Несущий перемены - Ингрид Чарльз - Страница 19

• Предыдущая
• 19/71
• Следующая

Чирек обнаружил, что его нос сморщился, а волосы над ушами, там, где они были коротко подстрижены, поднялись дыбом. Из одной хижины донеслось пение — надрывное, бессловесное, исходящее из горла чоя.

Сели остановился у двери. Слеза сбежала по его лицу — хотя еще юному, но уже огрубевшему от тягот жизни простолюдина. Он приложил ладонь к замку и открыл дверь.

— Она там.

Дверь распахнулась, открывая комнату с низким потолком, освещенную только солнцем, проникающим сквозь единственное окно, бедно обставленную и пропитанную жарой. Раздавался треск дерева, когда обитатель комнаты беспокойно ерзал на стуле. Чоя так и не сменила свое небесно-голубое платье, хотя сейчас оно было измятым, порванным и грязным.

Она повернула голову, услышав шаги от двери. Красная повязка пересекала ее лицо на уровне глаз. Малиновые струйки застыли на ее лице, как будто чоя плакала кровью.

У Чирека перехватило дыхание.

— Что случилось? Что стало с ее глазами?

Чоя прекратила тихий вой и сложила грязные ладони на коленях.

— Я вырвала их, — и ее голоса задрожали от ярости. — Но я все равно вижу!

Священник осторожно шагнул к Дорее, не уверенный, захочет ли она поприветствовать его, но чоя протянула ему руки. Несмотря на засохшую кровь, Чирек пожал их.

Его прошибла дрожь. Дорея откинулась на стуле, ее губы кривились.

— Что это? — прошептала она. — Ради Бога, скажи мне, что это?

Чирек склонился вперед, подавляя дрожь, едва не касаясь основания ее рогового гребня, и прошептал:

— Это бахдар. Ты преобразилась, дорогая, но если бы я мог предупредить тебя заранее!

Ее пальцы похолодели и выскользнули из его рук.

— Преобразилась? — недоверчиво проговорила она. — О чем ты говоришь?

— Я — Чирек, дочь моя. Ты помнишь меня?

Она вновь сложила руки на коленях, сжав один кулак, как будто поймав истину.

— Наш священник… священник… но… — она медленно покачала головой, словно не желая терпеть боль. — Ты не понимаешь. Это болезнь, она у меня в крови. Я не могу находиться рядом с тобой, ты должен уйти. Это не сила. Я — Заблудшая, я… — она замерла, не договорив, как будто у нее не хватило сил.

— Расскажи, что ты видишь, — попросил Чирек.

— По-разному бывает: я вижу тепло или холод. Не так, как видела глазами. Я не могу понять, что я видела раньше. Все двоится, иногда я вижу страшные вещи, вижу, как живет дерево, камень, растения, животные… Вижу огонь в них и боль, когда касаюсь их…

— Боль камня? — недоверчиво повторил Сели.

Она повернулась к нему, безошибочно угадав, где он стоит.

— Да.

Чирек тоже оглянулся.

— Теперь ты понимаешь, — горько произнес он, — почему Дома жалеют нас: они видят то, чего мы не видим, видят жизнь и боль в каждом живом предмете, окружающем нас. Без бахдара каждый из нас наполовину слеп.

Сели неожиданно рухнул на низкий стол, и тот содрогнулся под его тяжестью, ножки обломились. Дорея даже не вздрогнула, как будто знала, что с ним случится.

Она провела рукой по повязке.

— Значит, это не болезнь оттого, что я коснулась человека?

— Нет.

— И ты не мог сказать мне, что случится?

Чирек осторожно ответил:

— Я не был уверен в этом, не мог сказать точно, что ты почувствуешь. Но я надеялся, ждал…

Сели опустился на пол, задыхаясь, как вытащенная из воды рыба. Его юбка сбилась до верха бедер, и он выглядел нелепо. Усмешка исказила лицо Дореи, как будто она тоже видела его.

— Вы понимаете, — наконец выдохнул он, переводя взгляд с чоя на священника, — что это значит?

— Это значит, — объявил Чирек, — что инопланетянин Рэнд — Вестник Преображения. Это означает, что пробил наш час.

— Это значит, — поправила Дорея, — что его убьют, как только узнают истину, — и в комнате воцарилось молчание.

— Но что нам делать? — растерянно спросил Сели, оправляя юбку.

Чирек пожевал губами, одновременно меняя повязку на глазах Дореи.

