Выбери любимый жанр

Поход кимвров - Йенсен Йоханнес Вильгельм - Страница 6


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

6

Все это было лишь предвкушением предстоящих вскоре конских бегов и скачек, которыми праздновалось наступление весны; тогда всадники будут разнаряжены и в полном вооружении, и кроме конских ристалищ будут еще соревноваться в бое с быком, самой любимой своей забаве, так как она была очень опасна; будут там и трубачи, подзадоривающие коней и всадников звуками рогов, и все это уже не за горами.

Шум и гам на лугу выманили из жилищ женское население усадьбы. Женщины стояли поодаль с раскрасневшимися лицами, ослепленные солнцем и зрелищем: до чего бесстрашны эти молодцы!.. Женщины тоже лелеяли золотые мечты о будущем: девичьи сердца били тревогу при мысли о том, что станет с ними, когда на них разом нахлынут все силы неба и солнца, и парни, и белые ночи с их чарами. Где устоять против такого бурного напора слабому женскому существу! Ох, они чувствовали себя такими беззащитными в своих легоньких одеждах, что их пробирала дрожь. Да и в самом деле было холодно, следовало бы укрыться дома, но девушки словно приросли к месту, глаз не сводя с удальцов, которые так непринужденно летали на конях, едва касаясь земли.

Позади всех, из-за сараев и из люков землянок выглядывали темные головы рабов – этим нечего было ожидать от весны, кроме усиленной работы. Все, что происходило на лугу, было совсем не для них; все, творившееся в мире свободных людей, как и сам этот мир с его сияющим солнцем и воздухом, были им чужды. Свободные люди принадлежали светлому дню, свежему воздуху, а рабы пресмыкались во тьме, сгорбленные, кривоногие, спотыкающиеся, они принадлежали самой ночи, глядевшей из их привыкших к копоти глаз и всклокоченных косм. Лучи весенне-молодого солнца заставляли их только почесываться и кутаться в свои шкуры; им дела не было до этого большого небесного костра; в их беспросветно-темных душах чувства копошились, подобно червям в болотной трясине. Но гарцующие всадники все-таки привлекли их внимание. Из торфяных ям на болоте поднимались одна за другою черные фигуры, словно глыбы самого торфа, и тоже глазели на луг, где носились удальцы с длинными волосами, наподобие солнечного сияния развевавшимися вокруг их голов. Светлые гривы и хвосты коней тоже отливали на солнце золотом; у Толе все кони были светло-рыжей масти, с мордами телесного цвета, словно родные братья всадников! По двору и лугу как будто катилось огненное колесо.

Наверху, на холме, пахал землю человек с большими деревянными колодками на ногах, свесив голову на грудь. Остановив на минуту свою соху, чтобы дать волам передохнуть, он мутным, тупым взглядом созерцал происходящее на лугу. Слюнявя бороду, он с трудом сообразил наконец: а, опять эти скачки – уж поломают они себе когда-нибудь шеи! Но это их дело, а его дело пахать за них поле. И он, прикрикнув на волов, потащился дальше по своей вязкой борозде. Два приземистых коренастых существа в юбках – скотницы – разбрасывали навоз, время от времени останавливаясь передохнуть и, жарко дыша, поглядывали сквозь нависшие космы волос, словно сквозь решетку, то на двор, то на солнце: долго ли еще до полудня?

Центром всеобщего внимания был, разумеется, сам Толе; взоры всех устремлялись к нему, стоявшему на пригорке, опираясь на рукоять секиры, к старику хозяину с длинными седыми волосами, выбивавшимися из-под куньей шапки.

Старик был дородный, с бычьей шеей, кряжистый и мускулистый, с сильными руками, уже слегка трясущимися, с вывернутыми красными краями век и слезящимися глазами, но с властным взглядом, смотревшим в упор на того, с кем старик говорил. Особую силу приобретал взгляд Толе, когда он смотрел на женщин; они чувствовали его даже на расстоянии и волновались, даже если он и смотрел благосклонно.

Взоры любопытных тем более приковывались к лугу, что рядом с хозяином стоял почетный гость, Норне-Гест. Он зашел погостить в усадьбу, и в честь него-то и был устроен смотр. С его прибытием всегда связывались особые ожидания, его пребывание нарушало обычное течение будничной жизни.

