На полпути к себе - Иванова Вероника Евгеньевна - Страница 33

• Предыдущая
• 33/105
• Следующая

— И правильно! — хвалю. — Но позволь извиниться..

— За что? — тёмно-лиловые глаза изумлённо расширяются.

— Вместе с «призраком» могла исчезнуть и другая память о твоей сестре. К сожалению.

— Да. Исчезла, — подтверждает эльф, и я кусаю губу. — Исчезла вся боль, остались только светлые дни.

— Хорошо, если так, — сомнительно, конечно, но у меня нет причин не верить. — В любом случае, прости. Не моё это было дело...

— А чьё же? — о, теперь нас захлестнуло лукавство!

— Твоих друзей, близких, родителей, наконец!

— У меня нет родителей. Они... погибли, — он говорит грустно, но очень спокойно, как о давно свершившемся и принятом факте.

— Сожалею, — звучит пошло, но больше сказать нечего. Утешать я умею плохо, да и... Не нуждается он в моём утешении.

— Ке рассказала, что ты сделал для неё, — после небольшой паузы сообщает эльф. — Но... получается, что и для меня ты сделал не меньше.

Сердце остановилось. Немного потопталось на месте, но всё же решило продолжить путь.

— Получается, что ты подарил Жизнь и мне...

— Ну-у-у-у-у, не будем усугублять... — пробую отшутиться. Не выходит.

— И я тоже должен назвать тебя...

— Умоляю!

— ... ma’ resayi! — торжественно заканчивает фразу эльф, а я жалею, что не могу шевелиться. Встать бы и закатить ему оплеуху — живо бы поумнел! Право слово, дети... Но почему, почему именно я в этой компании должен быть взрослым?!

— Тебе плохо? — искренняя забота в голосе Кэла заставляет меня скрипнуть зубами:

— Нет, мне замечательно! Если не считать кучки lohassy, путающихся под ногами и величающих меня «творцом», у меня вообще нет ни единой проблемы!

Он даже не пытается обидеться. Ещё бы: для Кэла я перешёл в категорию непререкаемых авторитетов, с которыми интересно и полезно играть, но у которых невозможно выиграть...

— Наверное, я должен представиться, — извиняющимся тоном сообщает эльф. — Мы знакомы уже несколько дней, но так и не...

— Думаю, моё имя ты уже слышал не раз.

— Да, и поэтому считаю необходимым назвать своё.

— Ну, так называй! — церемонность начинает меня бесить.

— Кэлаэ’хэль, Клан Стражей Сумерек, — он встал и коротко, но очень почтительно поклонился. Впрочем, в данном случае почтение адресовалось прозвучавшему имени, а не тому, для кого оно было произнесено. В другое время я бы обиделся, уловив подобные оттенки в голосе листоухого, но сейчас... Сейчас меня занимало совсем иное.

Кэлаэ’хэль. «Серебряное...» Нет, не подобрать точный перевод для этого слова из Старшего Языка!

Узор? Плетение? Вязь? И да, и нет. «Кэлаэ» — так называют то, что от начала и до конца создано разумом и усердным трудом. Искусственное от первого до последнего вздоха, но... Не менее прекрасное и удивительное, чем совершенные творения природы. Почему же тебя так назвали, lohassy? И кто — мать или отец? Скорее, отец: для женщины важнее ощущения, которым совершенно ни к чему давать имена...

— Ну и как? — ехидно осведомляюсь.

— Что? — вздрагивает Кэл.

— Твоё имя тебе подходит?

— Наверное... Я не думал об этом.

— Зря. Оно ко многому обязывает. Например, к постоянному самосовершенствованию.

— С тобой опасно вести спор, — очень серьёзно замечает эльф.

— Почему это? — невинно хлопаю ресницами.

— Ты меняешь уровни погружения так же естественно, как... как дышишь.

— М-да? Не замечал... — честно признаюсь я, а листоухий качает головой:

— Трудно представить, чем вызвана твоя обида на нас, если ты так легко избегаешь...

— И не представляй, — он заставляет меня смутиться. Немного, но неприятно. — Это было давно. Очень давно. В другой жизни. С другим... человеком. Я не хотел бы возвращаться туда.

— Но вернуться придётся, — вздыхает Кэл. Вздыхает так, что сразу становится понятно: он имеет в виду не только меня...

Когда эльф ушёл, я недовольно ударил кулаком по постели. События, сгустившиеся вокруг, как вечерний туман, не только не радовали, но даже пугали. По крайней мере, заставляли насторожиться...

