Паутина долга - Иванова Вероника Евгеньевна - Страница 7

• Предыдущая
• 7/86
• Следующая

— Тэйлен!

Знакомый голосок звучит откуда-то сзади. Звучит обиженно и нетерпеливо, а ещё — досадливо. Причём досада возникает с моей стороны, мгновенно и непреклонно.

— Ты можешь идти помедленнее?

Помедленнее? Я и так еле плетусь обратно в мэнор. Я должен бежать. Мчаться. Лететь. Я должен успеть. Успеть что-то сделать, пока не стало слишком поздно.

— Да остановись ты!

Рывок ухватившимися за полу куртки руками. Не слишком сильный, но ощутимый. Главное, заставляющий остановиться и обернуться, чтобы оказаться лицом к лицу с принцессой.

Зелёные глаза под снова выкрашенной в чёрный цвет чёлкой мрачны, как океан в преддверии бури. Нос, и без того длинный, торчит вперёд настоящим клювом. Хищная такая птичка... Ворона. Сейчас взмахнёт руками, как крыльями, и вспорхнёт.

— Ты меня слышишь?

Продолжаю осмотр раскрасневшегося принцессиного личика. На подбородке намечается прыщик: красное припухлое пятнышко. И в правом уголке рта что-то похожее. Неужели простуда? Не хватало ещё уморить её высочество прогулками по морозу.

— Я с тобой разговариваю!

— Орать совершенно незачем: всю округу перебудите.

Сари возражает:

— Здесь никого нет, кроме нас, так что могу делать всё, что захочу!

В самом деле? Оглядываюсь вокруг.

Действительно, никого: улочка, по которой мы идём домой, сплошь застроена каретными сараями, по причине давно и основательно наступившей зимы, закрытыми за ненадобностью. Да, пожалуй, будить здесь некого. Но и повода кричать тоже нет:

— К сожалению, ваше высочество, желания не имеют ничего общего с возможностями.

— Ты о чём? — Непонимающе хмурится принцесса.

— Вам ли не знать? Мы никогда не делаем то, чего искренне желаем. Мы делаем лишь то, к чему нас вынуждают обстоятельства.

В самом деле, я ведь решил показать свои умения только ради (и, разумеется, после) получения одобрения принцессы. Если бы девчонка скучно сморщилась или заявила, что ей совсем не хочется ничего знать об игре в кости, у меня даже в мыслях не возникло бы... Наверно. Может быть.

— Неправда! — Топнула ногой Сари. — Ты шёл быстро, потому что хотел этого. А я кричу, потому что...

— Потому что испытываете страх.

— Вот ещё! Я не боюсь!

— Боитесь. До дрожи в коленках. И могу спорить, сейчас по вашей спине вверх-вниз бегают мурашки.

— Ничего я не боюсь!

— А следовало бы: пережитый страх надолго отвращает от совершения глупостей.

— Каких ещё глупостей?

— К примеру, тех, что вы успешно явили миру в игровом доме.

— Ты... — Она поперхнулась гневом. — Да как у тебя язык поворачивается?! Я хотела помочь тебе!

Верно, хотела. Но благие намерения настолько редко приводят к столь же благому результату, что пожалуй, надёжнее и уместнее действовать «во зло».

— И трогательное участие в моей судьбе едва не свело в могилу вашего наставника.

— Он не умрёт!

— Кто знает? Пока в деле разрушения вы продвигаетесь успешнее, чем в деле созидания.

Зелёные глаза темнеют:

— Ты обвиняешь меня?

— Обвиняю? Всего лишь ставлю оценку. Неудовлетворительную.

— Да по какому праву?!

— По праву человека, которому вы подписали приговор. А вот каким будет наказание, даже думать боюсь.

— Приговор, значит? — Сари раздула ноздри, став ещё некрасивее, хотя казалось, дальше уже некуда. — Я подпишу. Я подпишу тебе такой приговор, что ты будешь валяться у меня в ногах и молить о пощаде!

А вот это вряд ли. Если не придумаю, как действовать, не доживу до обещанной плахи.

— Это всё, на что вы способны? Угрожать? Как мало...

Поворачиваюсь к принцессе спиной. Шагаю вперёд.

— Куда собрался? Я ещё не закончила!

— Мне не о чем разговаривать с распалившейся по пустяку глупой девчонкой.

— Глупой девчонкой?!

