Христофор Колумб - Йенсен Йоханнес Вильгельм - Страница 24

• Предыдущая
• 24/33
• Следующая

И вот, белые заставили его просеивать золотоносный речной песок; проработав две недели, он тащил им целый мешок, весь сгорбясь и едва не падая под его тяжестью, получал в награду свой бубенчик и уходил. По его походке видно было, как он был счастлив! Старые закаленные к а с и к и[31], с седыми волосами на ногах, ковыляли издалека, чтобы послушать говор бубенцов, и были счастливы на склоне лет услыхать столь чудесные звуки. Молодежь, естественно, гонялась за новинкой, но и умудренные опытом люди не в силах оказывались устоять; ведь это был не мираж, но истинное вещественное чудо!

Такой эффект произвели бубенчики. А за ними зазвонили колокола! Недалеко было то время, когда с колоколен фундаментальных церквей над коралловыми берегами и мангровами[32] загудел благовест, на удивление птицам, возвещая утреннюю и вечернюю зарю, как в Старом Свете…

Ну да, совсем как за несколько веков перед этим, когда первые отважные латинские миссионеры проникли в дебри Средней и Северной Европы и соблазнили диких туземцев в коровьих шкурах молитвенным колоколом. И там началось с бубенца, а кончилось огромными громогласными колоколами кафедральных соборов.

Что ж, пожалуй, эти колокола уже состарились и отжили свой век в Европе,

– вот их заблаговременно и решили выгодно сбыть за океан дикарям?

Во всяком случае, намерения были самые лучшие, и такой человек, как Колумб, никогда не вздумал бы применять, для обращения темных дикарей и спасения их душ, какие-либо крутые меры.

Но конкистадоры держались других взглядов. Иначе для чего же были даны им пушки? Спасение языческих душ… Сперва надо запрячь их в хомут, а потом уже допустить к причастию! Да и сами туземцы на материке были совсем не такие безобидные, как счастливые обитатели глухих океанских островов. Первые же белые, столкнувшиеся с мексиканцами, отведали их маквауитля – меча с деревянного рукояткой и обоюдоострым клинком из обсидиана, ужасное оружие! Мексиканцы во многом оставались еще людьми каменного века, но пропороть человеческую шкуру – на это они были мастера, и их многочисленность делала их врагом, с которым считались; зато с ними очень мало церемонились при обращении их в христианство.

Мексиканцы впервые столкнулась с великими чужеземцами в лице Хуана Грихальвы[33], который показался у их берегов со своими кораблями. Завоевание началось с Кубы, где сел наместником Диего Веласкес, один из многочисленной семьи Диего, которые начали стекаться в Новый Свет и расселяться там. До Грихальвы в этих местах уже побывал другой гидальго[34] Кордова, охотившийся за невольниками и высадившийся на полуострове Юкатане. Название это означает: «что такое?» и является исковерканным вопросом туземцев: «тектетан», с которым они обращались к белым, не понимая их языка. Название это сохранилось до сих пор. Кордова нашел на полуострове большие прочные постройки, не чета ветхим пальмовым шалашам островитян, и сами здешние туземцы, люди грубые, до неприличия хорошо владели оружием и без всяких церемоний снимали с белых головы. Грихальва едва не угодил в мученики у этих берегов, встретив такой отпор, что вынужден был поскорее уйти в море с остатками своей команды.

Среди его людей был Берналь Диас, который в старости, сидя в Гватемале,

написал свои воспоминания – труд несравненный. Это был замечательный человек, участник и свидетель всего завоевания Мексики, храбрый, скромный, благородный, истинный испанец, притом мастерски владевший пером; о нем рассказывали, что он даже в мирное время не мог спать иначе, как в кольчуге и на голом полу; могучий неугомонный дух принудил его, когда он сошел с арены, написать труд, объемом и силою содержания не уступающий бессмертному произведению Гомера.

