Мир глазами Гарпа - Ирвинг Джон - Страница 132

• Предыдущая
• 132/157
• Следующая

Эллен Джеймс закрыла глаза, словно от счастья лишилась чувств, и, когда стюардесса попросила пристегнуть ремни безопасности, девочка ее не услышала. Гарп сам пристегнул ей ремень. И весь недолгий перелет до Бостона Эллен «не умолкая» изливала свое изболевшееся сердечко в бесконечных записках.

«Я этих джеймсианок просто ненавижу! — писала она. — Я бы никогда с собой такого не сделала!» Открыв рот, она продемонстрировала Гарпу зияющую там пустоту. Он весь похолодел. «Я хочу говорить обо всем на свете; я хочу высказать все, что у меня на душе».

Гарп заметил, что большой палец ее правой руки несколько искривлен, а указательный чуть ли не вдвое длиннее, чем на левой руке. «Пишущий» мускул у Эллен Джеймс был необычайно развит. Да уж, писательские судороги тренированным пальцам этой девочки вряд ли знакомы, думал он.

«Слова приходят, приходят…" — писала она и после каждой строчки ждала, когда он кивнет головой в знак того, что успел все прочитать, и только тогда продолжала. Она описала ему всю свою жизнь. Учительницу английского языка в средней школе — единственного человека, который имел там для нее какое-то значение. Экзему, которой страдала ее мать. Автомобиль «форд-мустанг», который ее отец водил слишком быстро и неосторожно.

«Я прочитала все книги, какие мне попадались», — писала Эллен Джеймс. Гарп рассказал ей, что его жена Хелен тоже очень любит читать и они, наверное, друг другу понравятся. Взгляд девочки отражал радужные надежды, переполнявшие ее душу.

«Кто был Вашим самым любимым писателем в детстве?» — спросила она его.

— Джозеф Конрад, — ответил Гарп.

Она вздохнула, одобряя его выбор, и написала: «А у меня — Джейн Остин».

— Это хорошо, — искренне похвалил Гарп

Когда самолет приземлился, она так устала, что практически спала на ходу, и Гарп провел ее по коридору аэропорта и просто прислонил к конторке, заполняя необходимые квитанции, чтобы взять напрокат машину.

— Т. С. ? — спросил человек, который их обслуживал. Одна из фальшивых грудей Гарпа съехала набок, и чиновнику, видно, стало не по себе: возможно, ему показалось, что это странное тело, с ног до головы затянутое в бирюзовый комбинезон, вот-вот развалится.

В машине, мчавшейся по темному шоссе на север, в Стиринг-скул, Эллен Джеймс спала, свернувшись, как котенок, на заднем сиденье. В зеркальце заднего вида Гарп заметил, что на коленке у нее до крови содрана кожа. Во сне она сосала большой палец.

В конце концов похороны оказались вполне под стать Дженни Филдз, и нечто очень важное перешло от матери к сыну. Теперь уже он как бы стал для кого-то братом милосердия. Но что было куда важнее, Гарп наконец понял, в чем заключался талант его матери: инстинкт у нее всегда работал безошибочно, а потому Дженни Филдз всегда поступала правильно. Когда-нибудь, надеялся Гарп, я увижу и пойму связь между полученным сегодня уроком и своим стремлением к писательскому труду, впрочем, это личная цель, и на ее достижение потребуется некоторое время. Самое же главное заключалось вот в чем: именно в машине, мчавшейся в Стиринг с настоящей Эллен Джеймс, мирно спавшей на заднем сиденье, ТС. Гарп решил непременно стать больше похожим на свою мать. На Дженни Филдз.

Наверное, это решение весьма порадовало бы его мать, если бы пришло Гарпу в голову, когда мать была еще жива.

«Смерть, — писал впоследствии Гарп, — похоже, не любит дожидаться, когда мы будем готовы встретиться с ней. Хотя смерть достаточно снисходительна и, когда это возможно, развлекается, устраивая всякую театральщину вместо обычной кончины».

Итак, Гарп, лишенный всякой способности к самозащите, но утративший и ощущение близости Подводной Жабы — во всяком случае, с тех пор как прибыл в Бостон, — вошел в дом Эрни Холма, своего тестя, неся на руках спящую Эллен Джеймс. Ей было сейчас лет девятнадцать, но весила она гораздо меньше, чем Дункан.

