Мистификация - Ирвинг Клиффорд - Страница 70

• Предыдущая
• 70/99
• Следующая

В конце испытания я поднял бокал и сказал:

– И в заключение, леди и джентльмены, не могу сделать ничего лучшего, кроме как провозгласить любимый тост Ховарда Хьюза, – хотя бурбону он предпочитает обезжиренное молоко и минеральную воду из Польши.

"Ле хаим" вертелось у меня на языке, но я затолкал его подальше. Это было бы уже чересчур.

– Смятение нашим врагам, – сказал я твердо.

Я заметил, как Дик пролил кофе и закрыл лицо салфеткой, чтобы сдержать смех, и, греясь в теплых волнах аплодисментов, вернулся на свое место. Альберт Левенталь подобрался ко мне:

– Неплохо было бы упомянуть Дика Саскинда, вы так не думаете? Очень милый и уместный жест.

– Да, действительно, непростительная ошибка. – Я снова поднялся, постучал ложкой о бокал, призывая к тишине, и сказал: – И последнее по очереди, но не по степени серьезности: я должен отдать самый важный долг... как сказал бы Ховард. Я хотел бы, чтобы вы все поприветствовали моего соавтора, Ричарда Саскинда, оказавшего неоценимую помощь в работе над книгой, ведь он сопровождал меня на протяжении всего пути. И без которого, должен признаться, я не смог бы проделать весь этот труд и написать книгу такой, какой она получилась. Давайте поприветствуем Дика, он этого заслуживает.

Залившийся краской, улыбающийся Дик привстал в своем кресле, блистая золотистой жокейской рубашкой, купленной в Помпано-Бич, воздел руки над головой, прямо как бесподобный Примо Карнера, только что отправивший в нокаут Джека Шарки, поклонился направо и налево и снова сел. Раздались бурные аплодисменты. Круглое лицо Дика светилось восторгом. Альберт Левенталь хлопнул меня по руке и кивнул.

– Отлично, – сказал он. – Это было очень мило.

Когда минут через пятнадцать или двадцать мы с Диком сбежали ("Извините, – печально говорил я всем и каждому, – но нам нужно вернуться к работе"), то в холле свернули не в ту сторону и очутились в комнате, переполненной продавцами. С подиума снова вещал Левенталь:

– ...и Ирвинг прав. Если продажи за первую неделю будут меньше ста пятидесяти тысяч экземпляров, то придется констатировать, что вы неправильно выбрали работу. Давайте теперь рассмотрим район за районом...

Мы торопливо закрыли дверь и вернулись на улицу.

– Господи, – выдохнул Дик, – ты веришь во все это?

Я медленно покачал головой:

– С трудом. Но они мне верят. Так и должно было случиться.

Мы жадно дышали свежим морозным воздухом, температура заметно упала с начала церемонии, но ничто не могло нас успокоить, остудить. Мы знали, что там, в Гемпшир-хаузе, механизм неумолимо продолжал движение, колеса закрутились. Солнечный свет заливал Центральный парк, около площади в линию выстроились автомобили – все это напоминало картину, нарисованную ребенком. Здесь – фантазия, там, позади, – реальность.

– Сколько экземпляров они собираются продать? – пристал ко мне Дик.

– Об этом же спросил меня Левенталь. Устроили встречу, на которую даже меня позвали, попытались все просчитать. Он повернулся ко мне и спросил, сколько, по моему мнению, они смогут продать, и я ответил: "Четыреста пятнадцать тысяч за первый год". Тогда он сказал менеджеру по продажам, что имеет смысл сделать первый тираж в сто пятьдесят тысяч. Сейчас они увеличили до двухсот и с клубом "Книга месяца" им придется дотянуть до полумиллиона. И это только первый тираж.

Дик выглядел озадаченным:

– Почему он спросил тебя о количестве? Что, черт возьми, ты смыслишь в таких вещах?

– Абсолютно ничего. Какие бы вопросы у них ни возникали в эти дни, они все время спрашивают меня и принимают мои слова, как истины из Писания. Это бред, но именно так все и происходит.

– Почему ты сказал "четыреста пятнадцать тысяч"?

– Да откуда же я знаю? Взял с потолка. Первое число, пришедшее мне в голову. Звучало вполне неплохо, не правда ли?

Дик не мог прийти в себя, даже когда мы сели в такси и я назвал адрес здания "Макгро-Хилл".

