Весёлая дорога - Арро Владимир Константинович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/23
• Следующая

Конечно, я очень упростил схему создания «Кировца», но давайте не будем влезать в подробности, а то туда как влезешь, так и не вылезешь.

Я очень люблю узнавать, с чего всё начинается. Вот однажды уговорил, например, приятеля пойти посмотреть, откуда берётся река Волга. Ну, невесть какое географическое открытие. Всякий, кто взглянет на карту, может найти на границе Новгородской и Калининской областей село Волго-Верховье. Невесть какое открытие, а всё же мурашки по коже идут, когда, свесившись с ветхого мостика, напьёшься желтоватой, подземно-холодной воды из болотца, заросшего осокой. Странно и радостно думать, что вот с этого родника и начинается то, что всегда звалось «матушкой Волгой», великой русской рекой, которая, как известно, впадает в Каспийское море.

Начало обычно малоэффектно. Оно неприметно, буднично, пресновато, как та вода из жёлтого, заросшего осокой болота. Но без начала ничего не бывает, ни рек, ни стихов, ни машин.

Если пойти против движения тракторного конвейера, то со сборки трактора, как вы уже знаете, попадёшь на сборку отдельных узлов, со сборки узлов — к станкам, где точат детали, от станков — к сталеплавильным печам или прессам, которые выдают заготовки. Если же пойти ещё дальше, то окажешься в цехе штампов и приспособлений, где для этих самых заготовок делают формы, шаблоны или — иначе — матрицы. И тут уж обязательно встретишь моего знакомого — фрезеровщика Фёдора Ильина. Он один из тех людей, с кого начинается трактор «Кировец».

Вот он стоит, фрезеровщик Ильин, в сплюснутой кепочке, в больших круглых очках, в синем комбинезоне, и кажется сошедшим с плаката или с довоенной почтовой марки.

Много раз я видел, как он начинает работу: зажимает фрезу, приноравливает к ней деталь, проверяет что-то специальным мерником и, мысленно пробежав от начала до конца операции, пускает станок. И каждый раз меня поражали его точный расчёт и смелость. Шутка ли — бешено крутится фреза, летят веером блестящие стружки, течёт смазка, а на станке остаётся изящная, сложного контура стальная деталька, в которой металла как раз столько, сколько необходимо: ни на микрон больше, ни на микрон меньше. И по этой матрице будут потом штамповать тысячи, а может быть, миллионы деталей.

Иное изделие такой сложной конфигурации, что требует чередования десятка фрез с разным углом наклона, а то и разных станков. Но ничего, фрезеровщик Ильин берёт заказ и делает.

В другой раз говорят: чертежей не успели изготовить, а заказ срочный, есть только эскиз, кто возьмётся?

Берётся фрезеровщик Ильин. И делает.

Бывает и вовсе безвыходное положение: вот, говорят, нужно отфрезеровать деталь, но на обычном фрезерном станке сделать это почти невозможно, а копировально-фрезерный занят, и ещё долго будет занят.

Фрезеровщик Ильин берётся и делает на обычном.

Он просто художник, этот Ильин, так все на заводе считают. Да он ведь и впрямь в молодости рисовал, хотел стать художником. Но не огорчается, что стал фрезеровщиком. Ведь первый эскиз фрезы в виде вращающегося круглого напильника дал не кто иной, как великий художник Леонардо да Винчи. Так что в некотором роде фрезерное дело идёт рядом с искусством с самой своей колыбели.

Сколько уже «кировцев» сошло с конвейера, а на заводе до сих пор вспоминают, как строили новую машину. Было это лет десять назад. Тогда на востоке страны подымали целинные земли. Целина ждала, торопила, требовала.

А Кировский завод тем временем, как магнит, притягивал к себе с разных сторон тысячи новых деталей. Хотя «как магнит» сравнение не совсем верное. Ведь были детали не только стальные, но и из алюминия, из стекла, из резины, из пластмассы. Ведь были детали даже из камня. Камень этот — асбест. Мало того, что все цеха строили трактор, так строили его ещё и другие заводы Ленинграда. Мало сказать — другие заводы, ещё и другие города страны. Ярославль, например, создавал новый двигатель и мощные шины. Владимир — приборы. Херсон — карданный вал. Москва, Куйбышев, Минск, Челябинск, Кременчуг, Полтава, Одесса — все выполняли тракторные заказы. Потому что ведь одному Кировскому заводу было не управиться. Да и в промышленности теперь так уж заведено — полное разделение труда.

Но главную долю работ выполнял, конечно, сам Кировский.

Что значит наладить выпуск новых деталей, из которых самая большая — рама — весит несколько тонн, а самая маленькая — какой-нибудь винтик — десять граммов? Для этого нужно было реконструировать многие цеха, создать автоматические поточные линии, испытательные стенды и многое другое.

Иной раз перед рабочими вставали совершенно невероятные проблемы. В одной, например, детали на площади, равной спичечному коробку, нужно было просверлить четыреста пятнадцать отверстий. Как это сделать? На помощь приходили учёные.

Вот и выходит, что, ещё не родившись, «кировец» перевернул весь завод. Можно сказать, революцию устроил. А это сейчас в нашей жизни самое главное — научно-техническая революция.

Но вот на заводе скопилось девятьсот разных деталей.

— Ну что ж, — сказали конструкторы, — одна треть наших заказов выполнена. Пока остальное подоспеет, пожалуй, начнём собирать.

На сборочном участке поставили деревянный макет трактора в натуральную величину: высота — три метра, длина — семь. Чтобы все видели, что из этой груды деталей в конце концов должно получиться.

И вот, представляете, было пустое место. Пусто! Ничего! И вдруг на этом месте час за часом, день за днём стал вырастать трактор. На раме его белой краской было написано: № 1.

А рядом с ним шёл монтаж второго и третьего «кировца». Вскоре появились ещё два. Люди крутились возле них круглосуточно. Конвейера, как вы понимаете, тогда ещё не было и в помине.

Говорят, что сборка — не самое главное в создании новой машины. А я всегда завидую сборщикам. Да, конечно, сложнее отладить двигатель или систему гидравлического управления. А всё же руки сборщика лепят сам трактор. Он ведь как скульптор — этот слесарь-сборщик.

Шло время, и наконец из сборочного цеха сообщили: «Внимание, у нас наступили решающие дни — собираем кабину!»

А надо сказать, что кабина была предметом особой гордости создателей нового трактора.

Я побывал в кабинах многих машин. Не говорю уж про автомобили, трамваи и вездеходы.

Однажды летел с лётчиками в кабине АН-24. Самолёт маленький, что и говорить. Управляют им всего двое: пилот и штурман. Но сколько там было приборов, каких только приспособлений там не было! Мы летели над пустыней Кара-Кум.

В другой раз кабина была рубкой пограничного корабля. Мы с капитаном сидели в вертящихся креслах, а за стеклами бурлило, гудело студёное Баренцево море.

Ехал я и в кабине машинистов тепловоза. Впереди блестели стальные рельсы. Сзади колотились мощные дизеля. Мы мчались без остановок. Мы мчались за срочным, не терпящим отлагательства грузом. Позади тепловоза громыхали пустые цистерны. Мы ехали из Ленинграда в Малую Вишеру за свежим молоком.

В кабинах тракторов мне, конечно, ездить тоже довелось, но, боже мой, что это были за кабины! Бросает тебя из стороны в сторону, трясёт, как в лихорадке. Если за окном мороз — в кабине руки привариваются к металлу. Если жара — то не продохнуть. Пыль, грохот, тугие упрямые рычаги. Знаете, какую нагрузку несёт на себе тракторист? Несколько тонн за смену.

Конструкторы ленинградского трактора решили со всем этим покончить. «Хватит, — сказали они. — Помучались трактористы. Пора им уже, как лётчикам, работать в костюмах и галстуках».

Кабину сделали прежде всего герметической, как в самолёте. То есть наглухо закупоренной со всех сторон. А уж если холодно, то есть специальные обогреватели. Если жарко — пожалуйста, будьте добры, включите вентиляторы. Для управления — педали, тумблеры, руль. Даже от шума имеется надёжная изоляция. Всё удобно, всё под рукой, как в машине «волга». Управлять прицепными сельскохозяйственными орудиями тракторист может не сходя с места, лёгким нажатием на рычаги.

• Предыдущая
• 14/23
• Следующая