Ледник - Йенсен Йоханнес Вильгельм - Страница 10
- Предыдущая
- 10/35
- Следующая
Дренг хорошо изучил Ледник и знал, что тот все движется. Он соображал, прикидывал в уме и довольно ясно предвидел то время, когда здесь круглый год будет стоять зима, – Ледник захватит всю страну. И Дренг инстинктивно собирался с силами, чтобы встретить то время во всеоружии опыта и знания. Каждая проходившая зима была для него суровой школой, которая учила его готовиться вообще ко всему. И он мало что предпринимал в течение дня, в чем не скрывалась бы забота о будущем, хотя и не всегда сам сознавая это. Ледник грозил Дренгу и заставлял быть наготове.
Но в первые годы его одиночества лето бывало еще довольно жаркое, хотя и очень дождливое. Это были настоящие потопы; теплый дождь лил целыми неделями и превращал весь край в туманные болота. Тогда Ледник, омытый и прозрачный, сохранял свое бездонно-зеленое сияние и в глубинах, и на вершинах, с которых он сползал широчайшими извивами, усеянными трещинами и обломками скал, вниз, в окутанную сеткой дождя и тумана страну.
Эти летние потопы превращали Дренга в полуводяного жителя; он научился переправляться по воде на древесных стволах, орудуя длинным суком, как багром; вздувшиеся реки и озера уже не могли больше быть преградой на его пути. Если вода становилась чересчур глубока, он бороздил ее широким концом сука и все-таки пробирался вперед. Собака следовала за ним, то сидя на противоположном конце ствола, то плывя рядом. До чего они оба промокали! С них всегда так и текло, кожа до самых глаз пропитывалась водой и холодела, но они переносили все это как нельзя лучше.
Во время короткого лета Дренг опять поддавался беспечности, свойственной лесному человеку, бросал свои шкуры и без конца бродил, не имея при себе ничего, кроме своего каменного оружия. Он всеми порами своего тела впивал в себя тепло, целыми днями лежал и пекся на солнце, если только оно пробивалось сквозь сплошные облака. Но зимняя закалка уже была у него в крови и только ждала холода; у Дренга развилась память, он никогда не уходил так далеко, чтобы потерять из виду зеленоватый блеск Ледника под небесами.
Лето Дренг проводил в беспрерывных скитаниях, переходя с места на место в погоне за добычей. Он устраивал себе шалаши там, где его заставала ночь, а утром шел дальше. Однажды, во время своих охотничьих походов, Дренг спустился в южную долину, откуда был родом, и нашел лес почти сгнившим и частью превратившимся в кочковатое мшистое болото. Отдельные стволы больших деревьев уже едва можно было различить; они образовали почти непроходимую чащу валежника, заросшую кустарником и сорными травами.
Первобытному лесу уже не суждено было больше собраться с силами! Каждый год некоторые из опрокинутых деревьев пытались пустить побеги, и над погребенными в болоте пальмами зеленели новые отпрыски; но им не суждено было становиться деревьями – с наступлением зимы они погибали. Ни одно из растений первобытного леса не возродилось в своей первозданной пышности; они влачили существование в виде мелких, уродливых побегов; некоторые из них, впрочем, оказались довольно стойкими и впоследствии опять создали лес, хотя и других, более мелких размеров.
Зато были и такие растения, которые в первобытном лесу не имели никакого значения, а теперь воспрянули и общими силами принялись воссоздавать лес; это были хвойные растения, которым холод был нипочем. Ель и сосна быстро разрастались и заполняли пустоши первобытного леса. Можжевельник, в былые времена напоминавший гигантские кипарисы, перезимовав в виде мелких, медленно растущих побегов, сохранил куполообразные и пирамидальные очертания своих предков, но значительно уменьшил свои размеры. Некоторые лиственные породы – наоборот, в новых условиях из кустов и трав разрослись в большие деревья и приобрели способность сбрасывать свою листву на зиму и обновлять ее весной. К таковым принадлежали береза и дуб, которые в первобытном лесу были лишь кустами, осина, ива и многие другие. Теперь они вошли в силу, давали побеги и тянулись вверх своей недолговечной лиственной шапкой в течение лета, когда ночи стояли светлые.
