Дорога в У. - Ильянен Александр - Страница 42

• Предыдущая
• 42/47
• Следующая

Окно. Пустынная набережная без снега. Вчерашние звонки. Химеры и пение утренних птиц. Невменяемость, мнимая и подлинная. Ментальность и летальность. Способность к полету. Летательные приспособления. Химическая война, биологическая, п. оружие. Тотальность войны и мира. Болезни: от венерической до шаманской. Исступление. Война и мир языков. Все смешалось как большой кинороман. Аффект и атараксия. День рождения. Топография, рекогносцировка военных географов. Англичане чинят препятствие. Р. Киплинг, роман Ким, кино.

Генеральный штаб, любовь к географии. Чистота тотального эксперимента. Биг гэйм и карта мира. Роза ветров.

Аутизм. Взоры, обращенные на вершины гор, Тибет, извилистые дороги Катманду. То, что так притягивает путешественников войны и мира.

Недосягаемость Тибета для тех, кто слишком хочет. Закрытие путей. Если бы не было англичан, их стоило выдумать. Вольтер. Бред и вершины чистого ума, снег на горных вершинах.

Спектакль провинциального театра по Кандиду. Фильм по Киплингу о человеке, который мечтал стать королем. Золотой шлем Александра. Тибетские ламы. Мост над пропастью. Дорога в Удельную Тибет далекий и близкий. Рукой подать для посвященных. Невменяемость и ношение одежд. Пассионарность и высокая мода.

Шаман и Венера.

Побриться, почистить зубы, завершение утреннего туалета путешественников. Вода далеких колодцев, горных речек, ручьев. Письма путешественников, звонки издалека.

Клуб Грибоедов, улица Воронежская два-а, в бункере. В пустыне путешественников. Чтение поэта Д.Г. в этом найт-клабе-бункере. Он вернулся из Индии, читает стихи, все сидят как на Юге в темноте, духоте. Миф о возвращении на родину путешественника, французский фильм об этом. Роман Альберто Моравиа.

Шум воды, горная река, приготовление нехитрого завтрака, по-походному. Мечты и мысли о театре, кино. Воспоминание о том, как толпились и шли люди на спектакль. Свобода выбора. Перекресток русских картин, пейзажей. Корабль Александр Грибоедов идет по курсу, по каналу к озеру. Экологический бред. Остановка в шлюзах, в память о всех заключенных, в каюте видишь лишь сырые стены казематов, это шлюз, невольная мнемотехника, репетиция воспоминаний. То, о чем снимается фантастическое кино в Голливуде. В далекой и близкой Америке. Призрак оперы, по роману Гастона Леру. Не знаю. Упражнение читателей как репетиция. Открытия путешественников неожиданны для них самих.

И жучки и паучки. Утро, ванна. Магазин, свежий воздух. Слова, снова после сна. Кровь комара на простыне. Словно у невесты. Утренний двор. Мы идем в зеленом бушлате с растрепанными волосами. Волосы наши нечесаны после подъема, связь со всем: наши антенны. Невесомость и недосягаемость, несвязность. Невразумительность. Еще близкое к невменяемости состояние, очередное просветление как северное сияние. Южная тьма. Радуга в тот день над Новгородом, мы стоим и смотрим на мосту. Состояние далекое и очень близкое. Путь из варягов в греки и обратно.

Потом потоп, все залито лунным или солнечным сиянием, лучи как воды. Ткань, песни, просто игра. Покаянный романс Э.Пиаф о том, что ничего не жалею. Слушаю, в который раз как гимн, на протяжении многих лет. Все начинается с нуля. С тебя. Нулевой уровень письма по Барту.

Его одежда, душа и мысли словно наши собственные. Лицо, волосы, тело. Будетлянство настоящее без футуризма. Здесь и сейчас.

Невинность. Словно презумпция. Благодарность за возможность резонерствовать как дышать между двумя озарениями. Дискурс о невменяемости меня, других, третьих. Левитация от легкости, бренность оставлена стихиям. Восторг души, похлебка из чечевицы подарена голодным здесь и сейчас. Балаганчик веселый, грусть клоуна. Песни Вертинского и Э.Пиаф. Гробница Наполеона у инвалидов, в их соборе под куполом золотым. Пение В. в исполнении польки, и луч сиял на белом плече. И белое платье пело романс Вертинского, как марш фюнебр заупокойную молитву. Похороны Романа Гари в Париже.

Роза ветров, национальная библиотека, обдуваемая ветрами. Даже галерея в подвале на Литейном, крохотное кафе рядом с секс-шопом, называется Северный ветер. Чувство вины все же чувство, мысль о датском королевстве, замке на берегу моря, муки совести и волны памяти, ветер и море.

