На полпути к себе - Иванова Вероника Евгеньевна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/105
• Следующая

— Куда? — не совсем понимаю иронию сестры.

— На все четыре стороны! Чего стоит одна только картинка на твоём лице... Опять попал кому-то под горячую руку? Или играл в героя? А может, и в самом деле, убил?

— Я поступаю, как хочу! — отрезал я.

Смех звонкими колокольчиками взлетел над ободранными кронами деревьев.

— «Как хочу»! И насколько эти слова сочетаются с предметом, столь нежно обнимающим твою шею?

Фрэлл! Шарф предательски размотался, пока я принимал участие в побоище, и ошейник оказался на виду... Что делать? Покраснеть от стыда или побледнеть от гнева? Неприемлемо ни то, ни другое: сестра всегда ухитряется проникнуть в мои мысли без помощи магических уловок, и сразу поймёт, что я притворяюсь. И стыдясь, и негодуя. Потому что... Потому что сейчас я всего лишь растерян и сбит с толку.

Шаг. Другой. Шелест лент на подоле платья. Лазурные глаза оказались совсем рядом. Так близко, что, заглянув в них, я понял: она и раньше знала об ошейнике. И о клейме. А ведь я просил Лэни...

Просил... Интересно, она доложила сразу или приберегла пикантную новость на десерт? Ну, волчица, только пересеки тропинку моей судьбы! Мало не покажется!

— А где же Ваш верный прихвостень? Или, точнее будет сказать: прихвостня? — вплёскиваю в голос как можно больше горечи.

Магрит укоризненно насупилась:

— Именно из-за этого я и отказала кузену Ксо.

Кузену? Ах, да: он же признавался ей в любви...

— Из-за чего?

— Из-за манеры так выражаться!

— О, значит ли это, что мы бы с ним отлично спелись? — я не удержался от заманчивой мысли.

— Надеюсь, этого не произойдёт! — совершенно искренне возразила сестра.

— Почему же?

— Если два невыносимых существа найдут общий язык, невыносимой станет жизнь всех остальных, — Магрит улыбнулась, и сразу стало ясно: ей подобная перспектива кажется чрезвычайно любопытной. По крайней мере, для того, чтобы воплотить в жизнь: играть на чужих нервах — излюбленное занятие в Домах. А уж если сестра поставила меня на один «горизонт» с кузеном Ксо... Обязательно надо попробовать. Вот только время выберу... А сейчас мне нужно знать совсем другое.

— Она всё же рассказала Вам? — настаиваю на прямом ответе.

— Разумеется, — кивнула сестра. — В любом случае, Лэни трудно было бы утаить случившееся от своей половинки по cy’rihn. Слишком сильный всплеск эмоций.

— Всплеск? Эмоций? — я оторопел. — Да, она показалась мне немного растерянной, но... Не более горячей, чем обычно.

— Ты удивительно ненаблюдателен! — Магрит покачала головой. — Довёл бедную женщину до слёз...

— До каких слёз?! — мой крик разрезал застывшую гладь холодного воздуха, и сестра сморщилась:

— Не ори. Я не глухая... До самых обычных слёз.

— Да это она... — договорить мне не позволили. Острый вишнёвый ноготок воткнулся в мою грудь:

— От твоих выходок можно не только расплакаться, но и сойти с ума! Что ты делал?

— А что? — непонимающе поднимаю брови.

— ПРОСИЛ!

— Что в этом странного?

— Ты понимаешь, что самим фактом просьбы поставил её на один уровень иерархии с собой?

— Ну... — такая трактовка собственного поступка не приходила мне в голову.

А ведь Магрит права: даже «разделив жизнь», Лэни осталась частью Внешнего Круга Стражи, частью прислуги. Обладающей исключительными правами, могущей при случае возразить господам, но — прислуги. Так заведено издревле. Так сотканы Гобелены Крови. Ничего нельзя изменить. Ничего не нужно менять. Да, я поступил непростительно глупо... Даже хуже: то, что совершил без всякой задней мысли, было (да и не могло не быть!) воспринято, как утончённая издёвка. Неудивительно, что Лэни рыдала — я унизил и оскорбил её, предлагая выполнить мою ПРОСЬБУ... Оскорбил сильнее, чем мог бы мечтать. Обвинил в том, что она не справляется со своими обязанностями, и предложил исполнить свою роль. Роль господина...

Я по-детски спрятал лицо в ладонях. Вот теперь мне стыдно, и ещё как.

