Год собаки. Двенадцать месяцев, четыре собаки и я - Кац Джон - Страница 6

• Предыдущая
• 6/36
• Следующая

Приводить сюда собак было запрещено, но их все же приводили к концу дня, когда семейная публика уже покинула пляж, спасатели слезли со своих вышек, продавцы гамбургеров уехали со стоянок машин, а с моря повеял легкий бриз.

Обычно это были добродушные, хорошо выдрессированные собаки, легко общающиеся с людьми, — словом такие, которых бы вы охотно взяли с собой в отпуск и привели на пляж без опасения нарваться на неприятности.

Ни одни собаки не вели себя с таким достоинством, как мои. Ни одни не отличались таким приятным нравом, не способны были так величаво лежать, отдыхая на прибрежном песке, точь-в-точь как их далекие предки, на протяжении многих поколений волочившие рыбачьи сети на берегах Ньюфаундленда (но не на берегах Лабрадора; некий англичанин, по каким-то ведомым только ему соображениям, поменял название породы).

Если бы вы оказались на нашем пляже и поглядели на Джулиуса и Стэнли, поглядели с искренним восхищением, как это делали каждое лето многие люди, — то вы, вполне вероятно, могли бы ожидать, что буквально в следующее мгновенье они помчатся к морю, ринутся в огромные волны и проплывут чуть не до самой Европы без малейших признаков усталости.

Долго бы пришлось вам ждать.

Для меня это место связано не только с приятными, но и с самыми горькими воспоминаниями. Паула и я посещали этот пляж на протяжении всей нашей жизни, еще и до того, как мы поженились. Потом приходили сюда с дочерью. Мы особенно ценили сумеречные часы, когда темнеют дюны, все вокруг охватывает покой, а крики чаек звучат, как голоса призраков.

Но именно в сумерках появлялись на берегу великолепные, почти мистические лабрадоры, чья стихия — океан. Именно это был час моего всегдашнего унижения, от которого страдало мое и без того легко уязвимое мужское тщеславие.

Они появлялись внезапно, точно материализовавшись из сумерек, большие черные собаки с лоснящейся шерстью, мощной грудью, крепкой канадской породы, сильные и надменные. Они бежали к воде, а рядом бежали их хозяева, спокойные в своей уверенности, что их собаки поведут себя так, как им назначено природой, — будут кидаться в воду и приносить брошенные палку или мяч.

Так все и происходило. Лабрадоры мчались к воде легким галопом, как мустанги в прерии, кидались в волны, — а волны бывали порой огромными, — бесстрашно плыли к цели и возвращались с мячом или палкой в зубах. Выйдя из воды, они отряхивались и стояли, ожидая команды, готовые снова повторить свой подвиг. Они не играли с другими собаками или с людьми, просто не замечали их. Не отрывая глаз от хозяина, следили за тем, куда он бросит предназначенный для апортирования предмет.

Нешуточное дело — упорная работа по выведению породы на протяжении многих поколений. Ее итогом стали присущие этим рабочим собакам навыки, их бесстрашие и преданность.

Джулиус и Стэнли следили за лабрадорами так же внимательно, как и я, видимо, тоже очарованные этими необычными животными. Сначала я надеялся, что их вид пробудит в моих собаках какую-то дремлющую ДНК или древние инстинкты. Ничего подобного. Большей частью они наслаждались зрелищем, как наслаждается им посетитель цирка, без малейшего желания самому очутиться на арене.

Здесь, на берегу океана, невольно начинаешь думать о происхождении этих собак. Есть что-то особенно привлекательное в том, как они работают, в их сосредоточенности и решительности, в их тесной связи с хозяином. Это один из примеров счастливого содружества в долгой, часто печальной истории общения человека с животными.

Мощный прибой и буруны лабрадоров не пугали. Они одолевали волны неустрашимо, иногда принимали на себя их сильный удар, но неизменно возвращались с добычей. Казалось, собаки способны заниматься этим бесконечно.

Их хозяева выглядели счастливыми и гордыми. В конце концов, заводишь таких собак не в качестве домашних любимцев, а чтобы насладиться всеми достоинствами породы, вспомнить о тех временах, когда связь человека с собакой была особенно важной не только для работы, но и для самой жизни.

С моими лабрадорами мне этого испытать не удалось. Да, их родословная начиналась еще где-то в Англии, длинный список их предков висел у меня в рамке на стене кабинета, там было множество всяких наград и отличий. Я мечтал о том, как буду стоять на берегу и бросать в воду палку или мяч, а лабрадоры будут их приносить. Вместо этого день за днем, одно лето за другим мне приходилось сидеть на берегу с женой и дочерью, с Джулиусом и Стэнли и смотреть спектакль, который разыгрывали передо мной другие.

