Участник поисков - Иванов Борис Федорович - Страница 97
- Предыдущая
- 97/125
- Следующая
Он послушно последовал за стариком, уверенно повернувшим к почти невидимому в зыбкой дымке обрыву песчаного берега.
— Будь я проклят, если через два часа мы не будем уже в лапах у полиции, — в который раз за последние десять минут повторил навигатор Лоуренс.
Кэп Танги в который раз промолчал в ответ. Стеклянным взглядом, в котором застыли досада и ненависть, он вперился в экран внешнего обзора. Там, по серому склону дюны, залитому светом клонящегося к закату здешнего солнца, торопливо уходили вдаль к гнилому мареву Болот четыре человеческие фигурки — три рослые и одна поменьше. Заметно поменьше. Эта маленькая фигурка тащила на поводке довольно крупного пса. А может, это пес тащил за собой мальчишку. Холодный вечерний ветер торопливо заносил и без того еле заметные цепочки их следов.
— Куда их понесло? — зло спросил неведомо кого кэп. — Прутся прямо к трясинам. Они вон там начинаются. За тем леском... Чтоб им всем там утопнуть! Втравили нас в такую историю, что вовек не отмазаться!
— Будем гнуть одну линию, — отозвался Лоуренс. — У андроидов, что нас захватили, нелады с Первым Законом. Мальчишку они взяли в заложники... Кстати нехорошо будет, если копы сцапают эту компанию... Они-то им могут выложить совсем, гм... другую версию. Так что...
— Так что мы копам и выкладываем — прямо как на духу, — определил кэп канву, которой экипажу надлежало придерживаться в своих показаниях. — После посадки террористы-андроиды двинули в сторону шоссе. Прихватив с собой заложника. Там, судя по их высказываниям, уродов уже ждали сообщники на флаере.
Он помолчал, пробуя на зубок свое сочинение, и добавил:
— Никому и в голову не придет, что эти шизанутые поперлись к Болотам. И слава богу — в ветреную погоду на дюнах следы заносит за минуту-другую...
— М-м... да! — согласился навигатор Лоуренс. — Все было именно так, как вы и сказали, капитан.
— Она не простит меня! — с чувством произнес Бирим и рухнул на торчащий из песка окаменелый пень.
Рухнул так, словно переломился сразу в нескольких местах. И такой вот изломанной, трагической кучей конечностей и замер, всем своим видом выражая неизбывное отчаяние.
— Она никогда — ни-ког-да! — не простит меня!
— Это ты про сестричку Анну? — бестактно осведомился у него Дром. — Так поскрипит зубами мамзелька, поскрипит — и успокоится...
Бирим бросил на него взгляд, исполненный жалости к начисто лишенному нравственного чувства приятелю.
— Дело не в том, друг мой Дром, — с отчаянием в голосе простонал он, — совсем не в том, что сестра Дин рано или поздно утешится!.. Дело — во мне! Я!.. Я! И никто другой обманул доверие! Доверие человека, который на меня полагался. Который от меня ждал большего... Чего-то гораздо большего! Ведь я с самого начала знал, что она... Что она неравнодушна ко мне! И я ее предал!
— Успокойся, друг, — подал голос растянувшийся на песке Мантра. — Про то, что сестричка втюрилась в тебя по уши, не знал в Монастыре только ленивый...
Орри, тоже нашедший себе насест для короткой передышки, молча, про себя, поддержал Бирима в его — в общем-то бесполезном — споре с прозаически настроенными друзьями. Он пригладил вздыбившуюся слегка шерсть Брендика и перевел взгляд в сторону совсем уж близкого леска, точнее — рощицы — и прислушался. Теперь ему удалось поймать этот на грани восприятия тлеющий звук.
В роще пели звенны.
Как зачарованный, малек поднялся на ноги и сначала неуверенно, а потом все быстрее зашагал туда, откуда доносилось это пение. Бирим поднялся на ноги и поспешил догнать своего малолетнего подопечного. Мантра и Дром, кряхтя, снялись с якорей и поспешили за ними.
