Башня над пропастью - Ирвин Ян - Страница 110

• Предыдущая
• 110/119
• Следующая

Возможно, потому, что его собственное «очарование» сказителя было таким мощным, Лиан смог противостоять Феламоре. Но теперь она обращалась прямо к нему, и он испугался. Нет, это дуэль, и нельзя допустить, чтобы она победила.

Чтобы отвлечься, он начал рассказывать собственное предание. Это была длинная трагическая история, и он использовал все свое «очарование». Феламора запнулась.

Потом голос ее снова окреп. Лиан не повышал голос, хотя и вложил все свои надежды, страхи и мечты о Каране в предание.

Феламора снова запнулась и умолкла. По ту сторону двери воцарилась тишина.

Карана села, вся в пыли, растерзанная, и уставилась на Лиана. Она никогда еще не была свидетельницей такого отчаянного вдохновения. Он рассказывал ради их жизни и любви. Это была зрелая страсть, которая так сильна, что может сдвинуть землю. Он повествовал и о другой стороне — об ужасе знания, что все это может быть загублено по роковой случайности, из-за равнодушной жестокости судьбы.

Рассказ Лиана не был вызовом — это была мольба. Вызов не тронул бы безжалостное сердце Феламоры, а мольба Лиана тронула. Карана чувствовала, как за дверью льются слезы. Ведь Феламора не всегда была такой: она была молода, когда прибыла на Сантенар, и любила жизнь, как умеют любить лишь феллемы.

Наконец Сказание, одно из самых прекрасных, которые когда-либо создавались, закончилось. Вымотанный Лиан тяжело опустился у стены.

Карана обняла его, охваченная нежностью. Чудилось, молчание будет длиться вечно. Косые лучи солнца проникли в окно, и рыжие волосы Караны вспыхнули, как медь.

С помощью чар Феламора усыпила Лиана. Каране тоже захотелось спать, но она не должна была.

Талант Караны показал ей, что происходит за дверью. Ее враг медленно поднимался. Далекие мечты, воспоминания о жизни на Таллаламе, великая любовь Феламоры — все это растаяло, и осталась лишь сладкая ностальгия, смешанная с горечью.

Карана почувствовала, как Феламора распахивает дверь и входит в их убежище. Промелькнуло видение: она смотрит глазами Феламоры на большую комнату, яркий свет из окон, двоих людей у стены. Мужчина дремлет с открытыми глазами, женщина с испуганным взглядом обняла его, словно защищая от врагов.

Карана смотрела на Феламору, Феламора — на нее. Ни одна не осмеливалась нарушить тишину. Карана обняла Лиана в последний раз, потом потрясла его за плечо и встала. Она была одного роста с Феламорой. Лиан сонно протер глаза.

— Иди, — мягко сказала ему Карана. — Это моя битва. Я не знаю, что я сделала, но уж раз битве суждено быть, то пусть это будет сейчас.

— Останься, Лиан из Чантхеда, — обратилась к нему Феламора. — Ты показал, чего стоишь как сказитель. Теперь мне нужен мастер-летописец, чтобы кое-что мне поведать.

— В таком случае придется заплатить, и ты знаешь, какова цена, — прошептал Лиан. Он встал, все еще держа Карану за руку. — Вот моя цена, — заявил он, глядя прямо в глаза Феламоры.

— Ах! Ты не знаешь, о чем просишь.

— Почему ты так ненавидишь Карану?

— Я ненавижу и страшусь того, чем она является. Поверь мне: я бы никогда и пальцем ее не тронула ради себя. Но Таллалам плачет о нас, а мы не приходим. Это было предвещено. Она та самая.

— Та самая?

— Больше я ничего не скажу.

— Тем не менее она — моя цена.

— Я была глупой гордячкой, думая применить против тебя то оружие. Мои чары оказались пустой иллюзией, тогда как твое Сказание было реальным. — Она закрыла лицо руками, потом открыла, и на него глянули холодные древние глаза. — Я не могу тебе отказать. Следи за ней хорошенько, — мрачно произнесла Феламора, — потому что, я говорю тебе сейчас, нам дается только одна жизнь.

Она выскользнула за дверь, и Карана с Лианом услышали, как задвигается засов. Они даже не стали подходить к двери и проверять.