– Господи, – повторил он. В его голосе не было богохульства, только трепет от того, что выше нашей власти и понимания. – Может быть, ты прав, – пробормотал он. – Они могут опубликовать эту чертову книгу...

– А кто, скажи на милость, сможет им помешать? – спокойно сказал я.

Ответ на мой вопрос пришел раньше, чем ожидалось, – в тот же день. Эйфория не отпускала нас еще несколько часов, и мы с Диком потратили их, работая над рукописью в конференц-зале на двадцать девятом этаже здания "Макгро-Хилл". Роберт Стюарт, редактор книги, почувствовал, что я слишком сильно преуменьшаю свою роль в наших с Хьюзом беседах, проявляю излишнюю скромность, и сказал:

– Сделайте свои вопросы более заметными и глубокими. Они слишком легкие и отрывистые.

– Вы хотите сказать, вернуться к изначальным вопросам на записи? К тем самым, которые вы сказали удалить?

– Ну, в общем, да, – признал он, – что-то вроде того.

В это же время юристы "Макгро-Хилл" усердно вычитывали уже готовый вариант и вторгались в нашу рабочую жизнь со все новыми и новыми предложениями. Пасквильный отрывок о Норрисе Полсене, в прошлом мэре Лос-Анджелеса, пришлось выбросить целиком. Эпизод с Никсоном надлежало немного изменить – как из-за нелицеприятных намеков, так и сообразно с политической ситуацией. Описание Хьюзом Линдона Джонсона, "выбирающегося из бассейна Белого дома со своим техасским членом гигантского размера, выставленным на всеобщее обозрение", нужно было сильно сократить.

– Джонсон сейчас – частное лицо, – объяснил мне Фостин Джеле, – он может подать иск.

– Вы бы стали подавать в суд, если бы вам было под семьдесят и кто-то сказал, что у вас был огромный техасский член?

Джеле признал мою правоту, но продолжал настаивать:

– В этой книге отличный материал. Изъятие некоторых спорных моментов ей не повредит. Давайте не будем создавать проблем там, где не нужно.

Я оспаривал каждое замечание, сражался за неприкосновенность своего детища, а не Ховарда, и это делало меня настолько упрямым, что Фостин зачастую поражался, зачем я с такой яростью выступаю против возможной редакции текста.

– Взгляни, – объяснял он, – Хьюз описывает, как он управлялся с акциями "Транс уорлд эйрлайнз" на Нью-йоркской фондовой бирже, чтобы снизить свои грядущие убытки. Теперь я уверен, что это правда, иначе он бы так не сказал, – но акционеры "Транс уорлд эйрлайнз" могут спокойно вчинить иск.

– Фостин, если я это выброшу, он меня убьет. Этот человек решил говорить всю правду. Ради бога, я же не могу ее обескровить.

– А что с тем делом, когда он выплатил сто тысяч долларов демократам, чтобы аннулировать обвинение? – Джеле говорил о мошенничестве, приписанном авиакомпании Хьюза в 1948 году, когда компания использовала льготы ветеранов и закупила несколько Си-47 подешевле, затем переоборудовав их в роскошные самолеты для бизнесменов. – Его собственная компания огребет проблем по полной за ту аферу.

– Это через двадцать-то лет?

– Вполне возможно. В любом случае, их репутация после этого не восстановится.

– Подозреваю, что ему это до лампочки, – настаивал я. – Человек просто честен.

– Я читал рукопись, – ответил Фостин. – А еще он чокнутый.

– Это твоя единственная мысль после прочтения?

– Это заключение, которого трудно избежать. Он устанавливает свинцовый экран напротив своего телевизора, отсекая гамма-лучи. Говорит, что все, включая его дядю, хотят его убить, а цена за его голову – полмиллиона долларов. По-твоему, это речи совершенно нормального человека?

Я обдумал эту фразу.

– Мне придется сократить эти части, не хочу, чтобы у читателя сложилось превратное представление. Я очень многим обязан Ховарду.

В то утро Джеле тоже остановился у конференц-зала, обеспокоенный последним истеричным письмом от Честера Дэвиса.

– Ты разве не сказал Беверли Лу, – спросил он, – что твой коллега случайно встретился с Хьюзом в Калифорнии?

• Предыдущая
• 70/99
• Следующая