Гарп никак не рассчитывал увидеть в мрачноватой гостиной Эрни сильно поседевшего и постаревшего декана Боджера, в полном одиночестве смотревшего телевизор. А старый декан, собиравшийся на пенсию, хоть и не удивился при виде Гарпа, одетого как последняя шлюха, но с ужасом смотрел на спящую Эллен Джеймс у него на руках.

— Она что же… — пролепетал Боджер.

— Она спит, — успокоил его Гарп. — А где все? — И не успел еще отзвучать его вопрос, как он услышал шлепок холодного брюха Подводной Жабы по холодному полу притихшего дома.

— Я пытался с тобой связаться, — сказал декан Боджер. — Эрни…

— Сердце? — догадался Гарп.

— Да, — сказал Боджер. — Врачи чем-то напоили Хелен, чтобы она уснула. Она наверху. А я решил подождать тебя здесь — ну, понимаешь, вдруг бы дети проснулись и им что-нибудь понадобилось. В общем, чтобы ее никто не будил. Мне очень жаль, Гарп. Иногда все разом валится на голову, просто с ума сойти можно!

Гарп знал, как Боджер любил его мать. Он положил спящую Эллен Джеймс на диван в гостиной и выключил наконец этот проклятый телевизор, который делал лицо спящей девушки совершенно синим.

— Эрни умер во сне? — спросил Гарп Боджера, стаскивая свой парик — Вы его здесь нашли?

Бедный декан отчего-то вдруг занервничал и ответил не сразу.

— Он был на кровати… наверху, — помолчав, сказал Боджер. — Я его снизу окликнул, но он не отвечал, и я решил подняться наверх… Ну и там нашел его… Я привел его в порядок — прежде чем звать кого бы то ни было.

— Вы привели его в порядок? — удивился Гарп. Он расстегнул молнию на бирюзовом комбинезоне и избавился от своего чудовищного бюста. Возможно, старый декан решит, что это просто маскарадный костюм, в котором путешествовал Гарп, ставший знаменитым писателем.

— Пожалуйста, не говори Хелен! — строго велел ему Боджер.

— Не говорить ей чего! — удивился Гарп.

Боджер вытащил из-под обширного жилета журнал. Тот самый порнографический журнал, где была опубликована первая глава «Мира глазами Бензенхавера». Журнал выглядел очень старым и потрепанным.

— Эрни смотрел на эти фотографии, — сказал Боджер, — когда у него сердце остановилось.

Гарп взял у него журнал и без труда представил себе сцену этой смерти. Эрни Холм мастурбировал, глядя на фотографии «бобров со вспоротым брюхом», и его старое сердце не выдержало. Во времена Гарпа в Стиринг-скул бытовала шутка насчет того, что это, мол, наилучший способ «покинуть сей мир». Ну что ж, Эрни именно так его и покинул, а добрый декан Боджер натянул знаменитому тренеру штаны и спрятал журнальчик подальше от его дочери.

— Врачу-то мне, конечно, пришлось рассказать, ты же понимаешь, — сказал Боджер.

И Гарпу вдруг пришла на ум тошнотворная метафора из прошлого его матери, но он не стал произносить ее вслух при старом декане. При мысли об одинокой жизни Эрни Гарп совсем пал духом.

— Вот и твоя мама тоже! — вздохнул Боджер, качая головой; холодный свет фонаря за окном освещал ночной кампус Стиринг-скул. — Твоя мама была необыкновенной женщиной! — задумчиво пробормотал Боджер. — И настоящим бойцом! — прибавил он с гордостью. — У меня, между прочим, до сих пор хранятся копии тех записок, которые она писала Стюарту Перси.

— Вы всегда были очень добры к ней, — сказал Гарп.

— Знаешь, она стоила сотни таких, как Стюарт Перси! — вздохнул Боджер.

— Это точно! — поддержал его Гарп.

— А ты знаешь, он-то ведь тоже умер, — сказал Боджер.

— Жирный Стью? — удивился Гарп.

— Ну да. Вчера. После «тяжелой продолжительной болезни» — ты ведь знаешь, конечно, что под этим подразумевается?

— Нет, — сказал Гарп. Он никогда об этом даже не задумывался.

— Чаще всего рак, — мрачно пояснил Боджер. — И он, кстати, действительно болел очень долго.

— Да? Что ж, мне очень жаль, — сказал Гарп, думая о Бедняжке Пух и, разумеется, о Куши. И о своем старинном противнике Бонкерсе, которому когда-то откусил ухо; этот противный вкус он порой еще чувствовал во сне.

• Предыдущая
• 132/157
• Следующая