Ночь Пса - Иванов Борис Федорович - Страница 16
- Предыдущая
- 16/103
- Следующая
– Ну, – Ким пожал плечами, – так сказать, в общем и целом...
Вот именно – в общем и целом! – злорадно воскликнул док Кушка. – В общем и целом – не более того! Наш заботливый Директорат бдит, чтобы навигация в секторе не пострадала от слухов о каких-то таинственных свойствах здешнего участка Континуума... В результате – ни один из сюда прибывающих, не знает, что ходит по «кротовому холму»...
– По какому холму? – уныло поинтересовался Ким, теряя надежду извлечь из беседы с физиком хоть на грош пользы.
– Это просто жаргон... – Кушка отмахнулся от дурацкого вопроса, как от назойливой мухи. – Так говорят про те области Континуума, где мы имеем высокую степень связанности гиббсовых точек... Для современной космонавигации это, вообще говоря, открывает массу возможностей – здесь все пронизывает огромное количество подпространственных туннелей, сшивающих самые неожиданные части огромного объема пространства в единую «сеть», по которой очень удобно осуществлять переброску информации и вещества в довольно удаленные друг от друга области этой части Галактики... Правда, такие транспортировки сопровождаются, порой, неожиданными эффектами, но...
– Это имеет отношение к тому, о чем я вас спрашивал? – не выдержал наконец Ким. К тому, что все-таки получит в руки тот, кто заполучит Торвальда Толле и ту информацию, которой этот Толле располагает?
– Прямое! – док Кушка раздраженно повернулся к нему. – Самое прямое! Толле и его люди здесь, в этой экзотической области пространства, начали крупномасштабные эксперименты. По сути своей очень опасные. Но для Чура это характерно... Они осуществили прямо на своем геостационаре простейший вариант свертки – сферический... Симметричный. И получили в результате микроскопическую «черную дыру» – вы представляете, что означает иметь в качестве спутника планеты такое? Однако они смелый народ – там, на планете своей... Почти два года они спокойно вели там какие-то эксперименты с этой штукой... Можно сказать, дергали Дьявола за усы... Но затем – что-то произошло у них там. С этого момента информацию нам по этим вопросам – перекрыли... Но – что-то серьезное приключилось. Что-то очень серьезное... Возможно, их атмосферу стало туда – в дыру эту – затягивать, или... Или какие-то процессы на самой планете начались – на Чуре...
– Процессы – в смысле того, что... – начал было Ким, разумея сказать: «Природные катастрофы, что-ли?», но, понявший его по-своему, док снова досадливо отмахнулся:
– Нет! Не надо мне пересказывать эти сказки про «червей»...
– Про каких «червей»? – озадаченно спросил Ким.
Они с доком удивленно воззрились друг на друга. Заверещал сигнал вызова блока связи.
Ким взял трубку, и низкий, с хрипотцой, баритон осведомился у него, не возражает ли он, если комиссар криминальной полиции Роше через минут двадцать-тридцать прибудет в его, Агента на Контракте, распоряжение и на временное поселение в его кабинете для дальнейшей collaboration в гм... вам известном, мсье Яснов, поручении господ трех министров.
– Avec plesir... – выговорил – почему-то по-французски – Агент, и трубка запищала сигналом отбоя.
Ким кротко посмотрел на дока Кушку.
– Так если можно, в двух словах – ваши соображения, доктор, – примирительным тоном, повернул он ход беседы к плавному завершению.
– Версия одна – у кого-то хватило ума понять, что такие эксперименты до добра не доведут – ни Прерию, ни Обитаемый Космос, вообще, – сухо подытожил док. – И смелости – чтобы устранить э-э... источник опасности. Кого именно в этом подозревать, я вам, пожалуй, не подскажу. Необходимость такого шага сознавали многие...
– И все-таки – например... – подтолкнул замерший на мертвой точке монолог Ким.
– Например – ваш покорный слуга! – уже не без резкости в голосе уточнил док.
– Но ведь вы не делали этого? – спросил Ким, чувствуя, что теряет чувство юмора.
– Нет. – вздохнул док. – Я – трус, господин следователь.
