Декабристы - Йосифова Бригита - Страница 17
- Предыдущая
- 17/104
- Следующая
По этому поводу генерал Дибич писал, что капитан Майборода сообщал в своем письме о давнем подозрении на своего полкового командира, полковника Пестеля, в незаконных связях с целью нарушения общественного спокойствия. И чтобы обо всем лучше разузнать, он сделал вид согласного во всем и таким образом открыл, что уже более десяти лет в России существует «общество либералов», которое численно все время возрастает… В том же письме Майборода просил разрешить ему предстать перед императором. Он считает, что его жизнь в опасности, и не смеет сказать всего, что знает, своему начальству…
Дибич не успел показать письмо императору: Александр I умер, а новый император Константин все еще в
Варшаве. Тогда генерал Дибич решает направить донесение об этом Николаю.
Великий князь прочитал донесение и сразу понял, что в его руках сообщение о страшном заговоре. Николай ломал голову — к кому обратиться за советом. В конце концов решил довериться петербургскому генерал-губернатору графу М. А. Милорадовичу и князю А. Н. Голицыну. Вызвал их в Зимний дворец и ознакомил с донесением. Генерал Дибич уже имел на руках приказ покойного императора Александра I об аресте князя Волконского и полковника Пестеля. Было решено проверить все упоминавшиеся в доносе лица, а именно: Свистунова, графа Захара Чернышева, Никиту Муравьева… В тот же день Николай отвечает генералу Дибичу:
«Полковник Фредерике прибыл этим утром в семь часов и вручил мне три пакета от Вас, любезный Иван Иванович, адресованные на имя императора. Я еще не являюсь государем, но уже должен поступать как государь, так как с часу на час жду позволения Константина Павловича занять его место… Я вскрыл пакеты и в Вашем докладе узнал об ужасном деле, но это меня не испугало, так как готов на все. Мой долг, не теряя ни минуты, приступить к делу для общего блага. Вот почему приступаю к мерам, которые предпринимаем».
Затем следуют целые страницы с пространными, бесконечными объяснениями, предположениями и сообщениями. Николай считал, что центр заговора находится в Одессе. Необходимо быстрее получить разрешение вдовы Александра I, чтобы открыть личный кабинет покойного императора и просмотреть все его бумаги.
Пока он писал это письмо, прибыл специальный посланник от Константина. Николаю вручают новый пакет с письмами. Обрадованный окончательным отказом Константина занять престол, он не смог удержаться и добавил: «Как вскрыл письмо от своего брата, — пишет Николай Дибичу, — уже в первых строках убедился, что участь моя решена».
Генералу Дибичу писал фактически новый император России.
Николай тут же принялся еще за одно письмо — Петру Михайловичу Волконскому. «Воля бога и воля брата моего, — писал он, — обязывают меня; 14 декабря я буду либо государем, либо мертвым. То, что происходит со мной, невозможно описать. Вы было смилостивились надо мной. Да, мы все несчастны, но нет более несчастного человека, чем я. Да будет воля божия!»
В тот же день, 12 декабря 1825 года, произошло еще одно событие, которое потрясло Николая. В девять часов вечера в Зимний дворец явился 22-летний молодой человек. Это был адъютант генерала Бистрома, командовавшего гвардейской пехотой. Подпоручик Яков Иванович Ростовцев доложил дежурному генералу во дворце, что должен явиться к великому князю Николаю, чтобы лично вручить пакет якобы от генерала Бистрома.
Николай взял пакет у дежурного офицера и направился в свой кабинет. Распечатал его и прочитал следующую записку: «Ваше императорское Высочество! Всемилостивейший государь! Три дня тщетно искал я случая встретить Вас наедине, наконец принял дерзость написать к Вам. В продолжение четырех лет с сердечным удовольствием замечал я Ваше расположение ко мне…»
Далее в своей записке Ростовцев сообщал Николаю о существовании заговора против династии, о подготовке восстания членами Тайного общества. Проходит несколько минут… Ростовцев стоит навытяжку при дежурном офицере и ждет… Он предал своих самых близких друзей, предал своего кумира Рылеева, донес о заговоре.
Правда, Ростовцев не назвал ни одного имени в своей записке. Он лишь предупреждал Николая, что если вновь будут выведены войска, чтобы присягнуть в верности Николаю, то начнется бунт.