Все приспособились теперь к новому порядку, к смене времен года, раз уж нельзя было иначе. Многие из перекочевавших на юг животных возвращались летом на север, и так они стали делать из года в год, отступая все южнее, по мере того, как разрастался Ледник.
Почти все птицы устремлялись на север, когда солнце начинало озарять своим ослепительным светом наводненную местность, очертания которой были им хорошо знакомы. Птицам не мешал этот избыток воды – лишь бы солнце выманило из земли траву, тростник да достаточное количество копошащихся червей. Были и такие птицы, которые навсегда остались на юге: фламинго, пеликаны и другие прихотливые птицы, довольно сомнительной наружности, но с чрезвычайно нежными плавательными перепонками на лапках. Всех же остальных – гусей, уток, лебедей, пигалиц, жаворонков и куликов – Дренг ежегодно приветствовал, когда они прилетали с юга целыми тучами и, шумя крыльями, с радостными криками бросались в обширные озера, из которых повсюду торчали сухие ветки и корни старого леса.
Там квакали жабы, пока не являлся аист и не начинал глотать их; извивались черви и плавала по освещенной солнцем воде всякая мелюзга, приманивая уток; большие щуки с быстротой молнии бороздили светлую гладь воды, спасаясь от преследования выдры; а между сгрудившимися древесными стволами строили свои города целые стаи бобров.
И начиналась кормежка, а потом высиживание яиц и рождение детенышей! Дренг утопал в изобилии – столько было яиц и дичи – и целыми неделями валялся без дела на островках, где в дуплах погибших деревьев гнездились пчелы.
Из сухопутных зверей многие тоже пытались возвращаться на север в теплую пору. Сидя на какой-нибудь возвышенности и высматривая добычу, Дренг иногда различал на южном краю горизонта, залитого ослепительным сиянием, давно знакомые очертания мощной фигуры льва в виде тени на облаках; на земле же зверь казался на таком расстоянии лишь едва заметным пятнышком. Иногда Дренгу случалось уловить и изящные очертания зябкой антилопы, которая, пожалуй, пробежала сто миль от своего нового пастбища, только бы взглянуть разок на покинутую северную родину. Это были, наверное, отдельные бродяги или изгнанники вроде Дренга, но они всегда поворачивали обратно, увидев с высоты опустошенные леса. Их судьба указывала им путь все южнее и южнее, и им предстояло стать совсем чужими в этих краях.
Некоторые сухопутные животные гостили на севере летом и уходили обратно с наступлением холодов, но таких становилось все меньше и меньше; они не могли, как птицы, переноситься по воздуху и привыкнуть к ежегодной кочевке. Бродячий образ жизни освоили лишь дикие лошади да еще некоторые другие быстроногие; вообще, Ледник скоро проложил границу между теми, кто хотел осесть на севере, и теми, кто хотел кочевать. Первые два года и бегемот пытался возвращаться на лето на север, шлепая по болотам, но так искололся о валежник и ветви, торчавшие со дна, что на следующий год уже не показался, навеки повернувшись к родине спиной, – а спина у него была широкая!
В самое первое лето нагрянула еще и целая ватага бесхвостых обезьян, которые жили на земле, как люди; но, разумеется, они забыли о зиме и занялись высокопарными словопрениями да выживаньем других животных из узкой долины, где было достаточно орехов и ягод, чтобы пропировать все лето.
Спустившись следующей весной в ту долину, Дренг нашел скелеты всей ватаги на одной горке, куда обезьяны забежали, спасаясь от холода. Буря застигла их врасплох, и видно было по их оголенным костям, как они все сбились в кучу, обнялись, да так и замерзли.
Обезьяны постоянно надоедали Дренгу, следуя за ним и во всем его передразнивая, так что Дренг теперь с удовольствием сочинил и спел всей компании прощальную песню. С тех пор он больше не видел обезьян. И южнее они, должно быть, тоже все вымерли, даром что всегда хвастались.
Умнее всех вел себя мамонт, которого Дренг часто встречал в первые годы, тянувшиеся как вечность и превращавшие Дренга в человека. И первое время он и мамонт отлично уживались на Леднике. Дренг не решался еще охотиться на этого исполина, так ; как недостаточно возмужал; кроме того, пища у них была разная – вот они и не мешали, не завидовали друг другу.
- Предыдущая
- 10/35
- Следующая
