Выбери любимый жанр

Вечный зов. Том I - Иванов Анатолий Степанович - Страница 20


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

20

Колька, продолжая одной рукой оглаживать круп, другой осторожненько выбрал из хвоста прядку волос, намотал на кулак, стремительно отскочил назад и что есть силы дёрнул. Но то ли конский хвост был очень крепок, то ли от жадности Колька захватил слишком большую прядь, только выдернуть её ему не удалось. Жеребец заплясал от боли, вспахивая копытами землю. Колька шарахнулся было прочь, но руку накрепко захлестнуло конским волосом. Жеребец взбрыкнул задними ногами, чудом не расколов парнишке голову. Колька отскочил в сторону, пытаясь выпутать из хвоста руку. И в это время Карька-Сокол, изогнувшись, хватанул его оскаленными зубами за бок…

Когда ребята подбежали к Инютину, тот лежал ничком, не шевелясь. С оголённого бока свешивался кровавый лоскут кожи почти в ладонь величиной.

Застонав, Николай открыл глаза, сел и поглядел на свой бок, из которого хлестала кровь. Снял порванную лошадиными зубами рубаху, разодрал её на узкие полосы, прилепил на место свесившийся лоскут кожи и молча принялся себя перебинтовывать.

— Ладно, пойду в больницу, — сказал он, поднимаясь.

Бок ему залечили, только на всю жизнь обозначился на смуглом Колькином теле подковообразный белый рубец. Да навсегда прилипла к Инютину после этого звучная кличка Карька-Сокол.

Несмотря на то что с ним то и дело случались подобные происшествия, Колька слыл хвастуном и безудержным вралём. Может, потому, что, рассказывая о действительных своих приключениях, он всегда что-нибудь преувеличивал, приукрашивал, а то и привирал.

Рассказав о случае на Лешачином омуте, он отошёл в сторонку, сел на горячие камни и нахохлился.

— Это разве рыбалка! — крикнул Андрейка, вышел из воды и швырнул на землю удочку. — Совсем клёву нету.

Семён, стоя спиной к реке, глядел в степь, на дорогу. По ней шёл какой-то человек. Он миновал столбы высоковольтной линии и на развилке повернул влево, в сторону от реки, на Звенигорский перевал.

— Димка, глянь, что там за дядька шагает по дороге в Михайловку? — проговорил Семён.

— Обыкновенно… С котомкой, в сапогах. А в руках палка, — сказал обладавший ястребиными глазами Димка.

— А не дядя это Иван?

— Да откеля ему? Он же в тюрьме!

При этих словах Витька Кашкаров, опять давно сидевший в сторонке, вскочил, глянул на уходившего к перевалу человека. И, сев на прежнее место, снова принялся угрюмо разглядывать потрескавшиеся от цыпок ноги.

— Почудилось. Плечи у него такие же сутулые, как у дяди Ивана, — проговорил Семён.

Солнце тяжёлыми струями всё полосовало землю, словно занялось целью расплавить её. Раскалённые прибрежные камни, которые время от времени окатывала ленивая и тёплая речная волна, тотчас, на глазах, обсыхали. Бабочки-капустницы, ещё полчаса назад мельтешившие под ногами, куда-то исчезли. Небо было по-прежнему пустынным, только на одном его краю, там, где за текучим маревом недавно вспух маленький ватный комочек, сейчас пузырился огромный столб больнично-белых облаков. Верхушка облачного столба была намного шире основания и, увенчанная громадной шапкой, от тяжести заломилась на правый бок, грозя рухнуть как раз на Шантару.

— Вот что, рыбачки-мужички, — сказал Семён, сбрасывая рубаху, — до вечера клёва ждать нечего. Давайте искупаемся, а потом сварим уху из Димкиного подъязка и Андрейкиного окуня. Пока она варится, я покажу вам несколько приёмов самбо. В том числе «мельницу».

Семён разделся, с полминуты постоял на горячих камнях под завистливыми взглядами ребят. Крепкое, с буграми мышц его тело отсвечивало на солнце медью. На широких, сильных плечах, сожжённых солнцем почти до черноты, упрямо сидела чуть угловатая голова. И короткая шея, и широкие скулы, и крутой лоб — всё было покрыто плотным загарным слоем, лишь густые белые волосы солнце не в силах было сжечь, и они пламенели, как флаг, белым непотухающим огнём.

