Вечный зов. Том I - Иванов Анатолий Степанович - Страница 67

• Предыдущая
• 67/167
• Следующая

За всё это время Иван даже заикнуться не посмел о новой поездке в райцентр. Он знал, что где-то на полях колхоза косит хлеба своим комбайном Фёдор. Но он ни разу не видел брата, не стремился к встрече с ним. Когда пастушил, видел иногда вдалеке комбайн, различал на мостике маячившую фигуру брата. И каждый раз отгонял стадо подальше в сторону.

Наконец Назаров выделил для перевозки картофеля шесть бричек. С бричками приехал сам, крикнул Ивану, спрыгивая на землю:

— Ну вот, давайте! Может, бог ещё потерпит маленько, не расквасит погодку.

Бог терпел, видимо, из последних сил. В небе угрожающе качались грязные, холодные тучи, тяжело набрякшие водой пополам со снегом. Жёстко похлёстывал ледяной ветер, кидал на изрытое картофельное поле из ближайшего перелеска горсти сухих берёзовых листьев, засыпал ими лунки.

— Хлеба-то все скосили? — спросил Иван.

— Все считай… Осталось маленько, Фёдор, брательник твой, сожнёт за неделю.

— Как он тут? — впервые после возвращения заговорил о нём Иван.

— А ничего, — усмехнулся Панкрат. — Робит старательно.

Женщины и ребятишки живо нагружали брички-бестарки, усталые лошади стояли, опустив плоскощёкие морды.

— Достаётся нынче животинам, — сказал Панкрат и продолжал: — Вчерась на оставшуюся полосу направил мужиков с косами да баб с серпами. Смахнём, думаю, поживее остатки. А Фёдор — с матерками. «Не лезьте, говорит, сам скошу». Всё жадничает, чтоб поболе заработать. Куда человек жадничает? Ну, думаю, чёрт с тобой, коси. Хлеба с той полосы так и так шиш возьмём, всё ветром выхлестало, нечего людей маять. А Фёдору, конечно, легче пустой хлеб убирать. Он со скошенных гектаров получает.

Ветер шуршал картофельной ботвой, негромко хлопал полами заскорузлого назаровского дождевика.

— На тракторе-то у него кто? Всё Кирьян Инютин? — спросил Савельев.

— Он. Молчком всю осень работают. Надутые, как сычи. Того и гляди, вцепятся друг в дружку — аж перья посыпятся.

— С чего они так?

— А дьявол их разберёт.

Брички были нагружены, Иван хотел их отправить, но председатель сказал:

— Ты езжай сам с ними в деревню. Там Агата баню топит. Отмоешь грязь — и в Шантару ступайте с ней. Старший брат твой, Антон, звонил, приглашал сёдни ввечеру. Там грузовик на элеватор к ночи пойдёт, уедете с ним. А я тут сам… Завтрева вернёшься.

— Ну что ж, ладно…

— Ага, ступай, съезди… Соберётесь все вместе, поговорите, — кашляя, добавил Панкрат. — Фёдора он тоже звал.

— Фёдора?

— Ну и что ж? Съест он тебя, что ли, там? Ступай. Поглядите друг на дружку. — И, видя, что Иван колеблется, добавил построже, даже прикрикнул: — Ступай, ступай!

— Так вот ты какой стал, Ваньша! — тиская Ивана, говорил Антон, отстраняя немного от себя, смотрел ему в глаза и снова прижимал к груди. — А это, значит, Агата, жена твоя? Такой я примерно и представлял Иванову жинку… Раздевайтесь же. Лиза, помоги им раздеться.

В маленькой кухоньке четверым было тесно. Электрическая лампочка без абажура заливала помещение ярким светом, и в этом свете Агата чувствовала себя так, будто, выкупавшись, вышла голая из воды, а вокруг народ.

— Да, время, время-то, Иван, что делает! — грустновато проговорил Антон, глядя на брата. — А мне всё помнишься ты белобрысым мальчонкой. Когда ж я тебя последний раз видел?

— А когда в Михайловке, потом в Звенигоре от жандармов прятался.

— Да, да, когда ж это было? Постой… Года через четыре, кажется, после девятьсот пятого? Ну да, в девятьсот шестом я в тюрьме сидел. В девятьсот девятом опять сел…

— В девятьсот десятом это было…

— Да, в десятом. Тридцать один год назад.

Агата глядела на братьев, что-то сжимало ей тихонько сердце, глаза пощипывало, электрическая лампочка расплывалась белым пятном, в голове ворошилась тревожная мысль: «А Фёдор? Счас и с Фёдором ведь Иван встретится…»

Ещё там, в Михайловке, отглаживая рубашку Ивану, Агата, наверное, в десятый раз проговорила:

— Мне-то, может, остаться, а, Вань? Чего мне там.

