Утро вечера мудренее - Иванов Сергей Михайлович - Страница 23
- Предыдущая
- 23/57
- Следующая
АНАТОМИЯ ДИАЛОГА
Насчет височной доли еще не все ясно, но вот то, что одно из полушарий обладает ярко выраженной интуицией, выполняет роль критика и предпочитает оставаться в тени, установлено со всей достоверностью. Чтобы понять, что все это означает, особенно последнее, нужно вспомнить, что за интеллектуальной сферой всегда стоит сфера мотивов и эмоций. Утверждать, что наши полушария заняты одной лишь творческой деятельностью, переработкой информации и так далее, было бы чересчур самонадеянно: интеллектуальные пиры составляют, быть может, лучшую, но не большую часть программы мозга. Выход из строя правого полушария не вызывает катастрофических нарушений интеллекта, но на сфере эмоций отражается серьезно. Человек становится безразлично-благодушным ко всему, в том числе и к собственной болезни. И наоборот, если выходит из строя левое полушарие, человек ощущает тоску, подавленность, беспокойство, страх.
У каждого полушария есть своя сонная артерия, по которой к нему поступает кровь. Если в эту артерию ввести снотворное, то получившее его полушарие быстро заснет, а другое, прежде чем присоединиться к первому, успеет проявить свою истинную сущность. И вот при таком последовательном усыплении выяснилось, что подавление правого полушария сопровождается маниакальными реакциями, неестественным возбуждением и глупыми шутками, а подавление левого — глубокой депрессией. Сущность правого полушария, таким образом, — «дух отрицанья, дух сомненья», сущность левого — безоглядный оптимизм. Поистине прав был поэт:
Каждое полушарие в отдельности — образец эмоциональной нетерпимости, каждое норовит воспользоваться ослаблением собрата, чтобы навязать мозгу свою волю. Но в слаженном дуэте пороки участников отступают на задний план, а добродетели выходят на передний. Левое, доминантное, полушарие обладает завидным запасом энергии и жизнелюбия. Это счастливый дар, но сам по себе он непродуктивен. Тревожные опасения правого, очевидно, действуют отрезвляюще, возвращая мозгу не только творческие способности, но и самую возможность нормально работать, а не витать в эмпиреях. Оно действительно идеальный оппонент. Излишнее пренебрежение советами правого полушария не опасно для жизни. На худой конец, оно прибавит нам беспечности. Зато его неумеренная активность может не только воспрепятствовать реализации интеллектуальных усилий, но и вызвать сомнение в ценности самой жизни. Затем, быть может, природа и накинула на него некоторую узду в виде альфа-ритма, гасящего пламя его отрицательных эмоций.
А не связана ли межполушарная асимметрия с творческими функциями сознания и бессознательного? Оба они, как мы знаем, вступают иногда в сложные и противоречивые отношения: новаторские взлеты бессознательного и здоровый консерватизм сознания противостоят друг другу, но вместе с тем и помогают друг другу. «Мыслить, — говорил Кант, — это значит г о в о р и т ь с самим собой… слышать себя самого». «Для доказательства необходимы д в а л и ц а, — соглашался с Кантом Фейербах, — мыслитель р а з д в а и в а е т с я при доказательстве: он сам себе противоречит, и лишь когда мысль испытала и преодолела это противоречие с самой собой, она оказывается доказанной… Усомниться в самом себе — высшее искусство и сила».
Филологи Е. Ф. Будде и Л. В. Щерба, изучив историю великорусских говоров и язык лужичан, живущих среди немецкого населения в Средней Европе, утверждали, что в далекие времена монологов никто не вел, велись одни диалоги. Монолог, по мнению Щербы, в значительной степени искусствен; подлинное свое бытие язык обнаруживает лишь в диалоге. Часто монологи не могут скрыть своего происхождения: разве не диалог с самим собой знаменитое «быть или не быть?» или последнее размышление Сальери у Пушкина?