Шурх. Шурх. Ш-ш-ш-ш-ш... Кристаллики снега, не примятые ногами прохожих, покатились по утоптанной грязно-серой мостовой. Ветер? Ему неоткуда взяться на этой улице, потому что она проходит с северо-востока на юг, а ветра в Нэйвос приходят преимущественно с северо-запада.

Печать закипела в груди жидким железом — тяжёлая, чужая, ненавистная и... такая полезная. В отдельных случаях. Например, при встрече с Заклинателем. Но кто бы мог подумать?!

— В длани твои, на волю твою... — шепчу скороговоркой, больше для самого себя, нежели для печати, потому что она раньше меня догадалась о происходящем и приняла бразды правления моим телом. Но не произнести эти несколько скомканных слов кажется кощунственным. Хотя бы потому, что правила должны оставаться правилами. Всегда.

Первая волна приходит спустя вдох после вступления печати в права. Метит в спину, но натыкается на непреодолимое препятствие и разочарованно откатывается назад, к своей родительнице. К её императорскому высочеству, принцессе Мииссар.

Пальцы сгибаются птичьими когтями, готовые поймать любую, самую юркую прядь Потока, рождённого не природой и не капризом богов, а человеком. Его собственной волей. Повернуться? Остаться стоять спиной к противнику? Не мне решать: печать уверенно и резко заставляет крутнуться на каблуках и оказаться лицом к лицу с Сари, которая...

Да, что я могу сейчас делать самостоятельно, так это смотреть. Во все глаза. И жалеть, что девчонка не может наблюдать себя со стороны, потому что зрелище восхитительное. Волшебное. Почти божественное.

Фонарей на Каретной улице не зажжено, но света луны, перешагнувшей через середину цикла, вполне достаточно, чтобы был виден тонкий силуэт, окружённый взбесившимся воздухом. Марево сгущающихся и от того постепенно теряющих прозрачность лент плетёт вокруг принцессы щит, способный стать вполне осязаемым и совершенно непробиваемым. Для любого оружия. Но мне не важно, сколько слоёв воздуха, сменившего хаос на упорядоченность, окажется на моём пути: я жду атаки, и только её. Точнее, жду не я, а печать.

И атака не медлит: одна из лент, приобретая на лету молочно-белое мерцание и остроту бритвы, срывается с кромки «щита», направляясь ко мне — врагу, замершему в десятке шагов от девчонки. Врагу, в распоряжении которого нет ни щитов, ни клинков. Врагу, который сам по себе сейчас вообще не человек, а всего лишь... Контур. Всего лишь русло, по которому может течь любой поток, и слабый, и сильный. Я не способен победить мощь Заклинателя. Я могу только отразить её. Отправить обратно. Но для этого...

Большой и указательный пальцы правой руки кольцом смыкаются на «древке», цепко захватывая и заставляя гибкое воздушное «копьё» изменить направление полёта, скользнуть «остриём» по подставленной ладони. Большой и средний пальцы левой руки перехватывают, разворачивают, бросают обратно, но не наобум, не наугад, а точно в то же место, откуда начиналась атака. Лента воздуха, усилиями печати ещё более упорядоченная и уверенная, врывается в стык между своими единокровными сёстрами, проникая за оборонительные порядки и готовя удар с тыла. Принцесса не замечает угрозы, атакуя ещё раз, бездумно и яростно, но мои пальцы капканами смыкаются вокруг струй воздуха ещё быстрее, потому что печать уже уяснила возможности противника и выбрала изо всех доступных способов самый простой и безопасный. Для всех нас.

Второй прорыв в тылы врага оказался ощутимее: Сари вздрогнула, покачнулась, и на бледном личике появилось сомнение в успехе, а это верный признак победы. Моей. Потому что, ведя сражение, ни в коем случае нельзя сомневаться в своих силах — проиграешь. Третьей атаки не последовало вовсе: девчонка сдавленно вскрикнула, пойманная в ловушку «щита», сотканного внутри её собственного из воздуха, предавшего свою госпожу.

— Пусти!

Печать успокаивается, значит, дело сделано, и мне больше ничего не угрожает. Какое-то время.

— Пусти, слышишь?!

Это мне говорят? О, простите: кричат. Вот только крик получается больше похожим на хрип. Разумеется, если грудная клетка сдавлена воздушным панцирем, громкие звуки издавать несколько затруднительно.

• Предыдущая
• 7/86
• Следующая