Профилактика - Ильин Владимир Леонидович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/106
- Следующая
С такими бесцеремонными особами, как моя сестричка, надо вести себя адекватно. Иначе не успеешь оглянуться — сядут на шею и будут погонять тобой, как им вздумается. И так она мне многое в жизни подпортила, стерва, поэтому не будем вновь наступать на одни и те же грабли.
— Короче, так, Алька, — несколько убавив тон, сказала мне в ухо трубка. — Тебе сегодня на работу?
Я помедлил. Говорить или не говорить?.. С одной стороны, рано или поздно мое дезертирство из метрополитена станет Алке известно, но с другой стороны, мое признание вызовет сейчас вой и причитания, а спагетти-то, между прочим, все больше разбухают в горячей воде и скоро станут совсем неупотребимыми...
— Нет, — наконец решил ограничиться я минимумом информации. — А что?
— Тогда быстренько собирайся, и через час встречаемся у последнего вагона на конечной станции. То есть — как обычно...
— Что — как обычно? Какой станции? — не понял я.
— Дурень, ты что — забыл? Какое сегодня число, помнишь?
— Какое? — тупо переспросил я.
Когда много времени проводишь в четырех стенах, то постепенно теряешь всякое представление о календарных и временных ориентирах. Сутки делятся только на день и ночь. А все остальное — дни недели, числа, месяцы — не имеет никакого значения.
— Двадцать пятое июня!!! — взвизгнули в трубке. — Если, конечно, тебе эта дата о чем-то говорит, дорогой братец!
Я стиснул зубы и прикрыл глаза.
Действительно, двадцать пятое, потому что вчера в уголке экрана моего компа маячило 24. 06 — а сегодня я комп еще не включал, поэтому и забыл...
Сестра зря издевалась — я прекрасно помнил, что означает сегодняшняя дата. И всегда буду помнить. Вот только, честно говоря, не хотелось мне переться на кладбище вместе с ней. И вообще — пофигист я или нет?!
— Давай-давай, одевайся, — тем временем бурчала трубка. — И по дороге цветы купи, да не какие-нибудь жалкие гвоздики, как в прошлый раз, а что-нибудь поприличнее... Если тебе денег жалко, то не бойся — я тебе отдам при встрече!.. И захвати какие-нибудь инструменты — оградку надо подправить, а то скоро сочтут нашу могилку заброшенной и перепашут бульдозером!.. Ну что ты замолк, Алька?
— Я сегодня никак не могу, — наконец выдавил я. — Ты, Ал, это... съезди одна сегодня, ладно? А я как-нибудь на днях наведаюсь. И тогда все, что надо, сделаю. Обещаю!
Секунду в трубке царило ошарашенное молчание.
Потом сестра спросила:
— Ты с ума сошел? Как это — ты не можешь? Родных отца с матерью навестить не можешь? Ты что несешь-то, урод?
— Не могу, — упрямо сказал я. — Не беспокойся, я их и дома помяну...
После этого на другом конце провода разразилась буря. Типично женская истерика. С воплями, какой я бессовестный и испорченный тип. С оскорбительными намеками относительно моего нравственного разложения и деградировавшего до полной бесчеловечности морального облика. С угрозами приехать и разобраться со мной по праву старшей сестры, которая вырастила меня, подлеца, выкормила и поставила на ноги. И так далее...
В результате я тоже слегка остервенел и был вынужден выложить своей критикерше всю правду-матку о своем решении порвать с миром всякие отношения. А заодно и предупредить ее, чтобы не пыталась обращаться в милицию, скорую психиатрическую помощь и чтобы, тем более, не вздумала заявиться ко мне собственной персоной. Все равно я никому не открою дверь, а дверь у меня — стальная, крепкая, пулями и осколками не пробиваемая, с десятилетней гарантией фирмы-изготовителя...
Сестра неожиданно смолкла.
— Алька, негодяй ты этакий! — сказала она плачущим голосом. — Ну почему ты никак не хочешь стать нормальным человеком, а? Почему в твоей башке вечно возникают какие-то заскоки? Скажи: чего тебе в жизни не хватает, чего? Да, когда мамы с папой не стало, тебе пришлось труднее, чем мне, потому что я была уже почти взрослой, а ты еще — совсем маленьким. Но ведь ты ж не круглым сиротой рос — с тобой была я! Да если бы даже и сиротой! Разве мало в мире бывает детей, которые вообще не имеют родственников и растут в детдоме? Но они же как-то справляются и живут!.. А у тебя есть и деньги, и отдельная квартира. Учиться ты не захотел в колледже — ну, ладно, бог с ним. Но почему ты не можешь по-человечески жить и работать? Тебе же о семье пора задуматься, а ты все мечешься, никак успокоиться не можешь, чего-то ищешь... Чего ты ищешь, Алька?