— Ничего, поедем…

И тогда она, глядя за окно, сказала, раздувая побелевшие ноздри:

— Ты ещё не знаешь меня. Я могу там Фёдору, если он что скажет про тебя… прямо глотку ему зубами перекусить.

— Да ты что? — испуганно наклонился к её лицу Иван.

Агата вздрогнула и пришла в себя.

— Ладно, поедем… сдержусь, может.

— Как вас по отчеству-то, Агата? — услышала она голос жены Антона. Елизавета Никандровна стояла рядом, чуть улыбалась.

— Да никак… просто Агата…

— Ну и хорошо. А меня просто Лиза… Очень хорошо, что мы наконец встретились. Идёмте! — Она настежь распахнула двустворчатые двери в комнату. — Там друзья Антона. Фёдор тоже должен подойти.

Услышав, что Фёдора нет пока, Агата почувствовала облегчение, смело шагнула за порог в просторную комнату.

Посредине комнаты стоял накрытый стол, у стены, на диване, сидели двое незнакомых ей людей, а третий, знакомый — секретарь райкома партии Кружилин — ходил по комнате и что-то рассказывал. При появлении их он замолчал, несколько мгновений глядел в упор на её Ивана, потом улыбнулся и протянул ему руку.

— Здравствуй, Иван Силантьевич, — сказал он просто.

Поздоровались и те двое, поднявшись с дивана. Длинный худой человек назвал себя Нечаевым, а круглый, невысокого роста толстячок — Иваном Ивановичем Хохловым. Оба, и Нечаев и Хохлов, с любопытством глядели на Ивана. «Знают, знают, что в тюрьме сидел! — кольнуло ей сердце. — Господи, ещё начнут расспрашивать, за что да как…» И она бессознательно качнулась к мужу, будто могла заслонить его от их вопросов.

Но ни Хохлов, ни Нечаев ничего не спросили.

— Что же, к столу, пожалуй, — сказал Антон, расставляя поудобнее стулья.

— Антон, Фёдора ещё нет с женой, — подала голос Елизавета Никандровна.

— Время военное, терять его нечего. Опоздавшим нальём штрафную, только и всего…

— Вижу — не шибко вроде мы желанные гости тут, — прогудел из кухни голос. Там, у порога, в расстёгнутом ватнике, держа в руках мерлушковую шапку, стоял, пошевеливая сросшимися бровями, Фёдор, за ним высокая женщина в тёмно-синем пальто. Из-за разговора и грохота отодвигаемых стульев никто не услышал, как они вошли с улицы.

Антон секунды две-три в упор смотрел через распахнутую дверь на среднего своего брата. Фёдор тоже глядел на Антона не мигая, чужим, выжидающим взглядом.

— Фёдор? — проговорил Антон вопросительно, будто ещё сомневался в этом, и шагнул в кухню.

Братья обнялись. Елизавета Никандровна кинулась раздевать Анну.

Через минуту Антон, подводя Фёдора к столу, говорил чуть возбуждённо, без упрёка:

— Что ж это ты, братец, так себя ведёшь? Я уж больше месяца как приехал, а ты и носа в Шантару не показываешь. Иван приезжал, хоть и не застал меня…

— Работа. Страда, — приглушённо ответил Фёдор. — Да и тебе, поди, не до меня.

Войдя в комнату, Фёдор крепко пожал руку Кружилину, запросто проговорил: «Здравствуй, Поликарп», потом Хохлову и Нечаеву. Этих он сперва тщательно обшаривал глазами из-под чёрных сросшихся бровей и уж потом протягивал широкую и крепкую, как дерево, ладонь.

— Ну и рука, знаете, у вас! — с улыбкой проговорил Нечаев. — Подкову, случайно, не разгибаете?

— Можем, — коротко ответил Фёдор, огляделся, словно поискал, нет ли кого в комнате, с кем надо ещё поздороваться. Хмурый взгляд его скользнул по Ивану, как по пустому месту. Антон заметил, как вспухли желваки на худых щеках Ивана, как дрогнули брови у Агаты, как Поликарп Кружилин, посасывая папиросу, задумчиво поглядывал на братьев по очереди. Только Нечаев с Хохловым ничего странного в поведении Фёдора не заметили, полагая, что Фёдор с Иваном виделись сегодня не один раз и здороваться здесь не обязательно.

Анна, войдя, тихо поздоровалась со всеми, никого в отдельности и не различая. Потом медленно повернула голову к Ивану. Стояла, глядела на него, сплетая и расплетая дрожащие пальцы.

• Предыдущая
• 67/167
• Следующая