Комиссар Роше был немолод, рыхл и снисходителен к грехам окружающих. Еще – самую чуточку – к своим собственным несовершенствам. Не настолько, конечно, чтобы стряхивать пепел на ковер, или забывать поправить узел галстука перед тем, как предстать перед вышестоящими лицами, но вполне достаточно, чтобы оставить в небрежении любую, бывало, самую строжайшую инструкцию, спущенную на головы сотрудников следственного управления из самых высоких сфер – если, конечно, дело требовало того. Этого, впрочем, было бы вполне достаточно, чтобы спровадить на заслуженный отдых, снабдив благодарностью за подписью министра и именными часами, любого другого из сидельцев комиссарских кабинетов, но о Жане Роше просто говорили, что «у него свой метод». Метод этот заключался в знаменитом «savoir vivre», а в сущности – в отсутствии какого либо метода. Попросту говоря, Жан Роше прошел всю служебную лесенку полицейского ведомства и хорошо знал всех и вся в той среде, где приходилось ему крутиться по казеной надобности. Во все века и в каждую эпоху людей, подобных Жану, считают реликтами прошлых, уходящих – милых, но бестолковых – времен, и во все времена такие появляются снова и снова, словно немой упрек, адресованный жизнью неутомимым разработчикам изощренных кабинетных систем и строго формализированных методов ведения следствия. Среди своих коллег и подчиненных комиссар пользовался почти непререкаемым авторитетом, был персонажем строгим, но справедливым, а заодно и немного смешным. Маленькие слабости Жана служили источником бесконечных беззлобных шуток. К примеру, уже не одно поколение обитателей Дома на Козырной – из тех, что чином пониже – посмеивались над тайным пристрастием Жана к своей трубке-носогрейке, с которой тот не расставался, но почти никогда не курил на людях. При свидетелях он позволял себе лишь сигареты подешевле – комиссара мучили подспудные опасения, что его заподозрят в подражании кому-то из древних литературных персонажей: те все как на подбор были привержены к курению трубок и заботливому уходу за оными.
Ким подождал, пока комиссар устроится в кресле попрочнее и предложил ему подбодрить себя кофе.
– Терпеть не могу эту растворимую дрянь. Охотно верю, что ее готовят из сношенных автопокрышек, – признался ему Роше. – Так что я, с вашего позволения...
Он поискал глазами традиционный для служебных кабинетов Прерии сифон с минерализованной газировкой, но в свежезанятой Агентом на Контракте комнате такового не было. Зато имелся, правда, декоративный самовар.
– Да, тот, кто пробовал настоящий кофе – тот, что в зернах, – не примет никогда никакой синтетики, – чуть покривил душой Ким. – Но я вам предлагаю настоящий – молотый «Арабика». Прямо из Метрополии...
Он осторожно приоткрыл крышку кофейника, и аромат обычнейшего на далекой Земле и экзотического на невероятно далекой, выглаженной равнинными ветрами Прерии напитка наполнил кабинет.
– Неужели – настоящая контрабанда? – принюхался комиссар. – Или – снова подделка?
– Займитесь дегустацией, – Ким подвинул ближе к усачу литого стекла чашку и кофейник.
Жестом указал на (по здешней традиции) уложенные горкой на блюдце, снабженном серебряными щипчиками, мелкие кусочки сахара.
Наблюдать за комиссаром Роше, наливающим себе, а затем смакующим натуральный кофе было поистине зрелищем, окупившим все неудобства, проистекающие от нехватки в багаже агента на контракте тех двух килограммов полезного груза, которые пришлись на отменного качества кофейные зерна. Возможно то были единственные два килограмма, что были ввезены на Прерию в полном соответствии с действующим таможным законодательством.
Зачарованный этим зрелищем, Ким минуты три наблюдал за процессом принятия напитка своим будущим партнером, а затем принудил себя вновь погрузиться в компьютерные стенограммы показаний свидетелей по делу о возможном похищении гражданина Федерации (Цивилизация Чур) Торвальда Толле – частного лица. Комиссар покончил с кофе и, вместо того, чтобы включить свой терминал, зашел за спину Федеральному Следователю и стал через его плечо вникать в ползущие по экрану строки. Попутно, он разминал в пальцах извлеченную из портсигара сигарету, находя, видимо, в этом процессе замену курению, как таковому. Некурящий партнер был ему явно в тягость. Ким уже надумал попросить комиссара не стесняться и закуривать без всяких церемоний, когда тот, наконец, известил его о своем мнении от увиденного на экране.
- Предыдущая
- 16/103
- Следующая