— Нам надо действовать очень медленно и осторожно, если мы хотим остаться в живых, — за несколько минут смысл слов Дореи дошел до него, и Чирек понял: чоя произнесла абсолютную истину. Жизнь инопланетянина будет цениться не больше, чем жизнь ядовитого жука, если Дома пожелают сохранить свое положение на Чо. И хотя при Дорее Чирек не осмелился продолжить свою мысль, он не хотел, чтобы неподготовленные к Преображению чоя страдали так же, как она.

Да, они всю жизнь провели, ожидая и надеясь, как и предшествующие поколения. Но никто из них не был в действительности готов ко всем изменениям, которые могли с ними случиться. Преображение или открытие силы внутри них и сама эта сила могли оказать слишком большое влияние и проявляться по-разному. Дорея приобрела способность знать истину и предвидеть будущее, приобрела двойное чувство реальности, и это смутило ее настолько, что она вырвала себе глаза, лишь бы избавиться от непривычных и ужасающих видений.

С одной стороны, трудно было хладнокровно предвидеть будущее, ибо так или иначе, всех их ожидала смерть. Какой бы трагической ни была реакция Дореи, виноват в этом был не бахдар, а ее прежние представления. Чирек понял, что должен подготовить свою паству, или ему придется бороться с массовой истерией и хаосом.

— Надо сообщить Малаки, — заметил Сели отряхиваясь.

— Нет.

— Нет?

— Пока еще рано.

— Но, Прелат…

Чирек выпрямился во весь рост.

— Сели, в этом ты должен положиться на меня.

Широкие ноздри слегка задергались, и чоя наконец кивнул.

— Хорошо, — он погладил руки Дореи. — Тебе лучше?

Чоя устало кивнула.

— Хорошо, — Чирек поднял сумку. — Я заберу ее отсюда, найду жилье и попробую помочь Дорее.

Простолюдины были лишены массивных храмов, как у Домов, но у них были святилища, молитвенные дома, где их содержали во время очищения, и Дорею можно было поместить туда, обследовать и подготовить, а также выяснить пределы ее новых способностей.

Кроме того, ей следовало молчать.

Дорея подняла голову, как будто услышав его мысли. Ее губы приоткрылись, и она прошептала, так тихо, что Сели не услышал ее.

— Твои руки обагрятся кровью трижды, священник Чирек. Будь осторожен, не пролей ее на улицах, иначе все пропало.

Он изумленно взглянул на чоя.

— Что?!

Безучастными голосами она повторила:

— Твои руки обагрятся кровью трижды. Будь осторожен, не пролей ее на улицах, иначе все пропало.

Холод, такой же пронзительный, как во время первых заморозков, прошел по спине Чирека, несмотря на невыносимую жару.

Знания об Огненном доме не принесли покоя. Мысли о нем вертелись в голове Палатона, воспоминания вспыхивали апельсиновым и желто-алым сиянием с голубым оттенком, но постепенно становились малиновыми, нестерпимо яркими, и растекались по мрамору, устремляясь в синее небо… пламя пожирало всю планету, видимую откуда-то сверху.

Палатон в испуге проснулся, потер ладонями глаза и обнаружил, что его лицо стало мокрым от пота. Его руки еще дрожали.

— Вездесущий Боже… — пробормотал он, и в его горле запершило от пепла и дыма, как будто он и в самом деле побывал среди пожарища. Осторожно потянувшись к столу, он налил в стакан воды. Осушив его, Палатон сбросил ноги с ложа и сел.

Был ли это сон или предвидение? Что он переживал — отражение своих опасений или будущее? Как он мог узнать об этом без бахдара?

Его голова гудела, и он выпил еще стакан воды — порывисто, слишком быстро, пытаясь избавиться от боли в висках и лбу. Боль утихла, стала пульсирующей, когда Палатон сел в темноте комнаты и огляделся, пытаясь определить, где находится и который теперь час.

Ему снилось, как он вылетает из Хаоса и обнаруживает вместо Чо руины. Его охватило смятение, стенки боевого корабля почти совсем истончились — реальность изменилась так, как бывало во время межпространственного прыжка, но казалась такой ясной, такой реальной… Он спал без снов с тех пор, как его бахдар оказался у Рэнда. На мгновение он страстно пожелал вернуть его, ощутить внутри, там, где и было ему место. Палатон поставил стакан на поднос и пронаблюдал, как он исчез под захлопнувшимся люком. Император мог потребовать себе стакан воды в любое время дня и ночи, но не мог повелевать бахдаром.

• Предыдущая
• 19/71
• Следующая