Гибель «Русалки» - Йерби Фрэнк - Страница 49

• Предыдущая
• 49/100
• Следующая

Уборки в то утро не было: она также входила в обязанности боцмана. К полудню сотни негров барахтались в собственной моче и экскрементах, а вонь стала невыносимой даже для людей, притерпевшихся к ней за долгие годы, проведенные в тропических широтах.

Один из матросов подошел к капитану и отдал честь.

– Прошу прощения, сэр! – сказал он. – Негры там внизу подняли ужасный шум.

Капитан Пибоди задумался. Он был упрямый человек, но вовсе не дурак.

– Пусть мистер Роджер и мистер Фолкс сию же минуту явятся сюда! – проворчал он.

Оба помощника тотчас явились и отдали честь, целиком обратившись во внимание.

– Что, черт возьми, происходит? – вопросил капитан Пибоди.

– Видите ли, сэр, – неуверенно начал Джеймс Роджер, – многое не было сделано…

– Гром и молния! В чем же причина?

– Это обязанности боцмана, сэр, – решительно сказал первый помощник, – а вы приказали заковать его в кандалы, сэр!

– Да, приказал, и так будет, пока я не сочту нужным освободить его! Скажите, мистер Фолкс, что не было сделано из того, что надо было сделать?

– Прежде всего, сэр, – неторопливо проговорил Гай, – не были установлены виндзейли, и ниггеры, вероятно, умирают от удушья. Во-вторых, сейчас полдень, а их обычно кормят в десять утра. В-третьих, если невольничью палубу не мыть, не скоблить и не драить пемзой каждый день, они все умрут от болезней, вызванных грязью. В-четвертых, днем их обычно выпускают размяться на палубу. В-пятых…

– Достаточно, мистер Фолкс! Какого же черта, вы, зная обо всем этом, не приказали это сделать?

– Прошу прощения, капитан, – сказал Гай мягко, – но, поскольку я являюсь третьим офицером на корабле, мне едва ли надлежит отдавать приказания, не относящиеся непосредственно к моим обязанностям, пока оба старших офицера живы и находятся на борту судна…

– Ах вы, дерзкий молокосос! А вы, Роджер, почему вы не отдали приказ?

– Я счел это нескромным, сэр, – сказал Джеймс Роджер. – Почти все из того, что надо было сделать, выполняется под руководством боцмана, поэтому мне пришлось бы просить вас освободить его или назначить кого-то другого на его место. А честно говоря, сэр, видя, в какую вы пришли ярость из-за такого пустяка, как шашни с негритянкой, я просто не осмелился…

– Пустяк! – прорычал Пибоди. – Так знайте же вы оба, что я не позволю, чтобы мой корабль превращали в плавучий бордель! С этого дня любой офицер или матрос, которого я поймаю с негритянкой, получит тридцать плетей!

– Тогда, сэр, – решительно сказал Гай, – бунта не избежать.

– Бунт! Какой бунт? Фолкс, мне кажется, я приказал вам говорить только тогда, когда вас о чем-то спрашивают. Бунт! Да скорее все это сборище козлов и обезьян провалится в ад, чем кто-нибудь из них осмелится поднять на меня руку!

– Прошу прощения, сэр, – сказал Роджер, – но мистер Фолкс прав. Я много раз ходил с вами в море, сэр, но я также сделал два рейса на «Королеве Конго», когда вы были прикованы к постели, и мне довелось кое-что узнать. Матросам на невольничьем судне всегда предоставлена полная свобода в отношении женщин. Это одна из их старейших привилегий. Они ведь не первоклассные матросы, сэр, не военные моряки. Было бы разумнее смириться с их человеческими слабостями, чем сдерживать всю эту шайку…

– Хватит! – визгливо крикнул капитан Пибоди. – Убирайтесь отсюда оба! Вон, я сказал! Освободите этого мерзавца боцмана! Накормите негров! Вы, Фолкс, составьте правила содержания чернокожих и через час положите на мой стол! А теперь по местам оба, да поживей!

Гай тщательно подготовил свой доклад. И капитан Пибоди, надо сказать, принял его вполне благосклонно. Но было уже поздно: дело зашло слишком далеко. Матросы, которым пытались навязать непереносимую для них дисциплину, вымещали свою злобу на неграх. От носа до кормы «Марты Джин» разносилось щелканье хлыстов. Капитан Пибоди, новичок в работорговле, не взял на борт переводчиков, а среди офицеров и матросов никто не говорил на языке вайдах, поэтому плеть была единственным ответом на все жалобы и стенания негров.

