Кровная связь - Айлс Грег - Страница 104

• Предыдущая
• 104/141
• Следующая

– М-м-м…

Он показывает мне разворот журнала. Я вижу невысокую, отлично сложенную девушку с прической в стиле «афро», которая скачет на лошади.

Снова стянув конверты желтой лентой, я бросаю взгляд на полусгнившие сливы, тоже из вещмешка. Высохшие, сморщенные и черные, они отдаленно напоминают ягоды, которые я могла бы принести домой после детской игры «кошелек или жизнь» в те времена, когда сладости для Хэллоуина еще не продавались в магазинах. Пожалуй, теперь следует внимательно рассмотреть альбом с фотографиями, но я к этому еще не готова. Отложив его в сторону, я бездумно перебираю карты. На верхней представлен участок границы между Вьетнамом и Камбоджей к востоку от Сайгона. На другой изображена какая-то долина под названием А Шау Вэлли. На карте видны сделанные от руки пометки с английскими названиями: «Орлиное гнездо», «Берхтесгаден», «Куррахи», «Холм гамбургеров». Рядом с некоторыми названиями небрежно нацарапаны отметки высоты: «Высота Перри» – 639, «Высота Хоптаун» – 760, «Орлиное гнездо» – 1.487. Под английскими названиями видны печатные буквы другого языка: Донг Со, Але Нинх, Рао Лао. У меня такое чувство, что на этих высотах погибло много американских парней, причем они не должны были там находиться. Ну конечно: внимательно изучив карту, я понимаю, что смотрю на участок границы между Вьетнамом и Лаосом.

– Боже мой! – восклицает Майкл, показывая мне разворот «Плейбоя». – Интервью с Крошкой Тимом. И статья, написанная Нельсоном Альгреном. Фантастика! Знаешь, может быть, твой отец и купил этот журнал как раз из-за этих статей.

– Спасибо, ты очень мне помог.

– Извини. Я думал, ты хочешь сначала увидеть все сама, прежде чем показывать мне.

– Ты прав. Прости меня.

Итак, мне осталось просмотреть альбом для рисования и фотоальбом. Я уже собираюсь взяться за фотографии, когда Майкл снова окликает меня, но таким голосом, какого я еще не слышала раньше.

– Кэт?

Я поднимаю голову и вижу, что лицо его покрылось смертельной бледностью.

– Что такое?

Он качает головой, потом протягивает мне журнал. Между двумя страницами засунуты три фотографии. На каждой из них снят ребенок, каждый раз другой. На первых двух я вижу мальчиков в возрасте шести или семи лет. На третьей фотографии запечатлена темноволосая девчушка лет примерно пяти.

Все дети обнажены.

– Это ты? – спрашивает Майкл.

В глазах у меня стоят слезы.

– Нет.

Один из мальчуганов и не подозревает, что его снимают, зато второй явно испуган. Он держит свой крошечный пенис так, словно собирается помочиться, но я буквально вижу оставшегося за кадром мужчину, который приказывает ребенку трогать себя.

Желудок у меня подступает к горлу. Я хочу вернуть его на место, но не могу. Уронив журнал на пол, я вскакиваю, бегу в угол, и меня выворачивает наизнанку. Выпрямившись и глотая воздух широко открытым ртом, я отплевываюсь и вдруг чувствую, как что-то касается моей руки.

Я мгновенно разворачиваюсь и изо всей силы бью Майкла в лицо.

Он удивленно моргает, но не делает попытки защититься. Я отвожу руку назад, чтобы нанести новый удар, но тут что-то смыкается вокруг моего запястья, и мой кулак останавливается на полпути.

Это рука Майкла.

– Кэт? – негромко и мягко окликает он. – Это я, Майкл.

Из груди у меня вырывается душераздирающий крик. Он рождается где-то глубоко внутри, ниже диафрагмы. Если бы мой кулак попал в лицо Майклу, то непременно сопровождался бы таким криком. Меня охватывают ярость, унижение и еще что-то, чему я даже не могу подобрать названия. Когда крик наконец стихает, моя рука все еще дрожит примерно в дюйме от его лица.

– Думаю, нам пора сматываться, – говорит Майкл. – Мы можем поговорить обо всем у меня дома.

Я не отвечаю.

– Я понесу вещмешок. Мы должны забрать его с собой.

