Однажды жарким летом - Аллен Иоганнес - Страница 19

• Предыдущая
• 19/21
• Следующая

Он подошел, встал передо мной на колени, как в тот первый вечер, когда мы были вместо.

— Будь молодцом, — сказал Бенни и поцеловал меня.

— Все теперь кончено. Я больше не буду плакать. Ты мне напишешь?

— Да, я напишу тебе массу писем. По письму в день. Там тепло, как здесь летом, растут пальмы и апельсиновые деревья…

Я поцеловала его и погладила по голове, и тут внутри меня прозвучал тихий звонок.

— Прощай, Бенни. Я ухожу.

— До свидания, Хелен. Может, ты еще будешь счастлива — по-настоящему счастлива.

— Буду. Ну, сыграй мне на прощанье. Он отошел в угол и заиграл. И это был последний раз, когда я его видела. Таким я и запомнила Бенни — с его трубой, прижатой к т губам. Я медленно спустилась по лестнице, слушая трубу. Музыка становилась тише и тише по мере того, как я подходила к калитке, но и на дороге она еще звучала… Потом все стихло.

— Что с тобой? — спросила Нелли, когда я вошла в дом. — Ты больна?

— Нет, со мной все в порядке.

— А я как раз подаю обед.

Я взбежала по лестнице, ополоснула лицо, припудрила нос и вслух велела себе успокоиться.

Мама и папа уже сидели по разным концам стола. Это был очень тихий ужин. Даже Джон почти ничего не говорил. Аппетита ни у кого не было, а когда Нелли убрала со стола, отец вдруг сказал:

— Хелен и Джон, я прошу вас пройти в гостиную. Мы с мамой хотим кое-что вам сказать.

Мама села на диван. Она не закурила, как делала обычно после еды, — наверное, она не хотела, чтобы кто-нибудь заметил, как у нее дрожат руки. Папа громко высморкался, несколько раз прошелся по комнате, а потом остановился. Джон удивленно переводил взгляд с одной на другого.

— Ну, Анна, — ты или я? — спросил папа.

— Лучше ты.

Папа выпрямился и начал:

— Мы с мамой решили развестись. Вы уже оба взрослые, и мы можем вам сказать все откровенно. Нервотрепка закончилась, так что наше решение принесет всем облегчение. Конечно, всегда грустно, когда двое людей понимают, что больше не могут жить вместе, но это не помешает нам встречаться и общаться. Мы с мамой всегда понимали друг друга, надеюсь, будем понимать и впредь.

Он замолчал, и мы все молчали, как игроки за карточным столом перед началом игры.

— Ну и что дальше? — спросил наконец Джон. Это прозвучало вполне по-взрослому, но сам он казался таким растерянным и маленьким в большом кресле, в котором сидел.

— Развод займет немало времени, — ответила мама, — даже когда обе стороны согласны — это длинный судебный процесс. Придется смириться с трудностями, которые нам предстоят.

— Думаю, вы должны были сказать нам раньше, — снова по-взрослому заметил Джон. — Может, мы с Хелен могли что-нибудь сделать.

— Теперь уже поздно, Джон, — ответил папа. — Но обещаю тебе, что особенных изменений ты не заметишь.

— А где буду я? — спросил Джон жалобно.

— Наверное, лучше всего, если Хелен останется с мамой, а ты, Джон, поедешь со мной.

— Куда?

— Пока не знаю, — ответил папа. — Но как и здесь, у тебя будет своя комната. Та же школа, те же друзья.

— И я смогу приходить к маме, когда мне захочется?

— Конечно, сможешь. Хотя мы не будем жить вместе, но будем часто видеться. Мы с мамой современные люди и понимаем, что разводясь, не обязательно выцарапывать друг другу глаза. Вот и сейчас мы нормально разговариваем, правда?

— Ты ничего не говоришь, Хелен, — сказала мама, посмотрев на меня. Я положила ногу на ногу.

— А что я могу сказать? Вы все решили, и нам с Джоном остается только принять ваш выбор.

— Нам вдвоем будет не так уж плохо, — сказала она. — Обещаю.

— Спасибо.

— Ты, Хелен, уже так выросла, — сказал папа, — что, кажется, тебе не нужен никто из родителей. У тебя своя жизнь.

Я почувствовала, как во мне растет злость.

— Ты что — хочешь сказать, что раз у меня своя жизнь, то вопрос о разводе и обсуждать не надо?