В лес они вошли вовремя. В воздухе над дюнами начиналась кутерьма. Словно мухи на оставленный без присмотра кусок съестного, к месту несанкционированной посадки «Чунга-Чанги» тянулись вертолеты: желто-черные — столичной полиции, черно-голубые — федеральной службы, тяжелые, в пятнистом камуфляже — ВВС, белые — медицинской службы, бело-красные — департамента чрезвычайных ситуаций. «Этажом выше», поближе к набегающим облакам, деловито барражировали истребители аэрокосмических сил. Но все они прибыли на место действия с опозданием. И никому из всего этого воинства пока что не было никакого дела до небольшого леска у самого берега Болот.
Чжанн дал Орри себя увидеть только после того, как тот поглубже зашел под тень редковатых деревьев рощи. Брендик приветствовал старых приятелей своего друга веселым потявкиванием. Ему не впервой было с ними встречаться.
«Старый Нолан просил нас встретить тебя, — написал Чжанн в воздухе своей бегущей строкой. — Он просил проводить тебя к тахо...»
— Веди! — коротко ответил Орри.
«Это будет трудно... — отозвался Чжанн. — Но надо... Это очень надо...»
Орри быстро зашагал за торопливо мелькавшим впереди силуэтом звенна.
— Ты... Ты поможешь мне говорить? — спросил он. — У меня не очень получается так, как у них... У тахо...
«Я все сделаю. Я все сделаю, как просил Нолан», — начертил в воздухе звенн.
Бирим, Мантра и Дром окончательно догнали Орри только когда он уже почти совсем спустился к подернутой здешней светло-зеленой ряской непроницаемо-черной болотной воде. Ветер, завывавший над дюнами, здесь стих, слово угас в стоячем мареве Болот. Звенны привели своего подопечного к небольшому заливу, что назывался обычно Заводью. Теперь они уже не прятались от человеческих глаз и просто незаметными тенями скользили чуть поодаль от тропки, еле различимой в сочащейся влагой траве. А тропка эта самым предательским образом ныряла в топкую темень болотных трясин. Потому что тропка эта была не для людей, а для тахо.
А всем в Бэ-Ка прекрасно известно: что для тахо родная среда обитания, то для людей полнейший карачун. Обратное, впрочем, тоже было почти верным, хотя тахо и не отдавали души своему черепашьему богу, оказавшись вне Болот. Просто родная среда большинства людей, пришедших на эту планету, — суетливые и пропитанные всякой отравой города — была для этих покрытых непробиваемыми панцирями созданий смертельно невыносима. По чисто психологическим причинам.
Тем не менее тахо живо интересовались делами новой для их мира цивилизации и временами сообщали людям свое об этих делах мнение. Только интерес свой они проявляли издалека — с надежной дистанции. Посредниками между миром тахо и миром людей были звенны — вездесущие и неуловимые лесные сплетники-невидимки. Трясины не были им страшны — словно гигантские водомерки, они могли надежно удерживаться на поверхности спокойных вод. Вот и сейчас они подобрались к самой границе топи, выстроились в рядок — Чжанн и еще пятеро его соплеменников — и, опустив в воду тонкие металлические жезлы, приготовились заклинать тахо выйти для разговора.
Чжанн дал знак Орри остановиться чуть поодаль от жутковатой границы темных вод, и звенны принялись поколачивать по этим жезлам маленькими, выточенными из твердой местной древесины дротиками. Над Заводью поплыл тихий, очень отчетливо слышный по обе стороны границы воздуха и воды перезвон. В нем не было того, что у людей принято называть мелодией и ритмом, но он был достаточно приятен для уха человека. Он словно пытался сообщить слушателю что-то. Но для того, чтобы можно было это «что-то» понять, сперва надо было понять какую-то его тайну...
Тайна эта, похоже, была известна тахо.
Спустя минут десять поверхность Заводи утратила свою зловещую неподвижность. Это походило на всплытие подводного корабля. Трясина взволновалась, покрылась пузырями — крупными, как спелые яблоки, — и наконец над нею поднялся панцирь тахо. Сначала панцирь — размером с кабину микролитражки, — а затем и голова. Голова эта была, собственно, головой древнего ящера. Только мудрые, упрятанные под тяжелые веки глаза наводили на мысль о том, что перед вами — разумное существо.
Разумное, но неприятно потревоженное вами.
- Предыдущая
- 97/125
- Следующая
