Христофор Колумб - Йенсен Йоханнес Вильгельм - Страница 27

• Предыдущая
• 27/33
• Следующая

На алтарях ацтеков находили затем кое-какие остатки жертв, принесенных ими в первое время войны; между прочим, найдены были: подкова, фландрская шляпа и письмо – предметы, которые красноречиво говорят нам о положении вещей. Ясно, что так дело продолжаться не могло.

Но даже после того, как Кортес и его свита утратили выгоды положения богов, на их стороне оказалось большое преимущество – остаться людьми, внушающими ужас.

Апостольское рвение Кортеса обострилось еще ошеломляющим впечатлением, произведенным на него богатствами Мексики и, главным образом, не природными, а сокровищами, накопленными людьми. Началось с того, что Монтесума вежливо отправил ему навстречу посольство с дарами, когда Кортес был еще на пути к городу. Эти мелочи, мало достойные внимания божества, как вежливо выразились послы, были в глазах испанцев целым состоянием из золота, драгоценных камней и произведений искусства; последние расплющивались или переплавлялись новыми владельцами. Но если это были «скромные» дары, то какие же несметные сокровища ожидали завоевателей в самом городе? Это не могло не разжигать их воинственного пыла, и участь ацтеков была решена.

Древнейшим символом ацтеков в связи с основанием Теночтитлана – что означает «Кактусовая скала» – было изображение скалы с растущим на ней кактусом, на котором сидит орел, держа в клюве змею, – картина, символизирующая природу мексиканского плоскогорья.

Древние ацтеки построили свое пуэбло на том самом месте, где в действительности увидели такую картину. Они приняли ее как знамение. После прихода испанцев они могли расширить значение этого своего тотема[43], увидеть в нем символ своей судьбы,—им предстояла борьба не на живот, а на смерть. И посейчас национальным знаком Мексики служит изображение орла и змеи, которые соединили свои силы, заключили союз. Но в эпоху Кортеса орел с выпущенными когтями и хищно разинутым клювом парил над гремучею змеей.

История завоевания Мексики известна в отдельных своих деталях: поход Кортеса на плоскогорье, заговор в Холуле, помощь Малины и кровавая баня, вступление в Мексику и пленение Монтесумы в его собственном городе, двусмысленное поведение Нарваэса и Альварадо во время отсутствия Кортеса, восстание и смерть Монтесумы, злополучное отступление испанцев из Мексики, их возвращение и осада, принесение мексиканцами в жертву всех пленных испанцев, голод среди туземцев и сдача города. Описания всего этого можно найти всюду и везде, и чем они подробнее, тем менее они отчетливы и живы.

При всем уважении к последовательности событий, позволим себе освежить их в памяти лишь вкратце и сосредоточить внимание на духе эпохи, на характере действующих лиц, как он выявлялся в том или ином событии, независимо от того, когда оно происходило случайно—раньше или позже другого. Словом, будем писать не историю, а драму, эскиз драмы.

Пусть пройдут перед нами как воочию: Кортес и Монтесума, Малина, Альварадо, Сандоваль и другие герои; Вицлипуцли с его отвратительными жрецами; ночь, полная ужасов, когда испанцы и мексиканцы дрались в мрачном городе людоедов, расположенном на островках Соленого озера, – Венеция преисподни! – шестьдесят обнаженных дрогнущих европейцев, обреченных в жертву Вицлипуцли и затем заколотых на виду у всех других… Чем не паноптикум? Пылающие алтари, горящие дома, сцена, расписанная кистью огня, а на заднем плане Попокатепетль на фоне пылающих небес, пожар над пожаром!..

Можно начать драму в хронологическом порядке заговором, но, поставив на первый план самого Монтесуму а не оставляя его за кулисами. Местом действия взять Теночтитлан, кровавую баню соединить с кровавой баней Альварадо и приурочить, вместе с двумя сценами массовых убийств, ко времени большого весеннего праздника, что будет достаточно верно исторически по отношению к последнему; остальное: сражение в городе, штурм храмов, отступление, жертвоприношение, осаду и голод – можно показать как ряд быстро мелькающих сцен, следующих одна за другою или включенных одна в другую.