Едва выйдя из щенячьего возраста, Джулиус как-то попробовал войти в воду, потрогал ее лапой, как пробует воду ногой какая-нибудь старушка на пляже в Майами. Нет. Слишком холодно и камни на дне колют лапу.

К тому же, как сказал мне с усмешкой местный ветеринар, когда я принес к нему Джулиуса с пораненной кровоточащей лапой, собака эта слишком нежная, и, видимо, склонна к аллергии. Песок на пляже вызывал раздражение чувствительных подушечек его лап, соленая вода их разъедала. Однажды я взял Джулиуса с собой на прогулку в дюнах и под конец он сильно хромал, последние четверть мили мне пришлось его нести. В то время он весил уже немало, так что на этой прогулке нам обоим пришлось тяжело.

«Может быть, приобрести для него ботиночки?» — предложил ветеринар, едва сдерживая улыбку. «Ну, нет», — ответил я холодно. Мой лабрадор не будет разгуливать по пляжу в ботиночках. Пусть его охотничьи таланты оставляли желать лучшего, зато гордость была непомерной. Да и о моей следовало подумать.

Не хочется вспоминать, сколько я покупал всяческих игрушек, чтобы бросать их в воду; как я потом уговаривал Джулиуса сплавать за ними, а он стоял, помахивая хвостом и виновато на меня глядя. Иногда я сам плыл за игрушкой или мячом в надежде, что он последует моему примеру. «Молодец!» — хвалила меня дочь, когда я возвращался с мячом; она была в том возрасте, когда дети особенно склонны к иронии. Увы, никакие мои ухищрения не помогали. Иногда, впрочем, Джулиус входил в воду, правда, не глубже чем по щиколотку. Выглядел он при этом несчастным. Я знал, что собака делает это для меня.

Сам Джулиус не проявлял интереса к плаванью. Просто не любил. Ну и что из того? Я ценил в нем его собственный незаурядный дар. Стала бы какая-нибудь другая собака сидеть часами у моих ног, пока я щелкаю клавишами своего компьютера?

Стэнли, казалось, был не совсем безнадежен, мог часами гонять мяч и любил плавать. Правда, только в озере или в пруду. Никаких больших волн. Он даже охотно бродил в прибое, но при первом же сильном ударе волны сразу убегал на берег и укладывался подремать. Рядом плавали и ныряли будто рожденные для океана лабрадоры, но это не производило на него никакого впечатления. Пожалуй, если вдуматься, эти чужие собаки выглядели глуповатыми: словно дрессированные морские львы, выступающие перед публикой. Разве серьезное занятие — гоняться за плавающей палкой?

Иногда я уводил своих собак на берег залива. Вода здесь была теплее, а вместо волн лишь небольшая рябь. Тут Стэнли согласен был сплавать за брошенной в воду игрушкой. Джулиус, лежа не берегу, наблюдал.

Зато вид у моих собак был прямо-таки королевский. Случайно взглянувшему на них человеку могло показаться, что они просто отдыхают и вот-вот вновь займутся делом. Мне даже говорили комплименты: собаки, очевидно, великолепно выдрессированы, раз они могут так долго сидеть на берегу, подавляя в себе желание немедленно броситься в воду. «Спасибо, — отвечал я. — Они, действительно, очень дисциплинированные».

Что ж, у них были свои таланты. Дети подбегали к ним, гладили их, забирались к ним на спину. Собаки были неизменно дружелюбными, веселыми и добрыми. Родители подводили к ним даже трехлетних детишек, чтобы показать: собак не надо бояться. Окажись Джулиус и Стэнли в Англии, их бы, возможно, пригласили сопровождать королевских детей, тогда как других, не столь благородных собак, пришлось бы использовать на охоте.

Итак, мы на пляже по большей части часами просто сидели. Я читал книжку или глядел на океан. Всякий раз, когда я протягивал руку, под ней оказывалась собачья голова, чтобы я мог ее погладить, а теплый язык лизал мою ладонь. Джулиус и Стэнли лишь поглядывали на то, как их сородичи носятся по всему пляжу до полного изнеможения. Мои собаки — слишком разумные существа, чтобы так метаться. Их вполне устраивала возможность наблюдать за птицами, летающими над водой, или размышлять обо всем, что их окружает. И совершенно неважно, чем там занимались их предки. Времена меняются.

• Предыдущая
• 6/36
• Следующая