Тайник комиссара - Имшенецкий Вячеслав Андреевич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/33
• Следующая

Закрыв обитую железом скрипучую дверь на длинный, чуть ли не с Петьку ростом, крючок, мальчик стал подниматься по боковой лестнице в верхний зал, или, как его до войны называли, «зал истории оружия».

Топоры, длинные стрелы с каменными неуклюжими наконечниками, всякие там «тесалы и кресалы» Петьку не привлекали. Он равнодушно прошел мимо них и поднялся по маленькой чугунной лестнице во флигелек, в отдел огнестрельного оружия. Здесь, если рассматривать экспонаты один за одним начиная от двери, можно узнать всю историю здешнего оружейного завода. Первыми в витрине лежали пистолеты. Их было шесть: два длинных, двуствольных, и четыре короткоствольных, с курками, похожими на красивых лебедей. Однажды Петьке разрешили подержать их в руках. На современные пистолеты они нисколько не походили: не было у них ни затвора, ни обоймы, ни самих патронов — порох засыпался прямо в дуло. Такие пистолеты завод выпускал сто лет назад.

Петька подошел к старинным пушкам, рукой залез в ствол. Там, как и прежде, лежали круглые металлические шарики, картечь. Назывались орудия «единорогами» и могли стрелять и бомбой, и картечью, и ядрами.

После пушек в музее стояли пулеметы всяких заграничных марок. Краснокардонский завод их не выпускал в гражданскую войну, их отбили у врангелевцев. Заводскими числились только два пулемета «максим». Но сейчас их здесь не было. Как только началась война, пулеметы взяли в штаб противовоздушной обороны, установили на вращающуюся железную площадку на крыше Петькиной школы и метко стреляли по вражеским самолетам.

Своим заветным уголком Петька считал небольшую мансарду с круглым маленьким оконцем. Сюда бабушка не поднималась, потому что скрипучая приставная лестница могла переломиться от ветхости. В мансарде пол был выложен дубовым паркетом, как и во всем большом здании. У глухой темной стены стояла широкая железная кровать с тяжелыми, литыми из чугуна головками. Ржавыми от времени болтами она крепилась к полу. Прямо под кроватью, в полумраке, виднелась чугунная крышка люка, замкнутая на старинный замок. Говорили, что это какой-то тайных ход, но куда он ведет, Петька не знал.

Раньше дом принадлежал владельцам оружейного завода. В мансарде тогда сам хозяин-старик из единственного маленького окошечка наблюдал за территорией своего завода. Сейчас здесь склад неоприходованных экспонатов: найденный на чердаке завода мушкет, бивень мамонта, два кривых меча-ятагана и куча различных кинжалов с серебряными ручками, но без ножен. Кинжалы когда-то принадлежали Жмыхиным, потому что нашел их Петька. Случилось это так.

Петькин отец, собираясь в экспедицию на ловлю сусликов и барсуков, не взял с собой сына, как обещал. Петька очень обиделся и, чтобы не видели его слез студенты, которые помогали отцу упаковывать капканы и ловушки, забрался на чердак старого амбара и там горько плакал… Внутри двойной стены сарая Петька заметил что-то блестящее. Забыв про обиду, стал внимательно разглядывать. Предмет походил на нож или на конец старой сабли. Отодрав от пола чердака щепку, Петька засунул ее в щель и стал шевелить. Посыпались желтые гнилые опилки, и к щели подкатился блестящий короткий кинжал. Взять его рукой Петька не смог, не пролезла рука, а когда вытащил щепку, внутри стены что-то зашуршало, и он увидел еще несколько чуть заржавленных лезвий. Мальчик вихрем слетел по гнилой лестнице вниз.

Бросив приготовления, отец легко взобрался на чердак, а потом позвал туда студента дядю Колю. Они оторвали доски, и оттуда посыпалась груда кинжалов, затем два совсем новых револьвера, какие-то планшеты и полевая сумка. В истлевшей сумке обнаружили кусок самодельной непонятной карты, лафтак бересты с какими-то знаками и толстую исписанную тетрадь. Она была пробита пулей и залита кровью, побуревшей от времени. Студент дядя Коля прочитал в тетради несколько записей и сказал, что это дневник красного командира, по-видимому, убитого в гражданскую войну. Найденное оружие и сумку с документами сдали в милицию. Экспедиция биологов в тот раз задержалась на несколько дней, а потом мама уговорила отца взять Петьку с собой.

