Сын цирка - Ирвинг Джон - Страница 98

• Предыдущая
• 98/183
• Следующая

На фотографиях обычно многолюдная лестница перед храмом была пуста, прилавки для цветов и кокосовых орехов разгромлены. Всюду только сандалии и туфли! У основания лестницы, ведущей к храму, детектив Пател заметил высокие плетеные корзины, в которых держали кобр. Корзины были перевернуты и, естественно, заклинатели змей убежали с остальной толпой. Но куда же делись кобры?

Заместитель комиссара полиции представил эту ужасную сцену — вопят бегущие люди, а змеи расползаются в стороны. Детектив подумал, что обычно кобры заклинателей змей не имеют ядовитых зубов, однако укусить они все же могут.

Фотографии не давали полной картины преступления. Что там случилось? Бросил ли кобру один заклинатель змей на другого? Споткнулся ли турист о корзинку с кобрами? В секунду змеи оказались на свободе, и толпа побежала, бросая свою обувь. В чем же заключалось преступление?

Заместитель комиссара полиции вернул рапорт о змеях в отделение полиции района Тардео. Разбежавшиеся кобры были их проблемой. Возможно, ядовитых зубов у них не было. Если змеи принадлежали заклинателям, то по крайней мере они были прирученными. Но даже шесть змей в районе храма Махалакшми и вполовину не представляли такой угрозы, как один Рахул.

К удивлению Фарука, за монастырской оградой Мартин Миллс продемонстрировал послушание хорошо дрессированной собаки. «Скромность во взоре», которой в прошлом так восторгались, не сходила с его лица. Теперь он гораздо больше походил на монаха, чем на иезуита. Доктор представил, что отец-ректор, отец Сесил и брат Габриэль ожидали увидеть шумного клоуна в гавайской рубашке, и его разочаровало то почтительное отношение, с которым они приветствовали будущего священника. В мятой, дешевой одежде, приобретенной на Фэшн-стрит, с побитым и испещренным шрамами лицом, с прической, как из концентрационного лагеря, Мартин Миллс произвел на них серьезное впечатление.

Доктор задержался в миссии, поскольку искал возможность поговорить с отцом Джулианом. Он хотел предупредить его, что Мартин Миллс сумасшедший. Однако потом Фарук начал сомневаться, следует ли ему вмешиваться в судьбу только что прибывшего человека. К тому же он не мог поговорить с отцом-ректором наедине — они приехали, когда учащиеся только закончили ленч. Отец Сесил и брат Габриэль, чей общий возраст превышал 145 лет, спорили, кому нести чемодан новичка, и отцу-ректору пришлось ознакомить Мартина с миссией. Дарувалла сопровождал их сзади.

Окончив этот колледж, Фарук лишь изредка и недолго бывал здесь. В холле перед входом были вывешены списки выпускников. Государственный сертификат об окончании средней школы выдавался после сдачи экзаменов. С бесстрастным интересом Фарук осмотрел эти списки. В 1973 году колледж Святого Игнатия продемонстрировал свою связь с Испанией: в числе получивших сертификат значился Пикассо. Должно быть, это была идея брата Габриэля. Фотография художника висела среди фотографий выпускников, будто Пикассо также сдал все экзамены. Под ней только красовалась приписка: «Пикассо отошел в мир иной».

В списках выпускников 1975 года упоминалась 300-летняя годовщина коронации Шивайи. В списках выпускников 1976 года отмечалось проведение Олимпийских игр в Монреале. В 1977 году оплакивалась смерть Чарли Чаплина и Элвиса Пресли, чьи фотографии также соседствовали с фото выпускников. Сентиментальность в духе составителей календарей выступала в содружестве с религиозным и националистическим энтузиазмом. В зале перед входом статуя Святой Девы, стоявшая ногами на голове змея с яблоком во рту, превышала человеческий рост. Казалось, она срывает злобные замыслы искусителя и изменяет содержание Ветхого Завета. На стене холла рядом висели портреты Папы Римского и молодого Джавахарлала Неру.

