Знак Лукавого - Иванов Борис Федорович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/96
- Следующая
Он был невзрачен — я уже сказал об этом. Короткие, редкие и белесые волосы. Белесые ресницы. Бесцветные глаза. Рост пониже среднего. Кривоватые ноги. Одет тоже неброско. Куртка — светлый вельвет и уйма «молний». Светлые брюки — слегка помятые. Кроссовки «Рибок»… Неприметный, в общем, такой чухонец. Только старательная осанка и натянутое лицо-маска с чуть подергивающимися мышцами придавали его внешности хоть какую-то выразительность
— Трои, — коротко бросил он.
Я не сразу понял, что это он представился, и поэтому некоторое время просто стоял столбом, чувствуя себя довольно нелепо. Хозяин, впрочем, не придал этому ни малейшего значения. Он деловито расположился за столом, сцепил пальцы в замок и уперся ими в полированную крышку стола. Теперь он перенес свое внимание на моих «опекунов» и некоторое время молчал, переводя взгляд с одного на другого.
— Ну как? — спросил он наконец. — Ноль? Полнейший?
Дуппельмейер как-то очень ловко принял невинно-посторонний вид, уступив честь общаться с явно раздосадованным шефом более стойкому Ольгреду.
— Ноль, — признал тот. — Знак есть, но и только. Никакого отзыва — ни на один стимул. Вывод — заклятие. Другого ничего не напрашивается.
— Дубовая работа, — коротко заключил Трои. — Заранее угадать слабо было? Сколько вам дали на разработку? Месяц? Потом еще один? И что толку?
— Такое раз в сто лет бывает… — развел руками Ольгред.
— Это ты мне рассказываешь? — уставился на него шеф. — Вот что — осрамились мы с вами. И с этим еще будем разбираться, но не сейчас. Сейчас мы с господином Сергеевым разобраться должны. Сегодня. До полуночи. По их времени. И сдается мне, что разобраться с ним можно только одним способом. Вы знаете каким.
От этих слов у меня — Который уже раз за эти сутки — неприятно похолодело под ложечкой.
— Слушайте, — попробовал я вмешаться в разговор. — Может, хоть что-нибудь и у меня спросить стоит? Хочу я в ваших играх участвовать или нет… Я ведь не пенек все-таки. И вообще, не пора ли мне домой? К родному братику, как говорится. Он у меня, кстати, неблагополучный. Проблемный. Он из-за ваших, господа, фокусов на каких-нибудь ментов наехать может. В натуре. А это, знаете, чревато…
Трои посмотрел на меня участливо, как положено смотреть на убогих.
— Конечно, — тихо ответил он мне. — Конечно, у меня есть о чем спросить вас, Сергей. Правда, только об одной вещи… — Он заглянул мне в глаза. — Вы хотите жить, Сережа? И не желаете смерти своему братишке? Ну и другим своим близким тоже…
Секунду или две мы молча смотрели друг на друга.
— Только ты не пойми меня так, Сережа, что я тебе угрожаю… Просто ты попал в тяжелое положение… И нас в него поставил тоже. После того как ты выдал себя… Пожалуй, ты и действительно напрочь забыл, что такое Знак. Раз ты даже не пытался скрыть его. Но постарайся понять: теперь ни у тебя, ни у нас здесь нет выхода. Просто нет выхода. Все.
Он поморщился и переложил с места на место нож для разрезания бумаги, неведомо зачем украшающий его стол.
— Нам остается только одно, — вздохнул он, — перебросить тебя туда. Не обещаю, что там ты уцелеешь, но это все, что мы можем сделать в сложившейся ситуации — и ты, и мы…
Он снова умолк, постукивая кончиками пальцев по столу.
— Не буду тебе врать, Сережа. Оттуда не возвращаются. Не для того ты помечен Знаком. Да ты и не захочешь возвращаться. Там у тебя будет совсем другая жизнь… Но о своем братишке не беспокойся. Ты его еще увидишь. Сможешь попрощаться. Передашь деньги. И потом он будет получать от тебя переводы, очень приличные. И письма ты ему сможешь писать… Мы его успокоили уже — звонили, принесли извинения и отпустили. Грубый он у тебя…
Трои поморщился какому-то недавнему воспоминанию, снова переложил с места на место не дававший ему покоя ножик и закончил:
— А сейчас ты успокойся немного, придумай объяснение для поспешного отъезда далеко и надолго. Мы сейчас это дело немного отрепетируем и потом домой к тебе съездим…
— Вы, я вижу, уже все тут за меня здорово так решили… — зло, но уже не так, как раньше, отозвался я. — С вами, кажется, не поспоришь.
