Атлантида под водой - Каду Ренэ - Страница 11

• Предыдущая
• 11/51
• Следующая

— Сэр, неужто вы не видите, что Деккер и К° сошли с ума? Спускайтесь сюда скорее, пока они не вышвырнули и вас!

Деккер заревел, как пароходная сирена, и хотел кинуться вниз, но был перехвачен супругой, усадившей его на пустую бочку. Стиб задыхался от смеха. Ему почему-то нравился Блэк, и он сказал Деккеру:

— Успокойтесь, сэр. Вы ведь забываете, что решающий голос в этом случае принадлежит не нам с вами, а повару мистера Визерспуна. Я отведу старикашку к нему, и если паче чаяния он будет принят, вы все равно получите ваши комиссионные, потому что мы нашли его все-таки при вашем посредничестве.

Стиб поднял фуражку (он уже одевался, как завзятый моряк) и сошел с барки. Блэк подобострастно последовал за ним. Деккер отдышался и заворчал:

— Ну и ладно, я очень рад! У этого старого негодяя такая рожа, что только сосунок вроде Стиба его не разгадает. Это или жулик, или сыщик, все они на одно лицо! Наплачетесь еще, вспоминая старого Деккера, который если и надувал вас, то честно, не поставляя бракованного товара.

Стиб, конечно, не слыхал этих поздравлений. Он с чисто мальчишеской гордостью влез в небольшой катер с «Сидонии», ожидавший его, так как он ежедневно наведывался на судно, взял с собой Блэка и повез его к повару.

Повар мистера Визерспуна только что приготовил какое-то изысканное блюдо и в тягостном раздумье глядел на поваренка, сосредоточенно натиравшего медную кастрюлю. Ноздри полуголодного поваренка раздувались от запаха еще шипевшего кушанья, и это трепетание служило предметом горьких размышлений его патрона. Порядочный человек не будет раздувать ноздри, как лошадь, а лишь слегка поведет носом, чтобы оценить тонкий запах. Как дорого дал бы повар сейчас за присутствие такого человека, такого ценителя! Повар был одинок, как Наполеон на острове Святой Елены среди тупых прислужников и сторожей.

Царственным жестом он открыл иллюминатор и уже занес руку с кастрюлей, чтобы выбросить свое творение за борт, если человечество недостойно оценить его. Но в это время раздался стук, вошел мистер Стиб в сопровождении какого-то человека и обратился к нему:

— Дорогой сэр, испытайте-ка этого кандидата. Повар остановил занесенную руку, поставил блюдо на стол, презрительно оглядел Блэка и процедил:

— Сэр, попробуйте это кушанье и, не выражая восторгов, скажите мне, как оно приготовлено.

Блэк низко поклонился.

— Я бесконечно тронут, сэр, — ответил он, — что вы даете возможность мне, я бы сказал, причаститься творению гения. Я робею и прошу заранее отнестись ко мне с должным снисхождением, так как я претендую лишь на роль ремесленника, вашего скромного помощника.

Этих слов было бы достаточно, чтобы ими одними покорить полубога. Но Блэк, прекрасно имитируя волнение, отрезал небольшой кусок кушанья, обмакнул его в соус, понюхал и положил в рот. Медленно пережевывая, он закрыл глаза и покачал головой, одновременно выражая этим восторг и преклонение. Затем он произнес:

— Я могу назвать вам, сэр, все составные части этого божественного яства. Но, сэр, это прозвучало бы оскорблением для ваших ушей, потому что творчество — это гармония в соотношении частей.

Полубог протянул ему руку и сказал Стибу:

— Я удовлетворен, сэр. Так может выражаться лишь тонко чувствующий человек. Я не нахожу, чтобы требовалось дальнейшее испытание.

И, повернувшись опять к Блэку и снова пожав ему руку, он сказал:

— Поздравляю вас, сэр, вы приняты!

