Напарница - Авербух Наталья Владимировна - Страница 10

— Нет! — Это короткое слово прозвучало до боли жалко и беспомощно.

— Когда ты пропал, мы просили его найти тебя, — тихо проговорил человек. — Только найти! Четыре дня назад он пришёл, сказал, что знает, где тебя держат. Оставил бумаги с описанием, мы установили там слежку, но ничего подозрительного не видели. И на следующий же день… Наш человек даже ничего не успел понять. У нас не было возможности вытащить тебя сразу, слишком респектабельный там район, да и дом арендовался иностранным гражданином. Операцию планировали на завтрашний день, но…

— Нет, — простонал вампир. — Нет! Он же не хотел! Он никогда не хотел умирать! Он никогда не хотел этим заниматься! Он не хотел! Он не должен был! Почему?! Почему это случилось — с ним?! Почему вы отпустили его?!

— Он ничего не желал слушать, даже не посоветовался со мной.

— Неправда! — стонал не-мёртвый. — Такого не должно было случиться! Он клялся, что будет жить вечно! Он обещал не покидать меня! Обещал!

Раздался треск ломаемого дерева.

— Прекрати! — закричал человек.

— Он не должен был умирать, — не унимался вампир. — Только не он!

Послышался такой звук, словно упало тяжёлое кресло.

— Ненавижу! — выкрикнул вампир. — Будьте вы все прокляты! Все!

— Куда ты? — окликнул сердитый человек.

— Прогуляться, — рыкнул вампир.

— Стой! — спохватился сердитый. — А твоя девушка? Когда ты поговоришь с ней?

— Никогда! — рявкнул не-мёртвый. — Делайте с ней, что хотите, хоть сами съешьте. Мне плевать!

— То есть мы можем убить её? — обрадовано уточнил человек.

Я замерла, боясь даже вздохнуть. Убить — вот так просто. За что?

Вампир буквально зарычал.

— О, проклятье! Не смейте её трогать! Я поговорю с ней. Завтра. Обещаю.

На завтра он не пришёл. Не пришёл и через день и через два дня. В тот же вечер, едва стихли шаги вампира (он громко топал, уходя из приёмной начальника), распахнулась дверь, и угрюмый человек уже знакомым сердитым голосом велел убираться из его кабинета — мол, дальше по коридору мне выделят комнату и принесут поесть. Как я ни была слаба, пришлось вставать на ноги и повиноваться — тон начальника вампира не оставлял никаких возможностей для отказа. Едва я устроилась в чьём-то пустом кабинете, как сердитый человек ворвался снова и потребовал, чтобы я взяла перо и бумагу и написала свою версию произошедшего — к утру. И ещё — чтобы я никуда не выходила без специального разрешения. За мной, мол, придут, когда понадобится.

Полночи промучившись с описанием своих приключений (ослушаться я не решилась), я легла спать, и спалось мне отвратительно. До самого утра мне снился погибший вампир — точно такой же, как худой смуглый человек из конки. Он смотрел на меня и грустно улыбался, будто знал, что я не смогу ему помочь. И всю ночь до утра я бегала по подземным лабиринтам, пытаясь спасти того, кто важнее жизни, важнее чести и присяги. Всё оказалось бесполезно, и наутро я проснулась с тяжёлой головой и ощущением бессмысленности жизни.

Весь день до ночи я промаялась от скуки и томительного ожидания, но ночью вампира не было, как не было и следующим утром, и днём. А через двое суток в занятый мной кабинет принесли сундук, в котором обнаружились оставленные у госпожи Кик вещи. Все мои вещи, до последней книжки, до последнего платочка.

Я разрыдалась. Если моё имущество принесли сюда — значит, госпожа Кик знает, где я, и не волнуется. Это было бы хорошо, но…

Но если она отдала вещи, значит, она меня больше не ждёт, и вернуться мне некуда. Мне навсегда придётся оставаться здесь в распоряжении вампира и бесчеловечно равнодушных к чужой жизни людей. Это — навсегда. Я плакала, пока не промочила насквозь прижатый к глазам платок, плакала, пока голова не стала раскалываться от сильной боли, которая всегда появлялась у меня от продолжительных рыданий.