Зря она упомянула про семью. Потому что перед внутренним взором моим тут же возникла Люба. И уж кому-кому, а не сестре было упрекать меня в том, что я остался один в этой проклятой жизни!..
— Да пошла ты со своими нравоучениями, дура! — в сердцах бросил я и, не слушая больше крики, которые возобновились с прежней силой, швырнул трубку на аппарат.
Потом выдернул телефонный шнур из розетки.
Ничего, перебьюсь и без телефона.
В принципе, он мне нужен с одной-единственной целью — чтобы подключаться к Сети. Когда это потребуется, тогда и буду включать телефон.
А пока — гуд бай, этот гнусный мир. Только что я своими руками порвал единственную нить, которая меня еще связывала с тобой.
Глава 4
Кому-то может показаться абсолютно неестественным то положение, в которое я сам себя загнал. Действительно, большинство людей не понимает, как можно жить вот так, в одиночку, заперев себя в стандартной однокомнатной клетке, и никуда не ходить, не ездить, не общаться с людьми.
А ведь это вполне осуществимо и очень просто.
Достаточно иметь несколько кубических метров отдельного жилья (желательно — приватизированного, чтобы никакому чиновнику не пришло в голову покуситься на твою жилплощадь); минимальный денежный резерв; компьютер, подключенный к Интернету (на худой конец, сойдет и телефон); а самое главное — здравый смысл, с точки зрения которого ничто в мире, включая и твою собственную жизнь, не имеет смысла.
А еще надо настроить себя на осознание того, что нет в мире ни радости, ни горя, ни добра, ни зла, ни высших ценностей, ни трагедий, ни хорошего, ни плохого, ни красоты, ни ужасов... Что все это и плюс много чего еще — не более чем предрассудки, обусловленные общественным бытием человека, и стоит выйти из рамок этого бытия — как они окажутся всего лишь иллюзиями, дурманом, наивными попытками управления тем, чем человек управлять не в силах, да и скорее всего не вправе...
И тогда можно будет сделать однозначный вывод о том, что человеку, в сущности, ничего не нужно.
Нет-нет, я далек от того, чтобы призывать братьев по разуму отчаяться и покончить с собой. Только неврастеники и истеричные натуры, впавшие в депрессию, решают, что если их существование никому не нужно, то и нечего тянуть резину до глубокой старости, а надо прямо сейчас наглотаться яда или прыгнуть с крыши на асфальт.
Отчаяние ведь тоже не имеет смысла.
Если бы я был верующим, то ссылался бы на то, что мы для чего-то нужны Господу. Но и этой спасительной соломинки я не могу бросить утопающим, потому как не верю и не верую. Несмотря на то что именно религия должна была стать моей специальностью в случае успешною окончания Теологического колледжа. В принципе, для этого не требовалось верить в бога. Как специалист в сфере научно-исследовательской, учебно-воспитательной и экспертно-консультативной деятельности, теолог призван разбираться в тонкостях многочисленных религий, досконально знать Библию, быть докой в философии, психологии и прочих гуманитарных науках. Но он — отнюдь не священник, хотя лично я не верю в то, что такие образованные и умные люди, какими, в большинстве своем являются современные святые отцы, сами веруют во Всевышнего. Скорее они отдают неизбежную дань традициям и считают веру своеобразной издержкой своей профессии. Ведь конфессия — это прежде всего профессия, такой вот каламбур получается.
Собственно, выгнали меня из колледжа вовсе не за то, что я сомневался в существовании бога. Элементарное разгильдяйство в виде двух заваленных зачетов по основным предметам (конфессиональное вероучение и сакральные тексты) на первом же курсе, плюс многочисленные пропуски занятий, нарушения дисциплины, опоздания, препирательство с уважаемым профессорско-преподавательским составом («Профессор, за что вы мне ставите два балла?» — «Ну, один балл — за то, что вы пришли, а еще один — за то, что попытались ответить». — «Профессор, а за то, что я уйду и сэкономлю вам время и нервы, вы мне не могли бы добавить третий балл?») и еще куча мелких и не совсем мелких прегрешений создали мне имидж разболтанного типа, которого ни в коем случае нельзя допускать ни в храмы, ни к Господу, ни к верующим...
- Предыдущая
- 9/106
- Следующая