Спуск сквозь дым в тот трюм. Чувства и аффекты. На перекрестках речи. Этот город и паучки, тараканы, крысы. Выставка рептилий на вокзале и Сенной площади.

Конечно же телевизор и рассказ красивого и молодого о Ж.Превере и платьях Дайаны Росс.

Высшая точка невменяемости, карты Генерального штаба, секреты, государство, частная жизнь, одежда. Вчерашний звонок из Швейцарии от Шарлотты.

Наш воздух после Альп. Князь Мышкин возвращается в Петербург. Настасья Филипповна сможет уехать в Швейцарию. Фильм Вайды с японскими актерами. Репетиция романа. Писатель К. Божьи коровки, сам человек с его камнями, флорой и фауной. Царство и лицедейство.

Господин Михаил Басманов позвонил с острова К. и спросил, куда послать деньги. Мы ответили, что нет номера нашего счета. Какой Вы счастливый. Да, наверное, мы сами этого не до конца понимаем, был ответ.

Парадный подъезд Национальной библиотеки, монумент: статуя вице-губернатора С.-Щедрина. История одного города. Чтение предисловия к французскому изданию на теплоходе Александр Грибоедов во время летнего круиза. Географическое общество. Распутин и Мата Хари.

Не П., а другой. Одиннадцатое марта, после фрагмента о Пикассо. Такой же П. только с русскою одеждой, думой, душой. Дураки и дороги не выходят из головы, пока без кавычек. Холодная и больная, поэт пишет о неволе. Его жалоба словно турецкая. Теплая и здоровая это свобода. А пока перевод с финского, зимавесна.

Блок, Тюремный переулок, один из бывших, с журналисткой Светой, Иван Васильевич, сосед, водка, огурец. Немного в чай, пожалуйста. После писателя Попова. Постбеседа: руморология в коридоре-кухне. Школа злословия, Россия, новая Голландия, Блок, Барахтина. Комод, корейцы-постояльцы, госпожа хозяйка комнат.

Куст той встречи, фатальность Невского проспекта, провинциальность, мир, смещение оси. Калуга, Циолковский, Греция, офисы, полисы. Космонавты-исследователи, экспедиция за золотым руном. Пржевальский, его верблюд, камень-памятник рядом с площадью, где Царь, змея, конь. Санкт-Петербург, фонтан, старушка Алена Ивановна, сестра, Илья Ильич, Распутин. Гороховая улица ведет к театру юных зрителей, бывшему Семеновскому п.

Прогулка по парку после Манежа. Как вчера. Игорь Журкоф, русский американец, вернувшийся, мечтающий поселиться в Финляндии в монастыре. Экологический проект. Бред, засыпание снегами. Водяные знаки, женские деньги, мужские имена. Пленительность плеоназмов, такой мой организм. Полезность Севера. Полюсы абсолюта. Обломовская девушка, ее вечная книга в руках, мысли блуждают везде, далеко. Учение об эмоциях, девушка и ветер. Бумага, металл денег, книга. Кропотливое исследование, князь Кропоткин, архивы.

Март, полулетаргическое, берлога сна. Медведи-мы. Правда о нас. Звонок из Швейцарии, от госпожи Ш., нашего друга.

Дума об армии спасения, ее наследство. Свобода, нектар (амброзий). Князь К., опять о нем дума. Слова Уайльда о нем. Князь М. как живой. Памятник Русалочке в Дании. Без головы. Нашествие варваров на страну викингов. Из греков, обратно. Теория и практика пути. Дремота, солнца пока не видно, вороны, воробьи, набережная. Тумана нет. Офицер-переводчик, бывшее, табель о рангах. Его и наши снега. Сдал восемь молочных бутылок в обмен на кефир.

Сквозь вязкую и густую летаргию, сезонное обострение основного недуга. Хроническое значит связанное с временем.

Художник, целующий Вам руку, тогда на Пушкинской, в полутьме. С девушками обсуждаем статью о премии. Крестные сестры, папы, отцы. После дня затмения. Ранняя весна не за горами. Этюд о раннем и скором. Длительность ожидания, кайф. Мучение по чужому п. Настоящее, правда, страстная влюбленность в миф о кусте. Карта страны. Предчувствие парохода Александр Грибоедов. Поэт-памятник-дипломат на бывшей площади полка. Куст его несгораемого тела. Стихотворение В. о хитрых глазах.

• Предыдущая
• 42/47
• Следующая