Каждая мысль у Достоевского, замечает критик М. М. Бахтин, «ощущает себя репликой незавершенного диалога». Диалогические отношения — «почти универсальное явление, пронизывающее всю человеческую речь и все отношения и проявления человеческой жизни, вообще все, что имеет смысл и значение». Когда философы и ученые хотели рассмотреть предмет всесторонне, они прибегали к форме диалога. В диалогах Платона или «Беседах» Галилея экспериментирующий разум изобретает все новые и новые отождествления противоположных определений и с наслаждением мыслит вслух в беспрерывном столкновении противоборствующих точек зрения.
В наше время диалогов и «Бесед» не пишут. Но диалоги — с собеседником ли внешним, с собеседником ли внутренним — ведутся беспрестанно. Пуанкаре удалось услышать такой диалог, и он определил место каждого из собеседников и их роль. Кто не слышит его, тот ищет собеседника внешнего. Приглашая к себе молодого американского физика Кронига, Вольфганг Паули писал ему: «Ваша единственная задача будет состоять в том, чтобы противоречить мне, тщательно все обосновывая». Паули стоял на пороге гениального открытия: он догадывался, что, кроме уже известных частиц — протонов и электронов, в ядре содержится еще одна частица, а может, и две (нейтрон и нейтрино). Но без оппонента он не мог двинуться дальше. Если бы доказательство было легким делом, Платону и Галилею не понадобилось бы прибегать к форме диалога, Пуанкаре не искал бы обходных путей для взятия своей крепости, а Мигдал не говорил бы о пользе экстатического состояния…
Так что же хочет автор сказать всем этим? Что известный антагонизм между сознанием и бессознательным равноценен антагонизму между полушариями, что, может быть, с одним из них больше связано сознание, а с другим — бессознательное и что функциональная асимметрия полушарий существует ради того, чтобы в ходе их бесконечного диалога рождалась истина?
Нет, сколь ни соблазнителен этот путь, автор видит на нем непреодолимые пока препятствия. Кажется само собой разумеющимся, что левое полушарие, ведающее речью и письмом и решающее логические задачи, должно быть больше связано с сознанием, а правое, оперирующее образами и предпочитающее логике интуицию, — с бессознательным. Но ведь правое — это неутомимый критик и одергиватель левого, а критика и одергивание — дело сознания. Значит, наоборот? Но можно ли сочетать логику и бессознательное, интуицию и сознание? Не выходит и наоборот.
Такие же противоречия обнаруживаются и в попытках связать межполушарную асимметрию со сновидениями. Так как в сновидениях преобладают зрительные образы и как бы отсутствует обычная логика, то во время быстрого сна правое полушарие вроде бы должно быть активнее левого. Но подтверждают ли это клинические наблюдения? Неврологи проанализировали однажды отчеты о сновидениях у нескольких десятков больных с пораженными полушариями и выяснили, что болезнь изменила характер сновидений у половины больных с поврежденным правым полушарием и лишь у трети — с левым. Из этого можно было бы заключить, что со сновидениями больше связано правое полушарие. Но вместе с тем у больных с пораженным левым полушарием и с нарушенной из-за этого речью на треть уменьшилась доля быстрого сна и более чем втрое снизилось количество быстрых движений глаз, то есть сновидений, а у больных, у которых речь сохранилась, доля быстрого сна вместе с движениями глаз даже увеличилась. На этом основании врач Б. Гафуров сделал вывод: «Информационные процессы в быстром сне связаны в основном не с правым, а с левым полушарием».
В ОРЕХОВОЙ СКОРЛУПЕ
Эти неразрешимые противоречия не мешают некоторым американским психологам верить, что в межполушарной асимметрии спрятан ключ ни больше ни меньше как к духовному обновлению общества. Каждый человек, говорят они, обладает как бы двумя умами — рационалистическим, инженерным и художническим, артистическим. Жизнь в «технологическом обществе», в окружении точной и сложной техники, способствует развитию лишь одного ума — рационалистического и лишь одного полушария — левого. Программы обучения в американских школах рассчитаны в основном на рационалистический подход к жизни, на левое полушарие; из-за этого общество развивается чрезвычайно односторонне. Людей нужно научить переключаться с одного полушария на другое. Тогда во всех сферах жизни наступит эра благодетельного оптимума, золотой середины.
- Предыдущая
- 23/57
- Следующая