А Магрит продолжала, каждым словом загоняя иглы под ногти моей совести:

— А потом закрылся Вуалью, намекнув, что она не в состоянии сама справиться с болью! Элрон будет рыдать и биться в истерике, узнав, какое чудовищное оскорбление ты нанёс Смотрительнице: ему до таких высот расти и расти!...

Дожил: меня сравнили с другим кузеном — самым ехидным из мерзавцев и самым смертоносным из домашних остроумцев. Лестно, ничего не скажешь. Проще было произнести всего два слова: «Ты — сволочь». Коротко и доходчиво. И возразить нечего: сначала унизил, показав, что Лэни не достойна повелевать (как будто она претендовала на власть?!), потом указал на слабость и невыдержанность, что для воина — хуже смертного приговора...

— Мне пришлось бросать все дела и мчаться, сломя голову, чтобы найти забившуюся в угол и дрожащую, как щенок, волчицу...

— Вы же сказали, что она плакала? — сквозь пальцы напомнил ваш покорный слуга, потому что слабо представлял себе слёзы на волчьей морде.

— Плакала. Потом. Когда мне удалось через Единение вернуть её в человеческий облик, — с нажимом объяснила сестра.

— Через... Единение? — неужели я довёл Лэни до Последней Черты?... Боги, да что же я за урод!

— Ты хоть помнишь, что число вмешательств в Обращение конечно и очень невелико[9]? — лазурные глаза прищурились.

— Да...

— Что — да?

— Помню.

— Можешь теперь представить моё состояние, когда она кинулась мне на грудь, захлёбываясь слезами? Кстати, я не смогла придумать, с какого фланга зайти, чтобы хоть немного успокоить Смотрительницу. Хорошо ещё, подвернулся молоденький волчок, только-только после Клятвы... — при этих словах Магрит усмехнулась ТАК, что я отнял руки от лица и посмотрел на сестру округлившимися глазами. Если из-за моей глупой выходки поплатился жизнью ещё и...

Наверное, мой ужас выглядел бесконечно забавно, потому что Магрит поперхнулась смехом:

— Успокойся, ничего с ним не случилось! Ну, помяли бока немного... в жаркой любовной игре...

— Даже если так... — недоверчиво протянул я.

— Всё хорошо, Джерон! — она сделала акцент на слове «хорошо».

— Как скажете...

— Но впредь... Впредь думай, что творишь, а то ряды нашей доблестной Стражи могут сильно поредеть! — если она и говорила серьёзно, то я этого не заметил. — Ради Пресветлой Владычицы, скажи: зачем ты всё это затеял?

— Я боялся... что Вы... узнаете...

— Если имеешь в виду картинку и прочее — забудь.

— Но...

— Это твоё личное дело.

— Я думал, что Вы... будете...

— Переживать? — усмехнулась она. — Вот уж нет!

— Значит, Вам всё равно... — огорчённо вздыхаю. Почему-то безразличие на вкус оказалось куда солонее неприятия.

Магрит фыркнула:

— Не всё равно. Но вмешиваться в твои поступки я не буду. И вообще: когда ты начнёшь жить без оглядки на всех остальных? Не спорю, это замечательное качество — думать о ближних, но... На всех не угодишь. Запомни. Затверди наизусть. Ты не должен ни перед кем оправдываться — это выглядит просто неприлично!

— Значит... — тяжёлые жернова моего соображения, наконец-то, добрались до зерна истины. — Значит... Вы на меня не сердитесь?

— Конечно, нет, — и сестра улыбнулась мне той самой улыбкой, которая всегда повергала меня в счастливый трепет.

— Спасибо! — я не смог погасить костёр облегчения, и быстро коснулся губами розового жемчуга щеки сестрёнки.

— Дурак! — взвизгнула она, и звон её голоса почти заглушил отчаянные всхлипы прыснувших во все стороны «снежинок». — Что ты наделал?! Да ты знаешь, сколько времени я потратила, чтобы подобрать эти украшения, не говоря уже о...

— Простите, dou Магрит... — я сконфуженно опустил голову. Ну вот, испортил такой хороший разговор...

— Я теперь похожа на помело! — сестра тряхнула выпрямившимися волосами. — Да Крадущиеся меня засмеют!...

— Уверен, кузен Ксо с радостью придёт Вам на помощь, — я не удержался от того, чтобы подколоть Магрит. Уж так забавно она выглядела! Наверное, у женщин это общая черта: придавать внешнему виду такое значение... Только не знаю, какому больше: своему или чужому?

• Предыдущая
• 14/105
• Следующая