Sms-анекдоты про Вовочку, Штирлица, Петьку и Чапаева - Коллектив авторов - Страница 11

– Ты чего?

– Да вот, зашел коньячку-с выпить.

Идет Петька с помойным ведром. Спотыкается и выливает все дерьмо на Василия Ивановича. А тот как раз автомат чистил.

– Я-я-я... Не хотел, Василий Иванович!!!

– Ничего Петька! Я не злопамятный, зло сделаю и забуду!

Штирлиц знал наверняка. Наверняк Штирлица не знал.

Штирлиц бежал вприпрыжку. В «Припрыжке» давали пиво.

– Василий Иванович. Ну, как там, на войне?

– Представь Петька ситуацию: ровное поле – ни ямки, ни кочки, ни колышка. И вдруг из-за угла выезжает танк!

Заканчивалась война. Штирлиц ехал по Берлину. А в это время глубоко в бункере Гитлер оттягивал свой конец.

Штирлиц вскрыл сейф и достал секретные документы. Внезапно вошел Борман.

– Что вы здесь делаете?

– Жду трамвая.

– Трамваи тут не ходят, – заметил Борман и вышел.

Через полчаса, когда он вернулся, Штирлица в кабинете не было. «Уехал», – решил Борман.

Ругаются Вовочка и Машенька:

– Ты сорока.

– А ты козел!

– А ты сорока.

– А ты идиот!

Вмешивается учительница:

– Машенька, зачем ты так, Вова же про тебя ничего не сказал, только назвал тебя сорокой!

– Ага, ничего не сказал! Он ведь про ту сороку, которая этому дала, этому дала и этому дала...

Заставил Василий Иванович Петьку чертеж сделать. Через некоторое время приходит проверять работу.

– Что ты Петька, такой неровный квадрат нарисовал? Ты что, дальтоник?

Мюллер и Штирлиц в спортзале.

– Любопытно, откуда у вас красная майка?

– Мне подарила ее мама ко дню Красной Армии, – ответил Штирлиц и подумал, не сболтнул ли он лишнее.

На встречу с Борманом Штирлиц вышел в буденовке, напевая песню о Москве.

– Вы бы хоть конспирацию-то соблюдали, – проворчал Борман.

Штирлиц согласился и надел темные очки.

– Вовочка, не бей мальчика по голове лопатой, а то вспотеешь и простудишься.

Уходит Василий Иванович на задание. Оставляет Петьку наедине с Анкой. Ревнует.

– Я за вами наблюдаю!!! Будете блудить – пущу ракету.

– Штирлиц, по-моему, нам следует зайти в этот подъезд.

– Ни в коем случае, Мюллер. Нас тут могут побить.

– Глупости. У вас навязчивая идея.

Они вошли в подъезд и через минуту появились сильно избитые.

– Как вам удалось это предвидеть, Штирлиц?

– Просто я вчера сюда уже заходил.

Штирлиц идет по коридору, навстречу ему Борман, широко расставив руки. «Надо прорваться», – подумал Штирлиц и, сбив с ног Бормана, скрылся. «Черт! – подумал Борман. – Пятое стекло до кабинета донести не дают!»

Мать решила наказать Вовочку: если он опаздывает к обеду, то не имеет права сказать слова за столом. Вовочка в очередной раз опоздал:

– Слушай, мам...

– Ни слова, Вова!

– Но, мама...

– Еще раз говорю: ни слова!

После обеда мать спросила Вову, что он хотел сказать.

– А, ерунда! Я только хотел сказать, что наша собака в комнате писает на папины носки.

Сошел снег. Штирлиц сидел у себя в кабинете. Услышав скрежет дерева по асфальту, он подошел к окну и увидел пастора Шлага, возвращающегося из Швейцарии.

Василий Иванович стоит у зеркала и расчесывается. Проходит мимо Петька.

– Что-то волос у меня выпадать стали, – как бы, между прочим, роняет Василий Иванович.

– Ничего удивительного. По весне вся тварь линяет! – тут же выдает Петька.

В дверь постучали. Штирлиц открыл и увидел на пороге маленькую собачонку.

– Что тебе, дуреха? – спросил Штирлиц.

– Сам дурак. Я из Центра, – ответила собачонка.

– Петька! Когда я говорю, стой там, слушай сюда!

Штирлиц проснулся около семи. «Хорошая девушка», – подумал Штирлиц, когда Семи ушла.

Штирлиц шел по Цветочной улице. Вдруг со второго этажа дома напротив вывалился Плейшнер. Штирлиц ускорил движение. Но со второго этажа следующего дома вновь вывалился Плейшнер. Штирлиц еще поддал. С окна третьего дома опять вывалился Плейшнер... Штирлиц бежал по Цветочной улице. А Плейшнеры все вываливались и вываливались.

Весна 45-го. На развалинах Берлина стоит Штирлиц, увешенный орденами и медалями Советского Союза. Мимо проезжают на мотоциклах гестаповцы. «Металлист», – подумали гестаповцы. «Рокеры», – подумал Штирлиц.

Уходит Василий Иванович на задание. Оставляет Петьку наедине с Анкой. Ревнует.

– Я вам все время спускал сквозь пальцы, но если я кого-нибудь за что-нибудь поймаю, то это будет его конец.

Штирлиц вышел из кабака и упал лицом в грязь. Через 10 минут он проснется и пойдет к Мюллеру. Это была годами выработанная привычка.

Василий Иванович задает вопрос Петьке:

– Что главное в танке?

– Орудие?

– Не верно!!!

– Броня?

– Нет!!! Не то!

– Гусеницы!!!

– Нет, Петька! Главное в танке – не пускать газы!

Штирлиц пернул втихаря. Тихарь задохнулся.

При обыске у Штирлица нашли три автомата, ящик патронов к ним, радиопередатчик, бочку самогона и радистку Кэт... На вопрос, где он все это взял. Штирлиц невозмутимо ответил:

– Нашел на улице!

– Штирлиц, вы знаете Тихонова? – неожиданно спросил Мюллер.

– Конечно, нет, – не растерялся Штирлиц.

Штирлиц зашел в свой подъезд. На стене было написано: «Штирлиц – русский шпион!» Штирлица это задело. На следующий день на стене было написано: «Штирлиц – русский разведчик!»

Штирлиц стоял настороже. Вдруг сторож выпрямился.

Мюллер разговаривает с Шелленбергом. Рядом стоит Штирлиц.

– Опять он здесь торчит, – раздраженно заметил Мюллер.

– Давно? – поддержал разговор Штирлиц.

Василий Иванович никак не может надеть новые ботинки. К нему подходит Петька и говорит:

– Василий Иванович, вы бы язычок-то вытащили.

– Вот спасибо, – отвечает Чапаев и высовывает язык.

Мюллер:

– Штирлиц, вы почему не закусываете? Вы что, русский?

– Мы, немцы, народ скупой!!!

Мюллер подошел к Шелленбергу и крикнул ему при всех:

– Чтоб ты сдох, старый педераст!

– Да-а... У них тоже демократия... – подумал Штирлиц.

Штирлиц снял майку. Майка тащилась всю ночь.

– Кэт, возьмите мою огромную любовь, – попросил Штирлиц.

У Кэт не было выбора, и она взяла.

Решил Василий Иванович приготовить яичницу. Разбивает одно яйцо – тухлое! Второе – снова тухлое, ...

– Ну, когда же в нашем магазине будут нормальные человеческие яйца?!

Штирлиц шел по коридору. Мюллер подставил ему ногу, Штирлиц грохнулся.

– Едрит твою мать, – подумал Штирлиц.