— Нет, — возразил папа. — Но мы с тобой недавно разговаривали, и я из этой беседы понял, что у нас мало общего. Да ты сама не раз говорила именно это.

Я сжала кулаки и встала.

— Да ты понимаешь, что говоришь? Ты понимаешь, что обвиняешь меня в развале дома?

— Но, Хелен…

— А вам не приходило в голову, что это и не походило на дом? Вы думали, что я была все эти годы слепой и глухой? Нет, это вы ничего не замечали. Наверное, я не подарок, но по-другому и быть не могло.

— Хелен, этот разговор уведет нас бог знает куда. А мы как раз пытались избежать ссоры.

— А теперь все не имеет значения, — закричала я. — Боже мой, как это неважно. — Я села, чувствуя себя смертельно усталой.

— А вы не поженитесь обратно? — неожиданно спросил Джон. Но родителям вопрос показался вполне жизненным. Они переглянулись, и мама ответила:

— Нет, так вопрос не стоит. А теперь мы больше не будем об этом говорить. Ничего страшного не случилось. Попроси еще принести кофе, Хелен.

Вечером Джон пришел ко мне в комнату и сел на кровать. Он играл пистолетом и имел задумчиво-философский вид.

— Чертовски забавная история, — начал он.

— Может быть, но все равно не стоит ругаться.

— А что еще делать? Разве ты довольна?

— Нет.

— Ведь люди не могут просто так разойтись, черт побери. Они должны были придти к нам, все обсудить. А теперь уже поздно, черт.

— Я просила тебя не ругаться.

— Хелен, я кое-что хотел тебя спросить.

— Ну?

— Мы будем видеться, разговаривать, помогать друг другу?

— Конечно, Джон.

— Слово чести?

— Слово чести.

— Знаешь, я просто не вынесу. Папа не говорит, где мы будем жить. Может, у нас вообще не будет дома и сада. Ты можешь жить в квартире?

— Думаю, да.

— А я не смогу. В этом доме просто следуют несчастье за несчастьем.

«Да и поезд Бенни уносится на юг, »— подумала я.

— В моем классе есть несколько ребят, родители которых развелись. Нормальные парни, — продолжал Джон. — Я их только что вспоминал. Может, есть и такие, про кого я не знаю. Примерно треть всех учеников. Люди просто сошли с ума, черт побери.

Я едва сдержала улыбку, а потом подошла и потрепала его по щеке.

— Эй, какого черта? — спросил он. — Что тебя гложет?

— Ничего., — Да мне-то не заливай. Я взрослый, как и ты. Вообще-то парни в тринадцать лет старше семнадцатилетних девчонок. Я смотрю на вещи спокойно и разумно. Ты — нет. Рассказывай.

— Конечно. Но мне нечего рассказывать.

— Ладно. Но знай, ты всегда можешь придти ко мне, если тебе что-то понадобится. Я помогу тебе.

— Спасибо.

— О'кей.

После этого он ушел. И я осталась одна. Музыки не было, слышался только звон посуды на кухне.

Итак, второй мужчина, которого я полюбила, покинул меня почти без предупреждения, а родители собрались развестись, и в этом разводе отчасти оказалась виновата именно я. Эти два удара последовали почти одновременно, и третий тоже не замедлил — от нас ушла Нелли.

— Я жила с вами с того времени, как тебе исполнилось десять, — сказала она. — И я бы хотела остаться с тобой на всю жизнь. Вообще-то, ты невозможная девчонка, но в тебе есть много хорошего. Но раз дом рушится, то мне не стоит здесь оставаться. Если я пойду с кем-то одним, то буду жалеть о том, что не осталась с другим, а в двух местах одновременно быть невозможно. Значит, я должна уйти. Да и жить в городе я больше не хочу. Здесь все неправильно, по крайней мере, более неправильно, чем в моей деревне.

Она сложила вещи и подарила мне на прощанье брошь, которая была едва ли не единственной ее драгоценностью.

— Если тебе кажется, что она вышла из моды, — сказала она, — то просто положи ее в ящик.

— Нет, я буду с радостью носить ее. Спасибо, Нелли.

— Я желаю тебе только одного, — продолжала она. — Перестань делать из себя дуру. Ты ведь меня понимаешь?

— Да.

— А теперь иди, оставь меня, иначе я расплачусь.

Вскоре она уехала. Глядя ей вслед, я вдруг воочию увидела, как разваливается семья, а я безвозвратно теряю что-то очень важное. Но плакать я не могла.

• Предыдущая
• 19/21
• Следующая