А двум старикам было о чем поговорить между собою, и они, видимо, горячо беседовали все время; Толе даже откинулся назад, словно готовый упасть под тяжестью обрушившихся на него вестей – должно быть, речь шла о великих событиях, но самого разговора никто не слыхал: оба стояли так далеко от всех прочих, что даже самые ближние не могли ничего уловить. Все знали, что стариков связывала давняя дружба, и можно было припомнить в прошлом не один пример большой перемены в судьбе некоторых домочадцев, произошедшей в то время, когда скальд гостил в усадьбе.

Даже рабы глядели на него с упованием, зная, что он не преминет посетить их норы: он знал о них то, чего не знали их хозяева; входил в их нужды, печали и радости. Те из них, кто был в свое время захвачен в плен и сохранил еще воспоминания о родине, могли рассеять тоску в откровенной беседе с НорнеГестом. Редко оказывалось, чтобы родной край пленника был совсем не знаком скальду, чтобы он не побывал хоть раз и там.

После окончания ристалищ оба важных зрителя стали подниматься с луга на откос позади усадьбы. Тсс!.. Это они направились в священную рощу, где находился жертвенный камень. Погадать? Может быть, на зелье, может быть, по светилам небесным?

Средь бела дня не страшно подойти к роще, и кое-кто из самых отчаянных подростков двинулся по пятам за стариками; ведь никто не обращает внимания на любопытных ребят, но они-то всегда все видят.

И вот они видели, как старики прошли за частокол в лесок, образовавший как бы обособленный островок, не доходя до большого леса; опушка леска или рощи густо заросла кустами и деревьями помельче, а в глубине росли крупные деревья, обступавшие источник и пруд. Все это были недосягаемые святыни, не говоря уже о священных хижинах, разбросанных там на открытой лужайке и между деревьями; это были страшные хижины, обители ужаса; и всех ужаснее была длинная бревенчатая хижина, где находилось само капище и трапезная, в которой пировали мужчины в дни торжественных жертвоприношений. Сами деревья нагоняли жуть своими старыми узловатыми, засохшими сучьями и ветвями, увешанными скелетами, черепами и рогами жертвенных животных, а также людей. Часть старых, почерневших от времени и высохших до костей трупов попадала на землю и валялась под деревьями. Словом, тут было целое кладбище; стоило кому-нибудь войти в рощу, как гнездившиеся там вороны, крупные, сытые, медлительные птицы, почти ручные, снимались с мест и тотчас же снова садились на деревья с солидным бормотаньем, словно узнавая и приветствуя вошедших.

Трупы и вонь от них не пугали ребят: им не в диковинку было видеть мертвые тела и нюхать всякую падаль, и их неудержимо влекли к себе ужасы, таившиеся в капище. Кое-что им было известно, но недостаточно, и, прильнув глазами к щелям в частоколе, они старались разглядеть, что там творилось. Пока Толе с Норне-Гестом ходили между хижинами, за ними легко было уследить – оба и впрямь направились к жертвенному камню, и Толе зачем-то положил на него руку, – но когда старики входили в хижины, любопытные терялись в догадках и изнывали от досады. Когда же наконец оба посвященных вознамерились войти в самое капище, волосы стали дыбом на головах ребят, и они, разинув рты, невольно отвели вытаращенные глаза от щелей и обратили их к небу, как бы призывая его в свидетели: ведь те двое, дерзнувшие войти в обитель самого божества, должны были теперь ослепнуть!.. Ребята только одно это и знали о святилище: кто узрит его ужасы, непременно ослепнет. И чаша была переполнена – ползком, на четвереньках смельчаки уходили из чащи, подальше от опасного места, пока не выбрались в поле, а там живо вскочили на ноги и во весь дух понеслись к жилью, чтобы сообщить товарищам и матерям о том, что дедушка и высокий чужой гость полезли прямо в пасть к злому духу!

А тем временем Толе и Норне-Гест вошли в капище. В дверях им пришлось нагнуться, потом шагнуть с высокого порога глубоко вниз – капище находилось наполовину под землей, и дневной свет проникал в него только через дверь; но на полу горел костер, слабо озарявший середину помещения и оставлявший в тени все углы. Древняя старуха поднялась навстречу пришедшим, вся сгорбленная и скрюченная, но живая, и беззубый рот ее болтал без умолку, по-сорочьи, красные глаза были грязны, и все морщины на лице полны копоти, крошечная голова совершенно облысела, пальцы почернели и потрескались от вечной возни с огнем. Его надо было поддерживать все время – это был священный очаг всего народа, не угасавший круглый год, обновлявшийся лишь на празднествах солнца; заботы о костре, не считая других обязанностей при богослужениях, и лежали на гюдиях.

6
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело