Норне-Гест - Йенсен Йоханнес Вильгельм - Страница 15

• Предыдущая
• 15/35
• Следующая

Однажды в гостях у детей побывал сам волк. Он прибежал средь бела дня из глубины леса – длинный, тощий и усталый. Увидав людей на суку, он сразу остановился под деревом, подняв переднюю лапу и делая вид, что явился сюда именно ради них. Он привстал на цыпочки и разгладил щетину; взгляд у него был такой ясный, морда такая добродушная, что Гест с Пиль готовы были раскаяться в своем несправедливом отношении к нему. Они ведь никогда не видали волка вблизи и, может быть, составили себе совсем неверное представление о его нраве. Если с ним подружиться, то можно будет, пожалуй, играть с ним, как с собакой, а им как раз не хватало собаки. Он поразительно похож на собаку!

Но как ни велик был соблазн спуститься и завязать дружбу со зверем, они все-таки остались сидеть на дереве. Пусть волк сам взберется к ним, если у него, правда, нет дурного умысла. А серый продолжал бродить под деревом, словно в задумчивости, облизывая свою тощую морду; его раздумье продолжалось слишком долго, и дети, соскучась, принялись развлекаться, бросая в него обломками ветвей и прутьев. Он сверкнул желтыми глазами и притворился веселым: стал хватать зубами брошенные ветки, делал вид, что не прочь поиграть, как щенок, даром что был старый, костлявый, опытный хищник; он по-детски скакал, играл лапами, притворялся растроганным, пытался ласково тявкать, весело кривил свои тонкие губы и так старался понравиться, что детям нестерпимо захотелось слезть вниз и погладить игривого щенка; они переглядывались, ерзали взад и вперед по суку и были в нерешимости.

А искуситель внизу играл еще соблазнительнее, вприпрыжку отбегал к лесу, потом оборачивался к ним, как бы маня их за собою; одно только казалось детям странным – что от волка пахло так скверно, наперекор его сладким ужимкам; пахло падалью, и сам волк был такой тощий, что все ребра торчали наружу. Нет, вряд ли стоило спускаться вниз к нему, и они остались на месте.

Когда волк убедился в тщетности своих ожиданий, он сбросил маску и громко зевнул с досады, обнажив четыре длинных клыка; голод и смерть свирепо глядели из его глаз. Потом он присел на свой хвост и завыл зловеще-озлобленно и в то же время плаксиво, поднял заднюю ногу у самого дерева, отряхнул прах со своих ног и побежал дальше – длинный, тощий, свесив хвост и ни разу не оглянувшись.

Сидевшие на дереве переглянулись и побледнели; они поняли, что средь бела дня у них побывала сама ночь. Подобный же вой раздавался в лесу каждую ночь; так вот в чем дело! Они-то думали, что это лес с его сверхъестественными силами, а это всего-навсего старый, голодный, обманутый в своих надеждах пожиратель падали! Теперь они стали умнее. Гест долго смотрел вслед волку, пока тот не исчез в лесу. Будь у него сейчас лук и стрелы!..

Может быть, ему удалось бы пристрелить старого коварного бродягу и подарить Пиль новое ожерелье из волчьих зубов вместо пожертвованного ею источнику. Без сомнения, волк потому и был так дерзок, что у нее не было на шее этого талисмана.

На следующий день Гест засел в своей мастерской подле большого камня у ручья. Оттуда слышится неясный звон кремня; он занят тонкой работой – обтачивает наконечники для стрел, для чего приходится сначала раскалывать поперек подходящие осколки, и, прежде чем удается добиться желаемого, он набивает кучу щебня. Гест задумал сделать себе лук и стрелы. Он побывал уже в молодом осиннике и теперь раздумывает, где взять тетиву, да вспоминает, где он поблизости видел заросли тростника.

Гест видит перед собой будущий лук и принимается обрабатывать дерево острым кремнем; стройный осиновый побег надо сгибать осторожно, чтобы лук вышел одинаково гибким с обоих концов, где предстоит сделать зарубки для тетивы. Мальчику не терпится завершить задуманное, и он работает, как одержимый; еще не закончив деревянного остова, он принимается за тетиву и представляет себе будущие стрелы; больше он ничего не видит и не слышит кругом.

Пиль как раз занята плетеньем – пусть же она даст Гесту лыка для тетивы! Когда лук натянут, он зовет ее и пробует тетиву пальцем, извлекая из нее первые певучие звуки и улыбаясь с гордостью изобретателя – хорошо поет его лук? Рядом лежит связка тростника, принесенная им с берега реки; стебли очищены и приготовлены – из них выйдут отличные стрелы.

