Знак Лукавого - Иванов Борис Федорович - Страница 12

• Предыдущая
• 12/96
• Следующая

Все составлявшие нескладную цепь карлики враз заголосили нестройным хором и, подбирая полы своих одежд, кинулись карабкаться вверх по склону — назад, к Странному Дому. Трое или четверо людей, участвовавших в этой гномьей затее, вмиг остались в одиночестве. Задумчиво почесав в затылках и подтянув штаны, они как один повернулись в сторону дома и поспешили вслед за нелюдью

Я пожал плечами и продолжил свой спуск к реке. Как-то даже обидела меня такая вот потеря всякого интереса к моей персоне. Что до реки, то берега ее были довольно пологие. Камыш стоял сплошной стеной по обеим сторонам мирной водной глади. И красиво отражался в ней. Только рыбаков, затаившихся в своих заповедных местечках повышенного клева, видно не было. Как выяснилось, я их просто не сразу заметил.

Выбравшись на небольшую отмель, намытую впадающим в реку резвым и необыкновенно чистым ручейком, я принялся прямо на себе, не задумываясь о простуде, отстирывать одежду и отмываться от налипшей на меня скверны. Оглядываясь по сторонам, отфыркиваясь и отплевываясь, я начал — теперь уже внимательно — присматриваться к окружающему. И, присматриваясь, успокаивал себя. Все здесь было как везде. Даже вкус речной воды.

Все как там — дома. И вода плещет так же, как на плесах наших рек. И дождик моросит так же. И рыба всплескивает — там, где только рябь дождя тревожит гладь воды. А карлики в сутанах — господи… Ну, значит, в этих местах полно уродов… Только и всего.

А вот и что-то совсем земное… Из камышей у противоположного берега выглядывал нос плоскодонки. А колеблемая каплями дождя поверхность воды отражала сгорбившуюся на корме фигуру рыбака в нахлобученном (по самые брови) брезентовом капюшоне. А если присмотреться — там, ниже по течению, можно было рассмотреть еще пару лодок одиноких рыболовов. И выше по течению — тоже…

Все как дома.

Я поднял взгляд на высящуюся над Странным Домом горную гряду. Облака немного разошлись над ней, и в просвете их жемчужного занавеса стало на миг видно голубое небо — совсем такое же, как дома.

И поперек этого просвета — совсем далеко — по голубой глади пролетел дракон. Появился справа. Дохнул пламенем и исчез. Слева.

* * *

Несильный, моросящий дождь успел смениться теплым, к моему счастью, ветерком. Я никак не мог сообразить, утренним или вечерним, — здешнее солнышко не торопилось ни выбираться в зенит, ни закатываться за горизонт. Во мне было дело или в солнышке — бог весть. Впрочем, я не слишком задумывался над особенностями астрономии здешних, мест. Теперь я ни над чем не задумывался — в моем положении это было бы только вредно. Голова моя была совершенно пуста.

Этому я научился еще в армии: отдавать свои проблемы, даже самые острые, на откуп судьбе, подсознанию, тишине… Течению времени. Иногда надо предоставлять событиям идти своим чередом. У них своя логика. И тебе необязательно ее понимать. А пока надо самому прийти в форму. Ведь оттуда — из дома — меня выдернули в самом начале ночи. Где-то после одиннадцати вечера. И я не могу даже представить, сколько времени прошло с тех пор. Тогда, одеваясь в спешке, я и не подумал надеть часы. Мне и в голову не приходило, что вскоре я могу оказаться в ситуации, когда определить время суток будет затруднительно. Так я сидел на бережку, просыхая вместе с одеждой, разложенной поодаль на травке. Сидел, ни о чем не думая, когда за мной наконец пришли.

Точнее сказать, приплыли. Из камышей вынырнул челн — самый настоящий, покрытый корявой резьбой, украшенный по носу профилем хищной птицы, челн наподобие тех, что можно увидеть в кино. У борта его сгрудились, всматриваясь в берег, с десяток закутанных в свои сутаны карликов и с полдюжины нашего брата — людей. Шестеро белобрысых крепко сбитых парней в кожаных куртках и грубой ткани портках, придерживая весла и руль и стоя на полусогнутых, всматривались из-под руки в пробегавшие мимо них камыши и нечастые плесы и отмели.

Меня они увидели сразу, а увидев, энергично заорали и замахали руками. Как я понял в тот момент, все они убеждали меня не бояться их и не убегать. Слово — по какой-то договоренности между ними — было предоставлено двум из белобрысых верзил. Одному постарше и другому — совсем еще молоденькому. Как ни странно, нам удалось понять друг друга. Я до сих пор не могу поклясться, что язык, на котором они обращались ко мне, был именно польским. Точно так же, как не были именно русским, именно английским или именно французским те языки, которыми мне приходилось пользоваться в Другом Мире.