Через день появился первый признак надвигающейся беды: ночью один из негров обмотал цепь вокруг горла и задушил себя. На следующее утро во время еды еще один с диким криком перелез через сетку, высоко натянутую над планширом как раз для того, чтобы предотвратить подобные случаи, и бросился в море.

На третий день боцман разыскал Гая Фолкса и прошептал:

– Девять негритосов отказываются от еды, сэр. Вам бы надо сказать капитану…

Гай отправился на корму и отдал честь.

– Добрый день, сэр, – сказал он холодно. – Я бы хотел попросить разрешения сообщить вам… Это очень важно…

– Говорите, черт бы вас побрал! – рявкнул капитан. – Ну что там на этот раз, Фолкс?

– Девять ниггеров отказываются есть, сэр, – сказал Гай. – Если ничего не предпринять сейчас, зараза перекинется и на остальных и тогда начнется настоящая волна самоубийств.

– А вы знаете, мистер Фолкс, – сдержанно спросил капитан Пибоди, – что нужно делать в таких случаях?

– Да, сэр. Но это малоприятная процедура.

– Приятная или нет, прикажите, чтоб это сделали! Видит Бог, этот корабль как будто заколдован! Что ни делается, все идет вкривь и вкось! Пойдемте, я хочу посмотреть, как кормят негров…

Зрелище действительно было не из приятных. Боцман и пятнадцать матросов приволокли на палубу девять негров. Затем принесли жаровню. Один матрос принялся раздувать угли ручными мехами, пока они не стали огненно-красными. Двое других схватили негра, заставив его опуститься на колени. Потом боцман взял щипцами тлеющий уголь и приложил его к губам негра. Кожа зашипела и треснула, кровь полилась по подбородку, чернокожий закричал, и тут же в его раскрытый рот вставили большую воронку, в раструб которой плеснули черпаком липкое месиво из разваренных бобов. Глотать негра заставляли, периодически ударяя рукояткой плети по кадыку.

Подобным образом пришлось накормить четверых, и только тогда удалось сломить упрямство невольников – остальные сдались. Трое чернокожих, однако, тут же исторгли пищу обратно. Гай знал по опыту, что для них уже нет никакой надежды, очень скоро они умрут…

На шестой день после отплытия, когда стемнело, капитан Пибоди поймал на месте преступления еще трех матросов с негритянками из племени вайдах. Он приказал отстегать их плетью на палубе на следующий день после полудня…

Проходя мимо матросов, Гай пытался уловить в их глазах хоть какой-то намек на то, чего следует от них ожидать, но все, словно сговорившись, отводили взгляд. Впрочем, не стоило гадать, Гай и так все знал: недаром он провел уже шесть лет на невольничьих судах.

В тот же вечер Гай попытался добиться аудиенции у капитана. Однако вспыльчивый и благочестивый пуританин из Новой Англии с криками и проклятиями прогнал его с порога, не дав и рта раскрыть. После этого Гай выставил черных женщин из бывшей каюты помощника капитана и созвал военный совет, на который пригласил Джеймса Роджера, первого помощника, Пола Талли, боцмана, и Пако, могучего негра-повара.

– Они собираются поднять мятеж, – сказал Гай прямо. – Я провел с этими ублюдками лето и зиму и достаточно их знаю. Пытался предупредить капитана, но он послал меня ко всем чертям. И вообще он сейчас не способен сохранять хладнокровие. А значит – ты у нас старший, Джимми, поэтому я замолкаю и предоставляю слово тебе…

– Нет, Гай Фолкс, – сказал Джеймс Роджер. – Я хоть и занимаю на корабле более высокое положение, но не знаю о работорговле и малой толики того, что знаешь ты. Никак не могу понять, почему вдруг наша компания решила связаться с кубинскими работорговцами? Тебе слово, Фолкс, – скажи, что нам делать?

– Ладно, – сказал Гай. – Но прежде всего я хотел бы кое-что выяснить. Ты, Пол, пострадал по милости капитана. Как ты теперь: с нами или против?

– Он, конечно, упрямый старый осел, – сказал боцман, – но капитан хороший. Да ведь они знают, эти парни, что мне их завтра пороть, так что особенно им любить меня не за что…

• Предыдущая
• 49/100
• Следующая