Наступила ночь. На небе одна за другой появились звезды. Они были удивительно яркие. Влюбленные допили остаток воды, доели последний пирог и слизали с пальцев крошки, жалея, что не захватили с собой наверх побольше еды. Прижавшись друг к другу, они ежились от ночной прохлады и предрассветного ветерка, влетавшего в открытое окно. Они говорили тихо, хотя никто их не слышал. Позднее высоко в небе появилась туманность Скорпиона.

— Я боюсь, — сказала Карана. — Боюсь, что это плохо кончится. — Она посмотрела на сильную руку Лиана, вспоминая его ласки и желая их сейчас. Она получила то, чего хотела, и все, что ей нужно теперь сделать, — это доставить Лиана целым и невредимым домой, в Готрим. Но ее беспокоило дурное предчувствие: вихрь из мрака, и ее швыряет в одну сторону, а Лиана — в другую. Лиан слабо улыбнулся.

— От этих врат одни неприятности.

С тех самых пор, как Тензор забаррикадировался, аркимы яростно трудились над тем, чтобы сломать дверь. Однако все, что они перепробовали, было предусмотрено Кандором. И тем не менее, то, что построено одним инженером, может быть разрушено другим. С тех пор, как стало известно, что Тензор использует врата, они удвоили усилия.

Шанд в кухне с каменными сводами заваривал себе чай из чарда. Сверху до него донеслись голоса — аркимы опять спорили. Селиала и ее группа проповедовали осторожность, примирение и отчаяние, тогда как те, кто пережил падение Шазмака, предлагали более крутые и яростные меры. Мендарк с Таллией подбадривали консерваторов и утихомиривали ястребов, но все напрасно.

Мендарк просунул голову в кухонную дверь.

— Шанд, иди сюда! Скажи мне, что ты думаешь!

Прихватив кружку с чардом, Шанд пошел наверх посмотреть на новое средство. Таллия, помогавшая готовить взрывчатку вместе с близнецами Ксарой и Шалой, суетилась тут же. Вымазанная с ног до головы в саже, она была очень бодра.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Мендарк у Шанда, когда тот, не торопясь, отхлебнул чай из кружки. — Честное слово, ты хуже Надирила.

— Благодарю за комплимент. Это может сработать, — правда, вероятно, снесет всю башню.

Когда Шанд возвращался на кухню, его поймал за рукав Оссейон.

— Будет беда, как только взорвут эту дверь, — прошептал Оссейон, потирая челюсть четырехпалой ручищей. — Нам бы лучше быть готовыми к этому.

— Какая беда?

— Пять-шесть аркимов — ты, вероятно, знаешь, о ком речь, — взвинтили себя. Хуже всех Баситор и Хинтис. Я видел такое раньше — берсеркеры! Самые страшные враги в бою, потому что их ничто не может остановить, кроме смерти. Нужно смотреть в оба. Эта парочка войдет первой, когда откроют дверь.

— Карана и Лиан? Я об этом не подумал. Где Таллия?

— На улице. Я схожу за ней.

Он ушел, а Шанд отозвал в сторонку Малиену и Селиалу.

— Я этого боялась, — сказала Малиена, узнав, в чем дело. Теперь пора, Селиала, — продолжала она, теребя густые рыжие волосы. — Мы должны оказать сопротивление или погибнуть.

— Лиан — это ключ, — ответила Селиала, которая была похожа на привидение.

— Да! Как только дверь откроется, мы должны его вынести. Нас пятнадцать, и только семь верны Тензору. Я пойду за Лианом, — сказала Малиена, — а ты перекроешь им путь, пока я буду его уводить.

Вскоре раздалось несколько мощных взрывов, которые следовали один за другим, и, наконец, самый оглушительный. Пыль закружилась в воздухе.

— Вот оно, — прошептала Малиена. — Наше время пришло, мой друг Селиала. Арким против аркима. Какой ужасный день! Не подведи нас теперь.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил Лиан Феламору, когда она вернулась.

— Это имеет отношение к Непреодолимой Преграде, — ответила та, — которая заточила нас на Сантенаре так же, как мы заточили Рулька в Ночной Стране. Лиан, расскажи мне, что случилось после смерти Шутдара, да поскорее.

Лиан подскочил. Она знает, что он ищет разгадку этой тайны уже целый год?

• Предыдущая
• 110/119
• Следующая