает его дома, уходя на ночное дежурство; может быть, и подзатыльник при случае отвешивает — кто знает (правда, и на суде, и в беседах со мной Орнел категорически отрицал, что отчим его бил — хотя ему явно было бы выгодно утверждать обратное)…
Так между Орнелом и его отчимом постепенно выросла стена отчуждения и непонимания. Ни Инвестигация, ни суд так и не сумели (наверное, просто не захотели) докопаться, в чем же заключалась предпосылка к усилению конфликта между Скорцезиным и Вольдом. Эти инстанции лишь зафиксировали фактическую сторону преступления и констатировали, что убийство носило преднамеренный характер. По мнению суда, если трагедия и была обусловлена предыдущими взаимоотношениями убийцы и его жертвы, то прав в конфликте был все-таки Хен, а не его пасынок. Судей можно было понять: с одной стороны, был правильный полицейский с безупречной репутацией, а с другой — травмированный ранней смертью матери юноша, не желающий учиться, склонный к маргинальному времяпровождению да к тому же психически не совсем уравновешенный из-за ранней потери матери…
И только мне ценой неимоверных усилий все-таки удалось вытянуть из своего подопечного подоплеку его вражды с отчимом.
Да, Хен Вольд был настоящим полицейским — смелым, сильным, решительным и уверенным в себе. Все эти качества помогают охранять закон и ловить преступников, но отнюдь не гарантируют успеха в воспитании подрастающего поколения. Беда Вольда — как, впрочем, и многих других “воспитателей”, вынужденных заниматься этим не по призванию, а в силу естественного наличия детей — заключалась в том, что он стремился выковать из приемного сына свое второе “я”. Орнел просто обречен был стать смелым, решительным и уверенным в себе мужчиной, как его отчим, а не тем мечтательным, склонным к рефлексии и ротозейскому созерцанию действительности типом, каким он пока что обещал быть. И профессия у него должна была быть достойной стопроцентного мужчины, а не копание в молекулах и атомах!..
Основные разногласия между юношей и его отчимом состоялись на ниве музыки. Как и все молодые люди, Орнел увлекался этим видом искусства и буквально ни минуты не мог прожить без музыки. Разумеется, речь не шла о подлинной классике, и не Чайковского или Моцарта слушал юноша, вставив в ухо миниатюрный квадрозонг или запустив в квартире на полную громкость турбозвук. В полном соответствии с возрастом его интересовали гораздо более легкие стили и направления современной музыки. Время от времени и он сам удосуживался сочинить и записать что-нибудь с помощью компьютера, но опусы его страдали подражательностью и не способны были сделать юношу популярным хотя бы в своей компании.
В свою очередь, Хен Вольд не просто не воспринимал музыку — он активно отвергал ее. Это было нечто вроде болезни, этакая антимузыкальная аллергия. Причем антипатия полицейского распространялась не только на на современную эстраду, но и на общепризнанные произведения. Не то чтобы ему медведь на ухо наступил — просто, будучи человеком рациональным, Вольд терпеть не мог всё, что несло в себе заряд каких-либо эмоций, и искренне полагал, что “баловаться” музыкой могут только либо “гомики”, либо неврастеничные и беспомощные “маменькины сынки”…
Можно себе представить, как эта разница во вкусах постепенно переросла в настоящую “холодную войну” между отчимом и его пасынком. Для начала Вольд вывел из строя все домашние устройства, способные воспроизводить турбомузыку. Потом запретил Орнелу появляться перед ним в наушниках. Потом настал черед носителей музыкальных записей — дисков, кассет, дискет и аудиокристаллов — их Хен собрал в один прекрасный день в кучу и свалил в утилизатор отходов…
Накануне рокового дня Скорцезин обратился к отчиму с просьбой дать ему немного денег. Выяснив, что требуемая сумма планируется пасынком для покупки одной редкой записи концерта его любимого ансамбля, которая как раз в эти дни появилась в продаже в одном из городских торговых автоматов, Вольд наотрез отказался выступить в роли кредитора.
Юноша униженно просил, даже умолял Вольда, но тот был непоколебим.
Тогда Орнел пригрозил, что достанет запись и без денег.
Хен Вольд был полицейским, и он знал, как можно заполучить что-то, не заплатив ни юма. Поэтому на следующий вечер, когда ему выпало патрулировать, он послал напарника в другой район, а сам засел в засаде в Кабине Уединения неподалеку от злополучного торгового автомата.
Долго ждать ему не пришлось. Около одиннадцати часов вечера его пасынок появился, чтобы взломать автомат и вытащить из него заветный диск.
Хен Вольд был хорошим полицейским, но в тот момент он, конечно же, не хотел стрелять в Орнела. Скорее всего, он хотел напугать своего пасынка, подкравшись к нему сзади с пистолетом наизготовку и рявкнув: “Руки за голову, не двигаться”. Впрочем, не исключено, что, желая хорошенько проучить “гаденыша”, Вольд намеревался арестовать Скорцезина и доставить его в ближайшее отделение жандармерии, чтобы юноша провел там ночку с пьяницами и карманниками и с того дня навсегда вбил себе в башку, что красть нельзя.
Теперь об этом можно лишь догадываться.
От внезапного окрика Скорцезин дернулся так, что нечаянно выбил из рук своего отчима пистолет, и оказался проворнее Вольда, первым подняв его. Взгляды отчима и пасынка скрестились, и Хен попросил:
- Предыдущая
- 73/93
- Следующая