Итак, праздник весны. Он справляется по издревле установленным оригинальным обычаям. Прежде всего, самого красивого и сильного из молодых ацтеков провозглашают божеством и дают ему в жены четырех прекраснейших в стране девушек, затем двадцать дней справляют пышный и обильный яствами и питиями свадебный пир – символ плодородия вернувшейся весны. На 21-й день праздник принимает общенародный характер: все молодые люди и девушки одеваются по-праздничному накидывают на себя дивные плащи из перьев райских птиц и колибри, украшают себя золотом и драгоценными камнями – получается настоящий цветник, радующий глаз. Затем устраивается торжественная процессия, по священному значению своему стоящая выше всех прочих общественных актов; ничто не может помешать ей, все откладывается в сторону – даже война. Бесчисленная процессия эта провожает молодых – бога с его женами – через всю главную площадь Теночтитлана, а затем вверх по лестницам на вершину главного храма. Здесь все на коленях молятся юному богу, в которого, по их верованиям, вселился сам Тескатлипока, и передают его в руки жрецов, а те закалывают его на жертвеннике; сердце бросают в кадильницу перед изображением божества, тело же отдают на съедение верующим; церемония сопровождается плясками и песнями.

На этот раз праздник протекает не совсем так, как полагается, – ему суждено прерваться до своего завершения. Взгляните на этих молодых ацтеков, идущих во главе процессии, цвет родовитых туземных семей, в драгоценных одеяниях из ярких перьев, осыпанных старинными фамильными изумрудами, – разве у них такой беззаботный и невинный вид, как это полагается на столь радостном торжестве? Приложите руку к их сердцу, и вы ощутите что-то жесткое; зачем они прячут маквауитли[44] под своими плащами невинности? Мексиканцы мрачны от природы, но если оглядеться хорошенько на кишащих народом улицах пуэбло, то нельзя не заметить, что жители сегодня мрачнее обыкновенного; губы у всех плотно сжаты, и глаза мутны, как их соленое озеро.

Но нашелся некто, читающий по этим лицам, как по раскрытой книге; это Кортес; он разгадал таинственные письмена при помощи Малины. Она действовала втихомолку, по ночам, проскальзывая змеей во все трещины и закоулки пуэбло, ловя ухом беседу каждой пары старых знатных касиков, прикидываясь равнодушной туземной женщиной; ей не требуется особого переодевания, достаточно по возможности обезобразить себя, что, впрочем, задача не легкая при ее пламенной, яркой красоте; но она преодолела все трудности; под видом самой простой неуклюжей рабыни– водоноски она проникала даже в святая святых – в среду главных жрецов и присутствовала на самом тайном собрании у Монтесумы, о чем тот и не подозревал. Вот почему Кортес так всеведущ и губы его так свирепо стиснуты под усами; но его замыслы непроницаемы ни для кого, а он кое-что подготовил под покровом глубочайшей тайны.

Замечательный трилистник представляет собой группа, созерцающая прекрасное праздничное шествие – процессию весны: Кортес, Монтесума и Малина. Кортес по случаю праздника закован в железо с головы до пят, и только его потный солдатский нос торчит из-под шлема; Монтесума в скромном одеянии, скрашенном лишь несколькими драгоценностями; ему, как первому человеку в государстве, незачем выделяться роскошью; кроме того, у него траур, он чувствует себя пленником, хотя и стоит здесь у всех на виду, как бы вполне свободный, служа предметом глубочайшего поклонения; Малина с перьями на голове и в маленькой ажурной тунике из перышек колибри. Все трое вежливо и сдержанно улыбаются друг другу, а про себя читают мысли друг друга, т.е. Кортес и Малина читают в мыслях Монтесумы, глядя ему в глаза, когда он говорит; он же не знает, что вокруг площади поставлена артиллерия и выкрашенные в темный цвет воины с фитилями в руках, а за воротами, готовыми распахнуться, стоит наготове конница с обнаженными мечами.

• Предыдущая
• 27/33
• Следующая