Диаспора - Иванов Борис Федорович - Страница 72
- Предыдущая
- 72/127
- Следующая
— Гм... — Блант, морщась, потер переносицу.
— Так что Мардж... Это я про секретаршу Бибера. Она должна была принимать вещи именно так — как шалости своего шефа с наркоподпольем.. Она или кто-то с ее подачи собирали урожай с наших тайников. А я только сообщала ей, куда и что положено для ее шефа... За милой беседой в кафе при библиотеке университета. Пока кофе не стало роскошью, привлекающей излишнее внимание. Потом мы просто кормили с ней голубей на площади Трех Птиц. Пока голубей не сожрали местные бомжи. Потом мы просто курили там. Знаете, до того я не любила курить. Но у Мардж это получалось очень заразительно... У этой смешной тетки вообще масса заразительных привычек...
Она принялась хлопать себя по карманам в поисках новой сигареты. Предыдущая поломалась у нее в пальцах.
— Вы сказали — «должна была»... — осторожно ухватил Блант вынырнувший из потока слов Франчески хвостик противоречия. — «Должна была принимать вещи именно так...»
— Не думаю, что в том есть моя вина, но... Просто Мардж оказалась немного умнее, чем те, с кем можно запросто играть в такие игры. Боюсь, что она о многом догадывается. А если говорить точно — видит своего шефа насквозь. Да, думаю, оно и к лучшему: у меня сложилось впечатление, что за госпожой Каллахен наш резидент как за каменной стеной. Не знаю, как закону и справедливости, а вот ему лично Мардж предана всецело.
— Да, резиденту Биберу не стоило далеко отходить от своей секретарши, — с досадливой иронией заметил инспектор. — Тогда бы его не занесло туда, куда занесло, если судить по рапорту господина следователя...
Франческа недоуменно воззрилась на него:
— С нашим резидентом — не все в порядке?..
— Ладно, мисс Кальвини... — Блант тяжело вздохнул. — Ладно... Мы уже достаточно хорошо ознакомились с вашим мнением о Марджори Каллахен... Теперь...
Он встал из-за стола и стал расхаживать по кабинету, заложив руки за спину.
— Вы уже достаточно заморочили нам голову... Позвольте уж теперь только мне задавать вам вопросы. Вернемся, так сказать, к нормальному способу работы: я буду спрашивать, а вы — отвечать. Ясно, однозначно и без особых размышлений. Впрочем, думаю, вам особо объяснять тут нечего...
Гвидо выразительным жестом пододвинул Франческе пепельницу, и та погасила в ней сигарету, сумев этим жестом выразить свое полнейшее согласие с предложенным ей образом действий.
Гул нездешних крыл... Листер осторожно повел стволом бластера вверх, но Штучка остановил его неторопливым жестом знающего человека. Их четверка недалеко оторвалась от тройки с Дурной Травой во главе. Не более чем на километр. Рога дал знак остановиться на привал и опустился на подходящую глыбу, торчащую из рыжей щебенки.
Микис тоже слышал этот гул. Но мысленно он пребывал в другой Вселенной. В той, в которой у него теперь был друг. Внешне этот его друг не выглядел никак. Точнее, Микис не мог связать тот его образ, что медленно и мучительно складывался в его душе, с неказистым красноватым булыжником, прижатым надежной повязкой к животу. Камень стал для него предметом уважаемым — чем-то вроде персонального телефона, связывающего его с теми сферами, ступить в которые иным не дано. Ключом к обиталищу кого-то богоподобного. Нет, не богоподобного! Друга. Именно — друга.
Ключом, но не самим же другом!
Они теперь понимали друг друга. Почти говорили. Хотя Микис, от рождения способный к языкам и свободно болтающий на дюжине принятых в Обитаемом Космосе диалектов, не мог сказать с уверенностью, на каком из известных ему языков происходил этот их разговор — сбивчивый и непрерывный одновременно. Не та цепь смутных чувств, что позвала его на помощь попавшим в Ловушку спутникам, а затем вывела их всех из капкана, нет — это был уже обмен более-менее ясно сформулированными мыслями.
Этот странный диалог и был смыслом его, Микиса Палладини, существования в последние сутки. Разговор продолжался даже во время их дневного нервного, неспокойного сна. Его перестало удивлять все это. Словно так и должно было быть всегда. У Микиса успела выработаться привычка — машинально прижимать повязку с камнем к животу, как только его контакт с невидимым собеседником начинал ослабевать.