Постояв у самой кромки воды, Семён чуть присел, резко выпрямился, взмахнув одновременно руками, и казалось, неведомая сила легко оторвала и стремительно кинула далеко от берега, в прохладную глубь реки, его тяжёлое тело. Следом за ним попрыгали в воду и остальные. Лишь Витька так и не тронулся с места. Сидя на берегу под палящим солнцем, он молча разгребал в мокром песке ямку.

Несколько минут ребята плавали у берега, хохоча и дурачась, вздымая радуги водяных брызг. Первым вылез на берег Семён, не одеваясь, порылся в карманах брюк, закурил. С его остуженного водой тела скатывались прозрачные капли.

— Скажи-ка, Витя, что такое с тобой? Дома что-нибудь? — спросил он, присев возле парнишки.

— Отвяжись ты, — вяло сказал тот, встал и пошёл прочь от берега.

Семён догнал его в несколько прыжков, загородил дорогу.

— Ну что, что?! — почти со злостью выкрикнул Витька, вскидывая давно не стриженную головёнку. — Что тебе надо?

— Мне-то ничего. — Семён взял парнишку за плечо. — Я ничем не могу тебе помочь?

— Не можешь! Да, не можешь! — с отчаянием вскрикнул Витька, сбросил тяжёлую Семёнову руку и пошёл дальше. Однако через несколько шагов обернулся. — К нам сёдни ночью этот… Макар Кафтанов приехал, понял?

— Макар?! — воскликнул Семён и невольно поглядел вправо, на дорогу, по которой недавно в Михайловку прошагал человек с котомкой, издали похожий на дядю Ивана, уже несколько лет находившегося в заключении.

Витька понял этот взгляд, проговорил:

— Может, они вместе и приехали.

Семён хмуро молчал. Макар Кафтанов, его дядя по матери, был знаменитым вором, большим специалистом по ограблению магазинов. В свои двадцать восемь лет он уже имел шесть судимостей…

* * * *

После завтрака Фёдор Савельев через хлев вышел на двор, крикнул зычно и властно:

— Кирья-ан!

Тотчас отмахнулись в инютинской избёнке дощатые двери, на покосившееся крылечко с лохмотьями облезающей краски стрелой выскочил, что-то дожёвывая, Кирьян Инютин.

— Позавтракал? Айда на станцию.

— Воскресенье же… Я поллитровку в погреб кинул, чтоб нахолодала.

— Какая поллитровка! На носу уборочная, а твой трактор ещё в развале весь.

— Так… Чего же, раз надо, стало быть, значит, я разом, — тотчас согласился Кирьян.

Избёнка Инютиных, сложенная из тонких и корявых бревёшек, рядом с просторным домом Савельевых казалась особенно маленькой, ветхой и невзрачной. Таким же невзрачным и никудышным был узкоплечий и гололобый Кирьян Инютин по сравнению с глыбистым, медвежковатым Фёдором Савельевым.

Кирьян нырнул обратно в тёмный зев сенок. С огорода, неся что-то в фартуке, подошла к крыльцу жена Кирьяна — остроносая, с узкими глазами, из которых вечно бил шалый огонёк, Анфиса. Крутогрудая и статная, она, несмотря на свои тридцать девять лет, всё ещё казалась девчонкой.

Она шла, не замечая Фёдора. Её старенькая, ветхая юбчонка была высоко подоткнута, красные, нахолодавшие икры, вымоченные росной огородной зеленью, залеплены грязью.

— Здоровенько ночевали, — сказал Фёдор.

— Ой! — воскликнула женщина, торопливо одёрнув юбку.

Фёдор шагнул к плетню, разделявшему их усадьбы.

— Подойди-ка…

Анфиса качнулась, словно в нерешительности, подошла.

— Ну? — Глаза её были опущены, припухшие, красноватые веки чуть подрагивали.

— Как стемнеет, буду ждать… в наших подсолнухах, а? — трогая ус, кивнул Фёдор на делянку подсолнухов, прилепившуюся на задах огорода. — Придёшь?

Анфиса брызнула на Фёдора крутым, как кипяток, взглядом и молча принялась рассматривать молоденькие огурчики, лежавшие у неё в фартуке.

— Жалею я, что отдал тебя Кирьяну, — усмехнулся Фёдор. — Ишь, не стареешь будто. Износу тебе нету. А моя Анна…

— Чего теперь об этом… — вздохнула Анфиса.

— Так придёшь?

— Ладно. Если Кирьян не проснётся, — просто сказала Анфиса и, видя, что Кирьян вышел из дома, ткнула огурцом в широкую ладонь Фёдора. — Попробуй, с нашего огорода.

— Огородница ты знатная, на всю улицу, — произнёс Фёдор.

20
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело