Мой бедный Марат - Арбузов Алексей Николаевич - Страница 4

Лика (на пороге). Он спит?

Марат (он сидел возле Леонидика). Ага. Чего ты так поздно?

Лика. В отряде задержали. Ты покормил его?

Марат. Сразу, как вернулся, подогрел кашу. Он какой-то смурной – страшно боится больницы. А почему – неизвестно. Какой-то он чудак.

Лика. Чудак?

Марат. Ну да, любопытный тип. Обидно, правда, что он съел всю твою посылку, но, с другой стороны, он выздоравливает.

Лика. Я ведь сначала была убеждена, что у него воспаление легких. Теперь ясно, что это была простуда – воспаления он бы не вынес.

Марат. Да, его было здорово жалко. Я ведь насмотрелся, как люди умирают. А этот был какой-то симпатичный.

Лика. Все дело в том, что он ни на кого не похож. Все люди на кого-нибудь похожи. А этот ни на кого.

Марат. А я на кого похож?

Лика (подумала). Ты похож на всех сразу.

Марат. Ай да я.

Лика. Нет, все-таки я не зря докторская дочка – за неделю вылечила его. Ты, правда, мне замечательно помогал.

Марат. А я вообще замечательная личность. Похож на всех сразу. Не так-то просто.

Лика. А интересно, почему его так смешно зовут – Леонидик.

Леонидик (открыл глаза). Он и сам иногда думает – почему?

Лика. Ты не спал?

Леонидик. Действительно забавно – Леонидик. (Усмехнулся.) Мамы способны на все. (Помолчал.) Твоя мать жива, Марат?

Марат. Нет. (Улыбнулся.) А я и не видел ее никогда.

Лика. Просто ужасно, как ты говоришь.

Леонидик. Почему? Марат мужчина и любит отца.

Лика. Вы какие-то сумасшедшие оба.

Леонидик. Мы не сумасшедшие. Мы просто всего нагляделись. Всего.

Марат. Слушай… ты успокойся. Тебе еще вредно приходить в отчаяние.

Леонидик. Леонидик… бесспорно смешно. (Не сразу.) Вы помолчите немножко, я кое-что вам расскажу. К тому же он съел вашу посылку, как сказал опечаленный Марат, – и теперь вы самые близкие ему люди. А эту историю мне надо кому-то рассказать… с ней бывает невесело одному. (Помолчал.) Я очень любил свою мать. Неимоверно. Отец был занятой человек, вечно пропадал на работе, и все его постоянно хвалили. Кажется, один я не знал, чем же он все-таки хорош. Правда, каждое воскресенье от двух до четырех он старательно беседовал со мной, только… в его представлении мне всегда было года на три меньше… (Задумался.) Он умер пять лет назад, в день моего рождения – мне в тот день исполнилось двенадцать. На кладбище собралось много народу, и все называли его замечательным человеком. Может быть. Не спорю. Но он умер, а в моей жизни ничего не изменилось… Только обеды стали победнее. (Улыбнулся вдруг.) А мама была для меня всем – веселая, смешная, добрая. Мы всюду ходили с ней вместе, как обезьянки-неразлучники. А потом появился человек… один человек… И она просто забыла меня – понимаете? Ну зачем!… Не такой уж он был молодой, совсем некрасивый, все время пел ей песни тихонечко… И по вечерам я слышал, как они танцевали в соседней комнате… вдвоем! Когда началась война, его в армию не взяли… Куда там – он такой близорукий: кота от собаки не мог отличить. Хорошо хоть он не очень был нудный – все-таки не слишком паниковал во время бомбежек. Начался голод… Я видел, как они становились все слабее и слабее, к Новому году совсем отощали. (Резко.) Слушайте, что я вам скажу: мне было их жалко, и все-таки я не мог им забыть… (Торопливо.) Как-то раз, когда дело стало совсем уже плохо, я увидел, что она подсунула ему часть своего хлеба. Он ничего не заметил и съел его. С каждым днем она слабела все больше. Но он ведь был близорук и не замечал разницы в порциях. Но я-то видел!… Даже когда она умирала, она смотрела в его сторону… Хотя последние слова сказала все-таки мне: «Ты следи за ним, Леонидик»… (Помолчал.) Раньше он не очень-то обращал на меня внимание, а теперь все вдруг изменилось; он стал рассказывать мне разные истории из своей жизни и о том, как ему невесело жилось, пока он ее не встретил. Он даже иногда пел мне тихонько те самые песни, которые пел ей, и рассказывал, что в молодости был душой самодеятельности и его чем-то премировали. Однажды он долго глядел на меня и вдруг сказал: «Ты удивительно похож на нее, Леонидик». Вот с того дня он и начал подсовывать мне свой хлеб, – я, конечно, не брал, но он никак не хотел успокоиться и здорово радовался, когда ему удавалось провести меня. Я понимаю, я обязан был все простить им… Я был должен полюбить этого человека, но я не мог!… И только перед самой смертью он вдруг понял все и попросил прощения… И когда он умер, я заплакал, хотя так и не забыл ему… не мог. Не могу.

Он долго молчал, и они смотрели на него.

Видите, как я узнал, что такое любовь.

Лика (негромко). Но ведь это действительно была любовь. Прекрасная любовь.

Леонидик. И только я один никогда этого не пойму.

Марат. Странный ты парень. Зачем ты все это рассказал?

Леонидик. Не знаю. Иногда ему бывает страшно. А теперь эту историю знаете и вы. (Улыбнулся.) Может быть, ему легче будет?

Лика (задумчиво). Человек всегда должен всем жертвовать для другого.

Марат. Ну, это не факт.

Леонидик (Лике). Почему ты молчишь?

Лика (негромко). Не могу забыть твой рассказ.

Марат. Кукареку.

Лика (словно очнувшись). Что?

Марат. Проехали.

Молчание.

Лика. Кем бы ты хотел быть, Леонидик?

Леонидик (улыбнулся). Сочинителем стихов.

Лика. Поэтом?

Леонидик. Ну… это слишком шикарно звучит.

Лика. А ты, Марик?

Марат. Укротителем львов.

Лика (удивленно). Ты шутишь?…

Марат. Поглядите-ка сюда… (Поставил на пол два полена и положил на них доску.) Строить мосты! (Вспыхнув.) Соединять берега, понимаете? Разве не интересно, Лика?

Лика. Может быть… (Леонидику.) Мама всегда хотела, чтобы я стала врачом… И я с детства решила – буду! Но не просто врачом – вот он приходит в белом халате и в галошах и всем ставит градусники – нет! Врачом-исследователем… Первооткрывателем, понимаешь?

Леонидик. Конечно.

Марат (писклявым голосом). Маму надо слушаться. Только плохие девочки не слушаются маму.

Леонидик. Вот что – помолчи, пожалуйста.

Марат (прогнусавил). Мама, я хочу на горшочек…

Лика (подошла к Марату). Захотел получить пощечину?

Марат (неожиданно покорно). Пора спать. (Лег на свой диванчик.) Разговаривайте потише. Мне завтра на работу рано.

Леонидик (задумчиво). Все-таки труднее всего понять самого себя.

Лика (с интересом). Ты думаешь?

Далекий артиллерийский залп.

Тусклый, ветреный весенний день. В комнату с улицы вошли Лика и Леонидик.

Леонидик. Устала?

Лика. Ужасно. (Оглядела комнату.) Марат не приходил?

Леонидик. Вернется. Ты сводку сегодня слушала? По-моему, на юге мы готовим… нечто.

Лика. Если бы и у нас!… Прорыв блокады – знаешь, сколько раз я его во сне видела?…

Леонидик (очень ласково). Отдохни… У тебя была нелегкая работа сегодня.

Лика. Невеселая – так будет вернее. (Легла на тахту.) Мне только одно страшно – мы ко всему привыкли… привыкли.

Леонидик. Что ж… Это поможет нам.

Лика. Где?

Леонидик. На войне.

Лика (вдруг удивилась). Ты уйдешь на фронт?

Леонидик. Осенью нас, наверно, призовут – мы ведь с Маратом одного года.