Прошло довольно много времени, наконец дверь растворилась и вышел Николай. Он обнял Ростовцева, предложил ему дружбу, спросил, какой награды желает.
Но время неумолимо идет. Николай не имеет возможности для пространных сентиментальных разговоров. Он спешит скорее написать манифест о своем восшествии на престол. Необходимо созвать заседание Государственного совета. Необходимо огласить манифест и подписать его перед членами Государственного совета.
В воспоминаниях будущего императора читаем об этом: «Я приблизился к столу, сел на главное место и сказал: „Я выполняю волю брата Константина Павловича“. И вслед затем начал читать манифест о моем восшествии на престол. Все встали со своих мест, и я также. Все слушали с глубоким вниманием и, когда я закончил читать, глубоко мне поклонились, при этом отличился Н. С. Мордвинов, который стоял прямо против меня. Он первым встал и ниже всех стал кланяться, что мне показалось довольно странным».
Но вернемся к предыдущим событиям и вновь взглянем на записку Ростовцева, который предупреждал Николая, что можно ожидать недовольства и брожения в войсках… 22-летний подпоручик дружен с поручиком князем Е. П. Оболенским, также адъютантом в штабе гвардейской пехоты при генерале Бистроме. Несколько вечеров подряд Ростовцев встречал у князя Оболенского в гостях Трубецкого и поэта Рылеева. И всякий раз
Оболенский просил его покинуть дом, так как предстояли частные разговоры по важным делам.
«Хорошо зная безмерное честолюбие и сильную ненависть князя Оболенского и Рылеева к великому князю и, в конце концов, видя их беспокойство, смущение и непрерывные совещания, которые не предвещали ничего хорошего, я откровенно не знал, что делать, — пишет в своих воспоминаниях Ростовцев. — Никогда не было более подходящего случая к недовольству. Мысль о несчастье, которое может ожидать Россию, не давала мне покоя: я забыл еду и сон. Наконец 9 декабря отправился к Оболенскому и сказал ему: “Великодушный князь, нынешнее положение России меня пугает. Прости меня, но я подозреваю тебя, что имеете злые намерения против правительства. Дай бог, если я ошибаюсь”».
Князь Оболенский попытался было продолжать разговор, отвечая уклончиво, но неожиданно его вызвал генерал Бистром, и разговор прервался. На следующий день Оболенский сам нашел Ростовцева и сказал ему:
— Любезный друг, не воспринимай слова за дела. Все это пустое. Бог милостив. Ничего не может случиться.
— Ну, а все-таки, расскажи мне о ваших планах, — продолжал настаивать Ростовцев.
— Я не имею права тебе что-нибудь рассказывать.
— Что-то недоброе тебя угнетает, Евгений, но я тебя спасу даже вопреки твоей воле. Исполню свой долг добропорядочного подданного и еще сегодня сообщу Николаю Павловичу о недовольстве. Случится ли что-нибудь или нет, но я сделаю это.
Два дня спустя после этого разговора Ростовцев снова пошел в гости к Оболенскому, где застал более двадцати человек офицеров, среди которых единственным гражданским лицом был Рылеев. Эта встреча такого множества офицеров, которые с приходом Ростовцева стали перешептываться друг с другом, окончательно рассеяла все его колебания. В тот же вечер он написал письмо Николаю.
Но Ростовцев имел свои понятия о чести. Он сделал копию со своего письма к Николаю и на другое утро, 13 декабря, вновь отправился к Оболенскому. Там опять был Рылеев.
С некоторой торжественностью Ростовцев остановился в дверях и произнес чуть ли не речь. Он сообщил, что уже вручил в руки Николаю предупреждение о готовящемся бунте. Присутствовавшие слушали его внимательно, но ничего не говорили. Он подал им копию письма. Рылеев его взял и стал громко читать… Оба декабриста сильно побледнели.
Оболенский возмущенно спросил:
— Откуда и как ты решил, что мы готовим бунт? Ты злоупотребил моим доверием и изменил дружбе. Великий князь знает о либералах и один по одному всех переловит. Ты же должен умереть прежде других и, таким образом, станешь первой жертвой.
- Предыдущая
- 17/104
- Следующая