Да, лишь «Илиада» может сравниться с «Историей завоевания Мексики»[35]; только время действия гораздо ближе к нам, а действие полно того же героизма, и сами герои почти знакомы нам. В самом деле, разве мы так далеко ушли от того времени?.. Нас разделяют всего лишь 13—14 поколений, и устные предания, передаваемые от деда к внуку, вполне могли бы непосредственно дойти до нас, если бы их не заменили письменные источники. Голос Берналя Диаса, донесшийся до нас из глубины времен, заставляет нас почтительно склониться перед его трудом и указать на него всем, кто хочет пережить завоевание Теночтитлана. Здесь мы только попытаемся сделать кое-какие извлечения, которые могут осветить встречу между первобытным дикарем и белым человеком.

Сохранилось имя того индейца, который первый побывал на кораблях Грихальвы и сообщил о них в Теночтитлане.

Звали его Пинотль: он был один из сборщиков податей Монтесумы. К нему явился другой туземец и рассказал, что на море видны движущиеся крылатые башни. Лазутчики, высланные на разведку, донесли, что видели в море две такие башни, и что с одной из них был спущен челнок с какими-то человекоподобными существами, белолицыми и бородатыми, одетыми в диковинные блестящие брони. Тогда Пинотль сам поспешил на берег, и ему посчастливилось встретить чужеземцев; он даже побывал на борту одной из башен, побеседовал с людьми, – по всей вероятности, с помощью мимики и разнообразных жестов со стороны гостей, —и понял, что светлые существа едут в гости к великому господину большого города по ту сторону гор, о котором они много слыхали…

Он верно очень богат? Сколько у него золота? Они разводили руками и жестами предлагали Пинотлю тоже развести руками, чтобы показать, сколько золота у его господина.

Башни поплыли дальше, вдоль берегов, приставая в разных местах, и в одном Грихальву чуть не искромсали на куски туземными мечами, что заставило его бежать от берегов, а Пинотль пустился в путь и не отдыхал ни днем ни ночью, пока не добрался до Теночтитлана, где предстал пред Монтесумой и всем его Советом и объявил им, что видел богов и говорил с ними. Со слов Пинотля, мексиканскими иероглифами составлены были описания и нарисованы на бумаге из алоэ изображения богов и их морских дворцов, и все это было предложено на рассмотрение Совета.

Если бы мы могли видеть их теперь! Если бы у нас была в руках подобная иллюстрация к ужасной кровавой трагедии, которая должна была вскоре разыграться! По этим описаниям и рисункам можно было бы судить о том, как ацтеки представляли себе и как изображали испанских рыцарей, которых принимали за богов; это могло бы быть мерилом суждения о них самих. Но, должно быть, все эти ценные материалы погибли вместе с другим горючим материалом в костре под котлом, в котором тот или другой солдат разогревал себе ужин; много было таким образом уничтожено этими потомками вандалов! Сколько золотых украшений, бесценных произведений мексиканского искусства побросали они в плавильный тигель. В том числе и сокровища Перу, захваченные Писарро[36]: вазы и золотые колеса, которыми был завален целый зал длиною в одиннадцать, шириною в восемь и высотою в четыре с половиною аршина – выкуп за Атауальпу[37], которого затем тут же прикончили; сокровища, о художественной ценности которых европейцы и не подозревали, а Писарро, бегло окинув их свирепым солдатским глазом, приказал сначала расплющить их, чтобы они занимали поменьше места, и потом расплавить. Палач не подозревал, что их антикварная ценность превышала стоимость их чистого веса. Впоследствии это золото в виде толстых цепей в четыре ряда обвивало бычачьи шеи разных испанских грандов[38] шестнадцатого столетия, и его можно видеть на сохранившихся фамильных портретах той эпохи. Европа наводнялась золотым потоком, а сказочная Америка утопала в трупах погибающих народов. Но это уже история Писарро, истребителя инков, древних властителей Перу, одна из побочных глав кровавой книга конкистадоров.

• Предыдущая
• 24/33
• Следующая