Не увидеть мне больше шляпную лавку, госпожу Кик — строгую хозяйку и воспитательницу, не увидеть ставшие родными улицы, лавки соседей, ухажёра своего, бедного мальчика… Что ему сказали насчёт меня? Соврали? Отмахнулись? Ищет ли он меня или — вдруг? — забыл уже… Написать бы ему, успокоить… Да куда там — как «отчёт» свой отдала — описание жуткого приключения, так бумагу и перья отобрали и больше не приносили.

Я бросилась ничком на канапе и снова забылась в тревожном кошмаре с погонями, лабиринтами и не-мёртвыми. Это — навсегда…

Сама не знаю, почему я даже не попыталась сбежать. Может быть, потому, что на окнах были решётки, а в конце коридора, в который выходила дверь «моего» кабинета, скучал дюжий охранник. А, может, потому, что вампир клялся спасти мою жизнь и принёс сюда, а не домой — должно быть, снаружи опасно, ведь те люди наверняка будут меня искать. А, может, потому, что понимала: к госпоже Кик идти бесполезно, а в другое место никто не возьмёт без документов — единственного, что пропало из моего имущества. Как бы то ни было, я продолжала жить в непонятной конторе, где люди старались не смотреть друг другу в глаза, плакать по ночам и ждать — уже не знаю чего.

Попытки расспрашивать прислугу ничего не дали — люди просто отворачивались, стоило мне с ними заговорить. В коридоре я видела серьёзных господ в тёмных сюртуках, но они не обращали на меня внимания. Сердитый начальник принял меня всего раз (на третий день моего пребывания там), но слушать не стал, велел идти вон и ждать распоряжений.

«Или смерти» — мысленно закончила я, но вслух не сказала ни слова.

Вампир всё не появлялся, день тянулся за днём, ночь за ночью, я боялась спать и боялась бодрствовать, а в конце недели, когда слуги стали посматривать на меня особенно неласково — в конце недели поняла: он меня бросил, он не вернётся, и вскоре меня убьют. От этой мысли я разрыдалась ещё горше, чем в то утро, когда увидела сундук. Я не хотела умирать — пусть жизнь глупа, бессмысленна, пусть впереди уже не будет ясных дней — умирать было страшно.

Два дня я плакала и тосковала, билась в истерике и даже подумывала о том, чтобы распахнуть окно и закричать — вдруг кто-нибудь услышит, и меня спасут?

А на исходе второго дня он всё-таки появился.

Я уже переоделась ко сну и улеглась, когда внезапный шорох со стороны окна заставил меня оглянуться. Не-мёртвый сидел на подоконнике, одетый в отутюженные серые брюки, расстёгнутую короткую куртку того же цвета, из-под которой виднелась крахмальная белая рубашка. На ногах — начищенные до блеска новые ботинки, на шее свободно повязанный тёмно-синий галстук. Шляпа охотничьего фасона лежала на подоконнике рядом с ним. Хорош, ничего не скажешь, не мужчина — картинка, и точно выверенная небрежность его костюма ему очень подходит, так же как и тщательность остальных деталей. На секунду мелькнула мысль, что вампир хочет загладить впечатление, произведённое на меня в том страшном подвале.

Что касается меня, то я до слёз смутилась, оказавшись перед мужчиной в одной сорочке. Хорошо ещё, что дешёвая ткань была достаточно плотной и нигде не просвечивала, а покрой — по требованию госпожи Кик — закрытый и строгий. Я поспешила набросить на плечи одеяло и запахнуть импровизированную накидку на груди.

По лицу не-мёртвого скользнула улыбка — горькая, грустная, недобрая.

— Ты знаешь, — не то спросил, не то заявил он. Я начала было произносить подобающие случаю слова соболезнования, но вампир протестующе вскинул руку.

— Не надо, не лги. Ты не знала его, а если б и знала — что тогда? Убит вампир — чудовище, монстр в твоих глазах! Кто он, каким он был — тебе всё равно.

Я молчала: что я могла ответить? Почему-то хотелось возразить: знала. Тот мужчина из конки, образ которого преследовал меня по ночам — был ли он человеком? Он вскочил в конку на ходу, он перебежал улицу одним махом, и в лице его не было и кровинки. Но если и вампир — тот же ли?

— Да, — сказал не-мёртвый, не отрывая от моего лица тоскливого взгляда. — Ты видела его — за день перед смертью, я разглядел это в твоей памяти.