Про немецкий, испанский и другие языки и наречия я ничего путного сказать тоже не могу. В этих краях — в зависимости от того, в каком из них вы находились, — царствовала та или иная мешанина из главенствующих на Земле языков, причем необязательно европейских. С этим приходилось мириться, только и всего.

Так или иначе мы с белобрысыми парнями с челна смогли объясняться друг с другом, временами помогая себе пальцами, убедительными гримасами, вытаращенными глазами и соответствующими телодвижениями. Занимались мы этим долго и с переменным успехом. Час спустя я в относительно сухой одежде, живой, здоровый и даже не связанный по рукам и ногам был высажен с челна на берег у самого пересекающего реку моста. За это время я сумел более или менее разглядеть своих спутников и кое-что уяснить из их слов.

Те шестеро из них, что, без всякого сомнения, были людьми, имели к моему появлению в этих местах довольно отдаленное отношение. Их просто позвали на помощь — послужить посредниками в общении с себе подобным. Что до гномов… Впрочем, я только для себя называл — да и сейчас называю — этих коротышек гномами. Там их называли по-разному, только не так. Слово это было зарезервировано за совсем другим племенем. А эти… Скорее всего, мне надо называть их Привратниками. Или Народом Врат. Были и другие названия для этого невысокого, человеку среднего роста по пояс, красноглазого, на вид неуклюжего народца. Например, Кормящиеся при Звере. Потом мне долго еще не доводилось сталкиваться с ними, потому что обитать в иных местах, чем те особые точки Странного Края, которые одни называли Преддверием Врат, а другие — Логовом Зверя, народ этот не любил. Правда, наслушаться о них разного мне пришлось много. Но об этом потом.

А пока о том, что я увидел в тот раз. Уже тогда, сидя на дьявольски неудобной лавке челна, неторопливо сползающего вниз по течению Неспешной (примерно так переводилось название реки, по которой мы плыли), и позже — у небольшого костерка, разведенного у каменных опор моста в ожидании посланного за нами транспорта, я твердо решил вести дневник. Бортовой, так сказать, журнал всего того, что случилось и могло еще случиться со мной. К сожалению, перо и бумага нескоро попали мне в руки. А до тех пор я имел прекрасную возможность сколь угодно долго тренировать свою память, цепко ухватывая все детали происходящего окрест и потом пересказывая это самому себе, пережевывая свои ощущения, пытаясь понять в них главное, раскладывая все по полочкам. Такая тренировка пригодилась мне впоследствии. Ну хотя бы потому, что до сих пор помню многое из того, что случилось со мной в Странных Местах, в мельчайших деталях и могу рассказать об этом вам. Ведь он там и остался, мой дневник. Там — в тех краях…

* * *

Привратники — каждый не выше метра ростом, лица коричневатые, покрытые негустой шерстью, — сразу, еще на борту челна, учинили мне подробнейший, медицинский надо полагать, осмотр. Затем, более тщательно они повторили его на берегу, у костерка. Заодно и мне удалось как следует разглядеть их вблизи.

Больше всего меня поразило то, что они отличались друг от друга. Это только при беглом взгляде со стороны — в общей, так сказать, совокупности — Народ Врат казался массой одинаковых уродцев, низкорослых и суетливых.

Теперь, разглядывая их по отдельности, я понял, что роднит их разве что одежда — этакие грубошерстные рясы с капюшонами-куколями. Потом я уяснил, что здесь, на свежем воздухе, за пределами сумеречных и зловонных подземелий Замка Врат, им без этих нарядов приходилось бы и вовсе тяжело — избыток света и лишенного каких-то специфических примесей воздуха порядком вредил их здоровью, особенно зрению. Именно к ней — к смрадной полутьме подходов к Логову, Норе — и были приспособлены их глаза-уголья. Тоже одинаковые у всех. Больше ничего общего между ними могло и не быть — только рост, горящие глаза, шерсть на физиономии, суетливость характера и суконная серость ряс. Да, ото всех них ужасно разило Логовом. Логовом Зверя — тяжело и смрадно. Притом, что обонянием Привратников здешний бог не обидел. Я помянул чуть раньше Замок Врат и его подземелья. Так это я про Странный Дом, как я назвал его вначале, для самого себя. Это только потом я узнал, что такие вот сооружения, разбросанные тут и там по Странному Краю, называются именно так — Замки Врат. Мне очень многое здесь приходилось до поры до времени называть как-нибудь по-своему. А когда я узнавал настоящее название чего-то, как правило, оказывалось, что названий этих — несколько. Даже в одном каком-то из принятых здесь языков. Учтите это, читая мою историю. Впрочем, я отвлекся.

• Предыдущая
• 12/96
• Следующая