В самом начале августа, в назначенный день Стиб уже освоившийся с морской трубкой, встречал остальных пассажиров на борту «Сидонии». Он волновался. Он хорошо понимал путь судьбы репортера. Математически этот путь всегда образует острый угол. Взлет, секунда на вершине и падение по прямой вниз, в забвение, в Лету. Вершина его славы была близка. Быть может, в последний раз устремлены на него с набережной тысячи взоров. Он не сомневался, что никакой Атлантиды нет. Через несколько дней или недель, не все ли равно, когда «Сидония» вернется обратно после безрезультатных поисков в эту же гавань его имя уже будет похоронено на дне океана вместе с Атлантидой и памятью о ней. Никто не встретит его, никто не обернется при звуке его имени, и только люди с хорошей памятью, этим проклятием для всех развенчанных героев насмешливо улыбнутся вслед неудачному репортеру. Впрочем, сегодня было еще рано думать об этом. Надо было торопливо насладиться последними мгновениями славы.

Первым на пароход прибыл лорд Эбиси в сопровождении профессора Ойленштуса. Не заглянув даже в каюту, куда отправился профессор, лорд в волнении стал прогуливаться по палубе. Его волнение было, впрочем, скрыто под обычной невозмутимостью и строгостью. Но не видевшие лорда со дня его отъезда из Америки находили, что он сильно похудел и даже состарился. Профессор же за это время с изумлением заметил, что лорд совершенно перестал шутить и морщился, когда шутил кто-нибудь другой. Профессору почти не представлялось случая сказать теперь «нет», когда лорд говорил «да», просто потому, что лорд обо всем высказывался теперь с необычайной осторожностью, не решаясь что-либо утверждать; кроме того, лорд не читал больше газет и слышать не хотел об Атлантиде. Получив телеграмму с извещением о дне отхода «Сидонии», лорд так изменился в лице, что профессор заподозрил его в трусости. Профессору тем труднее было понять лорда, что он сам теперь почти уверовал в Атлантиду, причем лорд своим молчанием, может быть, больше сделал для этого, чем газеты всего мира.

Когда мисс Сидония об руку с Визерспуном взошла на борт, Стиб взволнованно приложил руку к жилету, потому что был уверен, что сердце его в эту минуту изменило положение и прильнуло к ребрам. Так хороша была Сидония, которой он до сих пор не видал. Она прошла в сопровождении горничной и Тома (она привыкла к мальчику и решила не расставаться с ним) в свою каюту, а Стиб присоединился к лорду и стал вместе с ним молча расхаживать но палубе. Стиб забыл о славе, о будущем, о зрителях. Какая там Атлантида! Стиб нашел предмет, достойный покорения, обладания, преклонения, чего угодно, но этот предмет, пожалуй, был еще недоступнее Атлантиды. Между Сидонией и Стибом был не океан, а мистер Визерспун, и преодолеть это препятствие представлялось маловозможным.

Лорд и репортер долго шагали рядом. Согласно традиции сильных переживаний, происходящее часто казалось им сном. Но мисс Сидония хотя и была похожа лишь на мечту миллиардера, однако ее именем был назван корабль, и ее реальное существование доказывали сундуки, горничная и Том. Что же касается мистера Визерспуна, то его тяжелой походки не выдержал бы никакой сон. Мистер Визерспун подошел к своим спутникам и, широко улыбаясь, сказал:

— Итак, мы отплываем. Согласно выработанному плану, мы отправляемся на то место, где вами, милорд, были выловлены знаменитые водоросли. Там мы спустим водолазов, и, может быть, кто-либо из нас спустится сам.

Стиб вздохнул и оглянулся. На набережной махали платками. «Сидония» медленно отчаливала. Стиб вспомнил о славе, достал свою записную книжечку и вместо платка помахал ею. Лорд устало отвернулся, извинился и ушел в свою каюту. Тоска грызла его, и он не находил себе места. Даже улыбки мисс Сидонии, соперничавшие своим блеском с ярким солнцем, не веселили его. Он не выходил из своей каюты, плохо спал и с трудом переносил присутствие профессора, не решаясь смотреть ему в глаза. Он избегал встреч со своими спутниками и не замечал, каким соревнованием окружили девушку миллиардер и репортер. Прогуливаясь на третий день плавания в полном уединении по палубе и огибая одну из дымовых труб, лорд услыхал голоса Сидонии и Стиба. Не в его правилах было подслушивать частные разговоры, хотя когда-то он выдавал премии за перехваченные дипломатические документы. Но Сидония задала Стибу такой вопрос, ответом на который лорд слишком интересовался, чтобы не воспользоваться случаем получить желанное разъяснение. Сидония кокетливо спросила:

• Предыдущая
• 11/51
• Следующая