Майкл с силой отводит мою руку и опускает ее. Затем приседает, складывает разбросанные вещи в вещмешок, обнимает меня за талию и ведет между скульптурами к двери амбара.

Я замираю на месте.

С потолочной балки надо мной свисает скульптура, которой я не заметила, когда входила сюда. Ее закрывал от меня пол чердака. Но сейчас я вижу ее вполне отчетливо. Это повешенный. Стилизованный, ясное дело, но тем не менее именно повешенный мужчина и никто иной. Сработанный в натуральную величину и уродливый, как сама смерть. Лицо являет собой ту же анонимную овальную маску, что и статуя в доме Луизы, а вот тело вылеплено со всей тщательностью. Сначала я думаю, что это самоубийца, но у скульптуры какой-то официальный вид. Как если бы мужчину повесили за какое-то преступление. Стальная веревка безупречно прямой линией поднимается от его шеи кверху, где обрывается крюком, за который тело можно подвесить где угодно.

– Этой скульптуры я никогда раньше не видела. А мне казалось, я видела все его работы.

Нет, – возражает голос у меня в голове. – Тех скульптур, что стоят в доме Луизы, ты тоже никогда не видела.

– Это совсем другое дело, – говорю я.

Неужели? Совершенно очевидно, что отец делал многое, о чем ты не имеешь представления. Или не помнишь…

– Кэт? – спрашивает Майкл. – Ты разговариваешь со мной?

– Что?

– Пойдем. Крик был очень громким.

Он тащит меня к двери, а я все никак не могу оторвать глаз от скульптуры повешенного.

Пока Майкл тащит меня по лесу в сторону Бруквуда, я неотступно думаю об отце, о том, как в моем сне он ходил по воде. Проснувшись, я была твердо уверена, что он хотел мне что-то сказать. Помочь. Поведать тайную правду о его жизни и моей. Но, возможно, я ошибалась. Может быть, он хотел извиниться за что-то. Не в буквальном смысле, разумеется. Я знаю, что он не может со мной общаться из царства мертвых или где он там пребывает. Это всего лишь мое подсознание создает образы. Но тем не менее…

– Я прошу прощения за то, что сорвалась, – бормочу я. – Тебе необязательно со мной оставаться.

– Не говори глупостей, – отвечает Майкл. – Сейчас тебе нельзя быть одной.

Такое впечатление, что мы никогда не доберемся до Бруквуда. Ноги у меня словно налились свинцом, и влажность, висящая в воздухе, не позволяет экстрагировать кислород для дыхания.

– Мне нужно поговорить с матерью.

– Зачем?

– После отца она моя ближайшая родственница. Не думаю, что смогу получить разрешение на эксгумацию без ее согласия.

– Кэт, ты только взглянула на три полароидных снимка и скульптуру и то едва не сорвалась с катушек. А теперь заявляешь, что хочешь посмотреть на тело своего отца? После того как оно разлагалось в течение двадцати лет?

Я вздрагиваю всем телом.

– Смотреть на него будет легче, чем на те фотографии.

– Кэт…

– А что еще прикажешь мне делать, Майкл? Я должна копать до тех пор, пока не узнаю правду. Если я этого не сделаю, то сойду с ума.

Он смотрит на меня глазами, полными жалости и сочувствия.

– Думаю, прежде чем ты начнешь делать что-то, тебе необходимо поговорить с доктором Томом Кейджем.

– С доктором Кейджем?

– Да. Помнишь, что он мне говорил? Твой отец доверил ему кое-что из своих воспоминаний о войне. А Том, похоже, был о Люке высокого мнения. Я думаю, для начала ты должна выслушать Тома.

– Никто не признается семейному доктору в том, что насиловал и растлевал собственную дочь.

– Не будь так уж уверена. В прежние времена семейный врач был кем-то вроде священника. Особенно на Юге. Он был единственным, кому некоторые могли излить душу на законных основаниях.

Я останавливаюсь и без сил приваливаюсь к серому стволу дуба.

– Что случилось? – спрашивает Майкл.

– Ты можешь подогнать сюда машину?

Несколько мгновений он молча внимательно рассматривает меня. По его глазам я вижу, что сейчас он мыслит как врач, выискивая во мне симптомы… Чего?

– Ты обещаешь дожидаться меня здесь?

• Предыдущая
• 104/141
• Следующая