Вернулись они осенью. Через несколько дней Петька пришел в школу, и оказалось, что о его находке знали почти все. Старую кожаную сумку вместе с кинжалами передали в музей.

Петька подошел к висящей над графской кроватью сумке. Ее тоже не оприходовали. Сейчас в ней документов не было. Их перед самой войной взял под расписку Петькин отец. Он изучал записи убитого командира, и Петька помогал ему разбирать стершиеся, едва заметные следы слов. О том, что Петькин отец изучает обстоятельства гибели командира, знали в Краснокардонске многие. Об этом несколько раз писалось в газете.

Петька услышал гул в пустых комнатах музея и не сразу понял, что там внизу, на первом этаже, стучат в дверь.

По узким лестницам и темным переходам Петька бросился вниз.

— Ты оглох, что ли? — бабушка барабанила худыми кулаками в дверь. Петька поднял крючок, распахнул дверь и тут же сощурился от солнечного света.

— Письмо нам из Сибири пришло, — бабушка показала большой самодельный конверт. — Придем сейчас домой, прочитаем.

Замкнув музей и по привычке проверив замки на всех дверях, бабушка и Петька пошли домой. Опять где-то выла сирена. Репродукторы предупреждали о возможном налете фашистских бомбардировщиков. Торопливо шагая рядом с бабушкой, Петька рассказывал об утреннем воздушном бое и попросил отпустить его завтра посмотреть сбитые самолеты. Про бомбу он не стал говорить, потому что смотреть ее и подходить к ней бабушка никогда бы в жизни не разрешила.

Дома бабушка сразу же распечатала письмо от своих земляков, взяла с кухонного стола очки с длинными веревочками вместо дужек, не спеша намотала веревочки на уши и стала читать, рассуждая над каждой фразой.

— …Зовут к себе. Да доедем ли мы с тобой, Петька? Отощали мы сильно, а дорога, не дай бог, какая длинная.

Бабушка положила письмо на стол.

— Поезда теперь идут все на запад, на фронт, да и кто нас кормить в дороге станет? Пишут, что там к осени будут грибы, ягоды, орехи — это все правильно, но ведь мне, Петенька, чуть ли не сто лет! — Опять взяла письмо в руки, отыскала нужную строчку и, положив на нее палец, чтобы не потерять, стала говорить: — А вдруг в дороге беда, какая случится, ведь ты, Петька, пропадешь без меня! — Вера Ивановна выговаривала Петьке свою обиду, как будто он в чем-то виноват. — Тебя сразу надо было увезти на Байкал, как началась война, я же маме твоей говорила, застряли мы с тобой, Петька. Вон фашистские налеты опять начались, боюсь, не уберегу я тебя!

— Ничего, бабушка, не случится. Краснокардонск фашистам все равно не взять, а страну нашу тем более.

— Ты прав, унывать пока нечего, другим еще хуже живется. Вон Танюшке Котельниковой, например. Совсем сиротой осталась, и родители погибли, и дед погиб, и брат где-то пропал. — Вера Ивановна прочитала первый листок письма, положила его на стол, разгладила худой почерневшей рукой. — Война проклятая. Ох, горе, горе. — Она посмотрела на внука как-то странно и сказала: — Слушай, Петр.

Петька удивился, потому что бабушка никогда не называла его так по-взрослому.

— Я вот о чем подумала: на Байкал мы поедем втроем, нельзя бросать Танюшку. Как ты считаешь, Петр?

— Конечно, возьмем. Разве можно бросать человека в беде.

— Хороший ты у меня, Петька.

Второй листок письма был написан графитным карандашом и предназначался для Петьки. Писал ему Валерка Рубцов, двоюродный брат. Петька видел его только один раз, когда гостил у бабушки в Больших Котах. Валерка был немного старше Петьки. Он водил Петьку в тайгу, учил разводить костер, ставить капканы, показывал целебные травы. Ночевали они всегда в пещере. Валерка и другие мальчишки, живущие на Байкале, разжигали там огромный костер и показывали маленькому Петьке всяких мамонтов и носорогов, нарисованных на шершавых мрачных стенах. Валерка говорил, что зверей нарисовали первобытные люди. Петька, слушая их рассказы, пугался и с ужасом смотрел в темную даль пещеры, боясь, как бы не вышли оттуда эти самые первобытные люди. Хитрый был Валерка. Он чувствовал, что Петька боится, и рассказывал еще страшнее и с такими подробностями, что как будто сам лично знал пещерных людей и охотился с ними на мамонтов.

• Предыдущая
• 2/33
• Следующая