Поэтому он оказался последним из всех, услышавших этот пришедший с небес звук. Да, собственно, не он, а как раз этот его незримый друг услышал его и... притих. И на Микиса словно бы шикнул.
Что-то важное затевалось там — в закрытом занавесом тумана небе.
Все семеро путников замерли.
К надвигающемуся с высоты трепещущему гулу добавились сначала едва слышные, а потом уже легко различимые голоса — совсем не птичьи, скорее какие-то потусторонние, переполненные сжимающей душу тоской, высоким, клокочущим гневом и в то же время такой же высокой, прозрачной и отрешенной радостью. Они то вскрикивали, то окликали друг друга, то заводили сбивчивый, перерастающий в гомон разговор, эти невидимые и странные существа...
А туман становился все плотнее, все реальнее — словно был соткан не из мельчайших капель влаги, а из камня или из тусклого, матового металла. И словно каменные или кованые своды наполнились гулким, перекатывающимся эхом, которое бесконечно повторяло и перебрасывало с одного конца плато на другой раздававшиеся в нем голоса таинственных крылатых созданий.
А потом к этим слышимым голосам добавились другие — сродни тем, что изредка окликали Микиса во время его пути через Аш-Ларданар. Сродни голосу его незримого друга. Только были эти неслышимые голоса тревожны и беспомощны. Не обращенные ни к кому, они словно вторили той тоске и тому гневу, которые принесли сюда, на каменное ложе горного плато, невидимые крылья... Душа Микиса сжалась, засуетилась в тесноватой клетке его порядком утомленной плоти. А его друг словно очнулся и вновь заговорил.
Но заговорил не с ним. Незримый приятель Микиса обратился к тем — смятенным и испуганным соплеменникам, неожиданно снизошедшим на Аш-Ларданар. Теперь Микис понял, что то были именно соплеменники его друга, такие же невидимые, преисполненные неземной мудрости и так же, как и его незримый собеседник, — обреченные. Обреченные на нечто такое, чего ни вместить, ни постигнуть человеческий разум не мог. Только вот были они растеряны, и мудрость их была еще только мудростью новорожденных, явившихся в новый и чуждый для них мир.
Палладини испуганно оглянулся на Рогу. Тот замер, словно врос в камни, между которыми укрылся. Картежника и вовсе не было видно. И даже сигналы — криком неизвестной твари — перестали доноситься из тумана.
Час с небольшим словесного пинг-понга с мисс Кальвини порядком умотал Ференца Бланта. А вот подполковнику Дель Рею удалось сберечь свои силы, лишь изредка вмешиваясь в словесную дуэль двух своих коллег.
Оставшись наконец одни, члены комиссии некоторое время сердито перебирали разложенные перед ними бумаги, демонстративно не глядя друг на друга.
— Странные птички, однако, живут в вашей голубятне, — прервал паузу Блант. — Майор Кальвини могла бы пройти проверку без сучка и задоринки, но сделала все, чтобы навлечь на себя как можно больше подозрений... Был момент, когда я даже подумал, что она специально их на себя навлекает, чтобы покрыть кого-то другого. Или скрыть что-то большее, чем просто работа на мафию. И еще... Я не могу отделаться от впечатления, что мисс специально намудрила с этим вторым талисманом, чтобы нам и в голову не приходило больше, что этой чертовой лапкой отоварила следователя тоже она...
— Самое неприятное состоит в том, — роясь в бумагах, процедил Гвидо, — что решительно никаких зацепок нам показания мисс Франчески не дают. Все то, что вы мне высказали сейчас, свидетельствует в основном о вашей с мисс Кальвини психологической несовместимости, — не более того. Должен сознаться, что мне тоже не всегда легко приходится с ней как с подчиненной. Вы, впрочем, наблюдали это собственными глазами. Однако анализ допроса и документов личного дела не дает никаких поводов реально подозревать ее... Все ее контакты с лицами, имеющими отношение к мафии, предпринимались по моим указаниям, и ход их регистрировался. В том числе и болтовня со старой идиоткой Каллахен... Контакты с университетскими светилами и народом из различных министерств — тем более... Теоретически, когда Франческа открывала в банках Фронды тайные счета — вы хорошо осведомлены, что такие у нашего филиала есть, — у нее была возможность открыть такой счет и на себя и пуститься в финансовые авантюры. Но как раз подобные вещи нами хорошо контролируются...
- Предыдущая
- 72/127
- Следующая