Абсолютная гарантия - Иванов Борис Федорович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/111
- Следующая
Вид собственной физиономии, услужливо отраженной девственно чистым зеркалом, не доставил ему ни радости, ни облегчения. Пять лет пребывания на каторге Седых Лун не прибавили ему привлекательности, а пять недель беспрерывной пьянки только добавили последний штрих к облику отпетого уголовника, который угрюмо глядел на него из глубины полированного стекла.
Он воззрился на сияющие снежные склоны за окном. Склоны громоздились вверх и вверх, теряясь в грозной синеве чужого неземного совсем неба с вереницей поспешавших куда-то лун мал мала меньше... А чуть выше, казалось, совсем не имея отношения к этим громадам снега там внизу, гигантскими, словно в Космос вознесенными ледяными диамантами, ирреальной грядой угловатых облаков парили призраки вершин – никогда еще никем не взятых вершин гор Террановы...
«Терранова... – напомнил он сам себе и принялся, одолевая приступы тошноты и давящую тоску похмелья, чистить зубы на редкость мерзкой пастой из лазоревого тюбика, – Курорт, так его... Ну, на хрена затащили меня сюда? На хрена так пить всю дорогу – способ такой приговор приводить в исполнение у них, что ли?.. На хрена все это мироздание – такое дурацкое?»
Воспользовавшись несколько неожиданным приступом просветления, снизошедшим на его порядком отравленный остатками алкоголя мозг, Гай попробовал еще раз упорядочить в памяти события, последовавшие за тем, как – о Господи, кажется, целую вечность тому назад – вертухай в форме «сто девятнадцатой исправительной» скомандовал ему: «Восемнадцать-пятьдесят четыре – на выход с вещами!» Потом был кабинет-бункер со стенами, выкрашенными зеленой тоской. Там лысоватый майор зачитывал ему – ничего не понимающему, словно спросонья, – постановление о досрочном освобождении Гая Дансени из мест заключения и восстановлении его в гражданских правах. Все это – в связи с изменением меры наказания по решению апелляционной комиссии при Верховном Суде Федерации. Помнится, тогда что-то – здравый смысл тюремного образца, наверное, – подсказало ему, что не стоит задавать лишних вопросов плешивому вестнику свободы
И тем людям, что прикатили прямо к воротам КПП «сто девятнадцатой», чтобы из рук в руки принять слегка ошалевшего от неожиданно обретенной свободы Гая, он тоже не задавал лишних вопросов. Двоих из них он, впрочем, знал; своего адвоката Бена Кантарию и вертлявого очкарика, имени которого вспомнить так и не удалось. Бен почти сразу же отчалил, сделав Гаю страшные глаза – в том смысле, что, мол, держи ухо востро. Очкарик же, раз двести повторив, что «главное – это правильно вести себя, когда с тобой будут говорить по делу» и дружески похлопав Гая по плечу, пропал среди не слишком многочисленных провожающих «Белого Дракона». Остальные сопровождающие – двое хитроватых бездельников неопределенной этнической принадлежности – видимо, дали присягу влить в Гая и вылакать самим все запасы спиртного на борту «Дракона» и говорить в дороге исключительно о бабах. То, что эти двое имели четкую установку отсечь его от всей остальной части пассажиров транспорта, Гай понял моментально и противиться такому подходу к делу не стал. В конце концов, от добра добра не ждут.
Пересадку на геостационаре Джея он помнил уже смутно – но она явно была, так как «Дракон» к рейсам на Терранову точно не имел никакого отношения. Дальше в памяти Гая присутствовал явный провал, из которого он выкарабкался только этим вот утром, имея в голове кроме тяжести еще и смутное воспоминание о предстоящем важном разговоре.
– Ну, как? Вы, я вижу, не в лучшей форме сегодня?
Вопрос этот застал Гая как раз в тот момент, когда он, ероша полотенцем мокрые волосы, вышел из душевой. Задал вопрос мрачного вида тип, дожидавшийся его на балконе номера – несолидно, по-птичьи как-то устроившись на перилах. Был он темен лицом, имел ярко выраженные, рубленые черты лица, выдававшие в нем потомка выходцев с Кавказа, и одет был в несколько легкомысленную гавайку, потертые джинсы и мокасины -дорогие, такие, что носят плантаторы из Малой Колонии, – по крайней мере, в кино. Коротко стриженные волосы типа были того цвета, что называют «перец с солью», и выдавали довольно солидный для людей его профессии возраст. А по профессии тип явно был бандитом. Или другим каким сукиным сыном. Во всяком случае, не парикмахером.