Всю свою недолгую жизнь ваш покорный слуга старался убежать от ответственности. Почему? Да потому, что прекрасно с ней знаком! Лестно, конечно, обзавестись высоким титулом и парой-тройкой звучных Прав, но, дорогие мои, задумайтесь над крохотной булавкой в пышных одеждах Соблазна: чем шире становится твоя тень, тем больше песчинок может в ней уместиться. Можно не обращать внимания на мелочи, но рано или поздно они сами обратят внимание на вас. И — потребуют участия. В чём? В чём угодно! Мало-помалу трясина незаметных и приятных обязанностей станет глубже, настойчивее и беспощаднее. И, в конце концов, вы захлебнётесь в том, что поначалу казалось лишь милым дополнением к вашим достижениям.

Я не против ответственности, ни в коем разе! Но достаточно хорошо изучил пределы своих возможностей, чтобы соглашаться на сделку с судьбой...

Я знаю, в чём состоит моя основная ошибка. Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Если мне становятся ясны причины той или иной неприятности и способ её устранения, удержаться от вмешательства в происходящее я не способен. Словно что-то направляет мою руку, заставляя схватить угли из Очага Познания... Как это больно!

«Напрасно отказался от помощи...» — укоряет Мантия.

Какой?

«Той, что предлагал эльф...»

Ты имеешь в виду магическую? Вот ещё!

«Несколько расплетённых заклинаний тебе бы не помешали...» — облизывается, поганка.

Ага, так он и станет кидаться в меня атакующими чарами!

«Ну почему же сразу — атакующими?...» — дуется.

Потому что их уничтожение высвобождает гораздо больше Силы! Корпеть над чем-нибудь бытовым — значит, больше потратить, чем получить!

«Временами ты — такой умница... Жаль, что редко...» — умиляется.

Представляешь, мне тоже... Жаль.

Улыбаюсь в ответ.

«Ладно, тогда терпи...»

И как долго?

«День, два, неделю... Как пойдёт...»

Успокоила, нечего сказать!

«Сам виноват: нечего было устраивать самодеятельность!...» — слегка огрызается.

Извини, не смог удержаться... Мне показалось, что нужно как можно скорее...

«В принципе, ты прав: время играет существенную роль...» — соглашается Мантия.

Скажи: если бы я не развеял пепел ty’rohn сразу, а отложил бы вмешательство... ну, скажем, на месяц — что бы произошло?

«Трудно сказать наверняка... Но «пепел», как ты его называешь, увеличивался бы вместе с Кружевом, делая Узы крепче...»

Значит, я поступил правильно?

«Тебе от этого легче?...» — язвит.

Чуть-чуть. Хотя, на самом деле... Только хуже.

«Разумеется... Если работа приносит удовлетворение, она перестаёт быть работой, и ты не можешь относиться к ней с прежним усердием...»

Какая работа? Ты о чём?

«Отдыхай...» — и она снова убегает.

Отдыхай! Легко сказать, но трудно сделать. Когда тело пребывает в относительном покое, сознание трудится за двоих...

Какая-то сволочь (и я даже знаю, какая: долговязая, с длиннющей косой и жуткой смесью манер, составленной из «крутого парня» и «маленького ребёнка») вечером не задвинула занавеску на окне, в результате чего солнце, неуверенно взбирающееся на небо (в самом деле, а зачем это делать? Может быть, лучше разок передохнуть...)... Так вот, солнце заставляло небо светлеть. Вы умеете спать, когда светло? Если да — искренне завидую, потому что я сим талантом не наделён, и постепенно бледнеющая серая дымка за окном заставила меня проснуться.

Можно было попробовать встать и вернуть занавеску на положенное ей место, но что-то не хотелось. Знаете, иногда возникает такая странная лень: трясёшься над каждой крупицей сил, словно через некоторое время тебе придётся долго и нудно работать, и вот уж тогда эти самые силы понадобятся! Все — до последней крохи.

Я ни о чём не думал — созерцал узоры, которые природа сплела, созидая дерево, в конце концов, распиленное на потолочные доски. Мало есть вещей, столь же прекрасных, как слои древесины, изгибающиеся, сталкивающиеся, обнимающие друг друга... Приятные глазу, чуть приглушённые краски. Тепло уюта и душевного покоя. Тепло вековой мудрости. Тепло понимания и примирения со своей судьбой. Скажете, спорно? Отнюдь. Если бы дерево не было согласно принять вмешательство человеческих рук, оно не сохраняло бы в себе столько доброты...

• Предыдущая
• 33/105
• Следующая