А про себя подумал: «Если удастся увидеть Ромку, то еще посмотрим, как у вас все обернется»…
— Сообрази уж сам, — развил достигнутый эффект господин Трои. — Если бы мы хотели тебя угробить, так давно б уж в лесополосе тебя прикопали. Грабить тебя или выкуп за тебя ждать — пустой номер. Мало того, мы твоему братишке еще и деньжат подкинем. Да и вообще присмотрим за парнем. Чтобы далеко по плохой дорожке не зашел. Так что на нас тебе злиться нечего… Просто поработай немножко головой…
Он набрал на своем мобильнике номер. Подождал. Нажал «редиал» еще раз и еще раз подождал. Потом пристально посмотрел на меня.
— Не отвечает Ромка твой, — бросил он. — Похоже, что трубка снята. Может, он по милициям да по моргам названивает. Не поверил нам. А может…
Он откашлялся и повернулся к замершим в ожидании Ольгреду и Дуппельмейеру.
— Придется туда ехать. Срочно.
— А?.. — Ольгред кивнул на меня.
— Его?..
Трои отбил по столу очередную задумчивую дробь:
— Его на всякий случай с собой прихватите. Только осторожно. Осторожно, ребята…
* * *
Джип «Чероки» снова катил меня по городу. Наручники на время передвижения на меня, слава богу, надевать не стали. И — за что богу особая хвала — обошлось без того, чтобы напяливать мне на голову мешок со спецпропиткой. Несколько раз, когда машина притормаживала на поворотах или плутала по лабиринту запутанных и плохо мощенных переулков и тупиков, мною овладевало желание выкинуть номер в стиле чернушного боевика ошарашить чем-нибудь сидевшего слева Дуппеля или сидевшего справа Ольгреда (а то и обоих) и, вышибив боковую дверцу, выброситься на мокрый асфальт и пуститься бежать. Когда мелькавшие мимо подворотни, переулочки и закоулки становились вдруг страшно знакомыми, это желание становилось прямо-таки неудержимым.
Но я справился с этим искушением. Из этого, кстати, могло что-то получиться. Все-таки в армии я не мух хлебалом ловил. Но меня удерживал Ромка. Точнее — та неопределенность, что нависала над ним.
Мы добрались до моего дома спокойно. Без приключений.
По лестнице до дверей нашей с Ромкой квартиры мы так и поднялись втроем. Впереди — Ольгред, за ним — я, за мной, в двух шагах — Дуппель. Оба моих конвоира придерживали наготове по стволу — осторожно, за полами пиджаков, чтобы не привлекать внимания. У двери оба слегка отступили назад. Я потянулся к звонку и замер. Неприятный холодок пробежал внутри.
Дверь была незаперта.
Я молча смотрел на нее секунды три. Потом события стали разворачиваться стремительно, словно сорвались с цепи, и разворачиваться в основном без моего участия.
И Ольгред и Дуппель одновременно поняли, что происходит, обменялись короткими кивками и вытащили свои стволы. Дуппель что-то тихо буркнул в появившийся в левой руке мобильник, а Ольгред, оттолкнув меня к стенке, рванул дверь на себя, ударом ноги распахнув вторую, внутреннюю. Тоже полуоткрытую.
А затем они с Дуппелем рокировками (один бросался вперед и закреплялся в укрытии, другой прикрывал его своим стволом, после чего они менялись ролями) ворвались в квартиру и молниеносна прочесали ее. Все это выглядело очень эффектно, кинематографично… Я даже двинулся за ними вслед — не из смелости, скорее из любопытства. И потому, что стоять одному в гулком колодце подъезда было еще более жутко, чем быть там, в деле.
Я бы даже оценил художественные достоинства разыгравшегося передо мной действа, если бы оно разыгралось не в тех коридорах и комнатах, в которых прошло мое детство. (Остальная жизнь — бог с ней! Ее словно и не было.) И если бы после этого мини-погрома из своей спальни вдруг вылез бы похмельный Ромка и, тупо хлопая глазами, заорал бы: «Вы че, мужики?! Одурели или как?! Да я щас! Да я вас!»
Но Ромка не выскочил. Его не было нигде. Ни в спальне, ни в гостиной. Ни в заваленной спортивным хламом «комнате родителей». Ни на лоджии. Ни на балконе. Ни (чего я боялся больше всего) под окнами, ни на улице, ни во дворе. Но еще хуже было другое.
- Предыдущая
- 9/96
- Следующая