– С кем имею? – мрачно осведомился Гай, натягивая обнаруженную на полке настежь раскрытого платяного шкафа водолазку.
Еще там было несколько нераспечатанных пакетов с фирменными спортивными шмотками, огромное количество «клинексов» и комплектов одноразового белья. В отдельном пакете были сложены одежда, которая была на нем в день ареста, и вещи, изъятые у него тогда. Целую жизнь тому назад.
С ней было покончено, с той жизнью. И напоминания о ней были мучительны. Гай застегнул пакет и отодвинул его в глубь шкафа. Себе он оставил из всего этого хлама только надетый на тонкую цепочку неброский, кованого металла оберег, в котором только знающий обряды человек мог угадать очертания Седого Зайца – беса-хранителя всех бегущих и скрывающихся. Бог его знает, почему он приобрел его тогда – за несколько дней до того, как беда нашла его – в часовенке Пестрой Веры, в обмен на какое-то в шутку сделанное пожертвование. Их много было развешано там – всяческих талисманов и оберегов – на шеях изваяний соответствующих богов, на подсвечниках или просто на крючьях, вбитых в серо-коричневый камень стен. Гай усмехнулся, вспоминая те дни. Ведь не собирался он ни бежать, ни скрываться. Тогда. А теперь? Что будет теперь?
Он надел оберег на шею.
Тип с балкона продолжал молча наблюдать за его манипуляциями.
– Вы бы проходили в комнату, если уж вломились... – порекомендовал Гай непрошеному гостю, натягивая легкие, спортивного покроя брюки. И добавил с сомнением: – Или у нас с вами номер на двоих?
– В холодильнике – водка со льдом, – сообщил ему тип. – Закуска – в микроволновке. Опохмелитесь, Стрелок… Разговор будет серьезный.
То, что его кличка в Метрополии была Стрелок, не знал никто – даже соседи по бараку на Седых Лунах. Такая информированность собеседника Гая огорчила.
Он извлек из холодильника мгновенно запотевший штоф и пластиковый подносик с корнишонами, а из микроволновки – многоэтажный бутерброд, истекавший кетчупом и расплавленным сыром. Со всем этим он стал устраиваться за журнальным столиком, стараясь не обращать внимания на гостя. Тот наконец покинул балкон и решительно расположился в кресле напротив.
– Вам налить? – неприязненно осведомился Гай, шаря взглядом по убранству своих апартаментов в поисках подходящих емкостей.
– Ну, хотя бы для знакомства...
Тип двинул к нему по столу, из воздуха, надо полагать, возникшие коньячные полубокалы с позвякивающими в них кубиками льда.
– И чтобы у вас не сложилось впечатления, что я хочу вас отравить...
– Насчет знакомства – это вы очень своевременно вспомнили... – Гай, морщась, вытряхнул лед из своей чарки в стоящую поодаль бочку с каким-то неприятного вида представителем местной флоры и разлил водку. – Вы меня вот даже по кличке знаете, а сами представиться не спешите... Ваша фамилия, верно, Воланд?..
Со старой литературой Метрополии тип явно знаком не был, а чувство юмора ему заменяла непробиваемая невозмутимость.
– Откуда вы взяли, что я – еврей? – мрачно спросил он, рассматривая Гая сквозь толщу живительной влаги,
– Шутка. – Стрелок не стал входить в явно бесполезные объяснения, – Ваше здоровье! – И, подавив приступ тошноты, опрокинул порцию «огненной воды» в себя.
Тип поднес емкость к губам, и водка словно исчезла из дорогого стекла – только лед звякнул о дно.
– Копперхед, – представился он и забросил в рот корнишон. – Это не фамилия. Кличка. В Метрополии так называют...
– Знаю, сведущ в зоологии... – кисло поморщился Гай.
Сведущ он был не только в зоологии, но – теперь, после «школы» Седых Лун – и в кликухах основных столпов галактического криминала. И сейчас внутренний голос подсказывал ему, что, кажется, он влип в порядочное дерьмо. Но нет худа без добра: голова его начала светлеть и вращаться на плечах без скрипа.
- Предыдущая
- 3/111
- Следующая