День прошел. Пиль усердно занималась плетеньем, оживленным шепотом беседуя сама с собою и постоянно встряхивая головой, чтобы откинуть со лба волосы. Наконец, она пошла посмотреть, что делает Гест, и нашла его мрачным и необщительным, совсем другим, чем до этого, – случилось несчастье: в первый же раз, как он с силой рванул тетиву к себе и затем отпустил ее, она с треском лопнула. Конечно, лыко не годится; может быть, сделать тетиву потолще? Но тогда она потеряет гибкость и не будет звучать. А лук без звука все равно что без души. Гест отлично знает, что тетива делается из кишок, потому что раз оружие рассчитано на то, чтобы выпускать кишки, то и на выделку его нужны кишки, но тут он попадал в заколдованный круг – как же добыть кишки прежде, чем у него будет оружие?..

Пока он решил обойтись тетивой из волос, и так как волосы Пиль длиннее, то ей и приходится пожертвовать своими; она ложится головой на камень и покорно ждет, пока он отрежет острым камешком нужное ему количество волос; потом она помогает ему свить тетиву. Тетива выходит довольно прочной и хорошо звучит. То, что она сделана из человеческих волос, придает ей особые свойства: берегитесь, люди! Но, разумеется, такая тетива чревата опасностями и для всех волосатых тварей.

Когда лук был готов, Гест присел и сыграл на нем песню для Пиль. Она звучала чудесно; однообразно, но чудесно, и он долго щипал тетиву, а Пиль прислушивалась с наслаждением. Это была первая арфа Геста. Впоследствии Гест станет скальдом.

Но пока он хотел быть только охотником. Свою первую стрелу он направил прямо вверх; она змеей взвилась под небеса, выше самого высокого дерева и, оглядев небесную лазурь, упала назад на землю, вонзилась в дерн кремневым наконечником на целый палец вглубь и осталась торчать в земле; там Гест и нашел ее после некоторых поисков.

Мир с птицами был нарушен в тот же день. Со временем Гест стал метким стрелком. Сначала лук был коротковат, да и стрелы были из тростника; но лук рос вместе с охотником, и тростниковые стрелы скоро сменились деревянными, более длинными и прочными. Гест никак не мог остановиться и с каждым разом все совершенствовал свой лук; рос он сам, росло и его оружие, становясь все длиннее и опаснее. Скоро лук Геста перестал быть игрушкой с тоненьким невинным голоском – в лесу хорошо узнали его свирепую песню.

С каждым днем Гест с Пиль все больше набирались ума-разума; постепенно они научились различать все лесные звуки и голоса – чьи они и откуда. Гест старательно откладывал в своей памяти приобретаемые сведения о новом мире, который он как охотник собирался покорить.

Пришло время, когда он, сидя на своем дереве у родника, мог по звукам, доносившимся из лесу в разное время дня, точно определять, что и где творится: где ходит дичь, по каким полянам и долинам, и каково ей там.

Лето понемногу стало склоняться к осени, но Гест с подругой не чувствовали иной перемены, кроме той, что лес предлагал им на выбор все больше и больше разнообразной растительной пищи. Их трапезы состояли уже не из одной сырой рыбы; они обильно питались лесными плодами, не нуждаясь в животной пище. Лесные орехи стали наливаться; зернышки были такие мягкие, молочно-сочные. И прохладным утром Гест с Пиль часто забирались завтракать в орешник, где не продувало ветром; шершавые листья хлестали их по лицу; они забирались в самую чащу и там встречали свою рыжую приятельницу-белку, усердно собиравшую новый урожай.

На болотах и на сырых лесных полянках появилась масса черники и брусники, нередко там можно встретить и медведя на задних лапах, передними он собирал с кустов ягоды. Если человечки ведут себя смирно и держатся на почтительном расстоянии от старого ворчуна, он не мешает им лакомиться с соседних кустов. У медведя они потом научились находить дуплистые деревья, где водились пчелы и накапливались медовые запасы. Дупла оказывались сверху донизу набитыми желтыми медовыми сотами; мед, вытекший из них на дно дупла, делается от старости черным и терпким, как смола. Но и с медведем мир оказался непродолжительным, так как Гест мало-помалу становился заправским охотником.

• Предыдущая
• 15/35
• Следующая