Под влиянием прошлого, сокрушаясь по поводу того, что не смог впитать в себя все высоты культуры, Фарук почувствовал, как уменьшается его решимость поговорить с отцом-ректором о Мартине Миллсе. Зачем кого-либо предупреждать? Все здесь говорило о выживании, видимо, под благодатным влиянием самого Игнатия Лойолы. Кроме того, везде и во всем господствовали скромность и раскаяние.

Фарук подумал, что культ матери определенно помогает католикам в Бомбее и в других частях Индии, где они преуспевают. Ведь почитание Непорочной Девы — не один ли еще вариант культа матери, не так ли? Матерь Божия явно превосходила всех в скульптурной группе даже в этом колледже, где обучались только мальчики.

В списках выпускников Дарувалле лишь изредка попадались английские имена, однако, хорошее знание английского при поступлении было главным требованием. От каждого выпускника колледжа ожидалось безупречное владение этим языком. Преподавание, все письменные работы, общение учащихся между собой — все на английском.

Фарук подошел к фотографии, запечатлевшей последнюю поездку младших школьников. На всех мальчиках белые рубашечки и голубенькие галстуки, голубенькие шорты и такого же цвета гольфы. Только туфли были черными. «Наши юниоры, карлики, полукарлики и т. д. », — прочел доктор подпись под снимком и ему не понравилась эта аббревиатура.

В медицинском пункте на койке скрючился от боли в животе мальчик, над ним висела серийная фотография заката солнца над мавзолеем Хаджи Али. И здесь подпись, сопровождающая заход небесного светила, поразила Фарука. Такая же заумная, как все, что изрекал Мартин Миллс: «Ты живешь лишь однажды, но если ты живешь правильно, то этого достаточно».

На этаже, где проходили музыкальные занятия, Даруваллу остановило странное звучание фортепиано и чье-то фальшивое пение. Он так и не узнал песню, а ведь это была известная «Мягко катись, любимая колесница». Урок вела и пела незамужняя учительница английского языка по имени мисс Тануя. Фарук услышал, как отец Джулиан объяснял Мартину Миллсу, что сейчас очень популярен доказавший свою эффективность метод изучения иностранного языка при помощи заучивания песен. Фарук прислушался. Лишь несколько детей подпевали учительнице, остальные что-то невнятно бормотали под аккомпанемент дрожащего голоса мисс Тануя. Прав ли отец-ректор, спросил себя Дарувалла. Но может, проблема не в методе обучения, а в самой учительнице?

Она напомнила доктору тех индианок, которых безобразит европейская одежда. Мисс Тануя носила эту одежду без всякой естественности и была в ней нелепа. Может быть, дети не могли петь песню о колеснице, поскольку их удручал внешний вид и несоответствующая стилю одежда учительницы. Похоже это отметил даже Мартин Миллс. Судя по всему, женщина никак не может выйти замуж. Фарук машинально и без снисхождения отмечал в ней те несуразности, которые бросались в глаза. Очень круглое светло-шоколадное лицо, на котором странно смотрелись угловатые очки. Загибающиеся кверху дужки очков украшали маленькие бриллианты. Вероятно, Тануя думала, что такая оправа скрасит ее круглое, полное лицо.

Фигура учительницы напоминала полноватые фигуры молодых студенток. Ее темная юбка слишком сильно обтягивала бедра, длина юбки явно не соответствовала росту: мисс Тануя была коротышкой и юбка как бы срезала наполовину ее ноги. У Даруваллы сложилось впечатление, что полные колени женщины на самом деле являлись сжатыми кулаками, а маленькие полные ножки были руками.

Блузка переливалась голубовато-зелеными сполохами, словно блики воды в пруду. Хотя самыми эффектными у этой женщины были ее округлые формы, она надела лифчик, который ее уродовал. На основании своих малых сведений об этом предмете, Дарувалла определил устаревший фасон, форма чашечек у него больше годилась для защиты от ударов шпаги при фехтовании, чем для подчеркивания естественной красоты груди. Между сильно приподнятыми кверху и явно выпиравшими грудями мисс Тануи свисало распятие. Складывалось богохульное впечатление, что Христос на кресте переносил мучения и от поклонов на обширных и приподнятых грудях учительницы.

— Мисс Тануя преподает у нас вот уже много лет, — прошептал отец Джулиан.

• Предыдущая
• 98/183
• Следующая