Мишель в Адской Долине - Байяр Жорж - Страница 10

• Предыдущая
• 10/22
• Следующая

Я хотел сказать, у кого вы живете в Капдезаке?

У моего дяди, Гюсту Лебера, — ответила Мартина.

У Гюсту Лебера? — Мило расплылся в улыбке. — Я его хорошо знаю. Это добрый человек.

— Ты знаком с моим дядей? — удивилась Мартина.

Мило в знак согласия тряхнул темной шевелюрой.

— Гюсту — только один, кто захотел помочь моему отцу: в прошлом году нам нужно было перевезти лес, настелить крышу.

— А остальные что, отказались?

Мило пожал плечами.

Потому я и бросил в тебя камень. Я видел тебя вместе с Пибраем, Сезареном и другими. Я думал ты из их шайки.

Ты вроде не больно их жалуешь.

К счастью, я уже получил аттестат. Больше не нужно с ними учиться. Они все очень злые и глупые, я для них — просто «чужак»!

Мартина заметила, как при этих словах сжались кулаки парня. Нетрудно было вообразить, сколько издевательств ему пришлось вытерпеть.

— Хотите, пойдем до трактира вместе, я покажу вам дорогу к плотине. У нас очень красивая терраса, с нее открывается чудесный вид. Папа даже хотел назвать трактир «Бельвю»[1]…

При упоминании об отце голос Мило дрогнул. Мишелю с Мартиной стало не по себе. Оживленное лицо Мило погрустнело. Он тряхнул головой, словно отгоняя тягостные мысли, и добавил с отчаянной, полной вызова решимостью:

— Когда он вернется, я сделаю ему сюрприз! Потрясающий сюрприз! Я хочу нарисовать вывеску. Вот так! Ему наверняка понравится.

Видно было, что Мило очень любит отца. Что же касается Мишеля и Мартины, для них это был тяжелый момент. Они понятия не имели, как им Держаться, как избежать разговора о неприятных событиях, происходивших вокруг трактира.

— Ну что ж, пошли, — позвал Мило.

И, не дожидаясь ответа, двинулся по тропинке, на которую несколько минут назад выскользнул из леса. За ним вприпрыжку бежал Куни, длинные уши спаниеля развевались на бегу.

Ребята двинулись следом за ним. Наконец Мило остановился и вытянул руку.

— А вот мой дом!

Сквозь заросли Мишель и Мартина разглядели поросшую мхом стену из плоских камней; она возвышалась среди дубов чуть пониже тропинки.

Из таких камней возводили дома в этих краях в старину. О том, что дом обитаем, свидетельствовала поднимающаяся из трубы сизая струйка дыма.

Заросли вокруг были вырублены; только местами — видимо, для красоты — было оставлено по одному, по два куста.

Мило повел новых знакомых не в дом, а к просторной площадке, на которой стояли столики. Три высокие ступени вели на террасу, вымощенную каменными плитами и огороженную перилами. Над ней шатром раскинул могучие ветви вековой дуб.

— Вот наша терраса! — сказал Мило с такой простодушной гордостью, что Мартина не смогла сдержать улыбки.

Ребята подошли к перилам. Мило хозяйским взглядом окинул окрестности.

Перед террасой тянулся пологий склон, заросший, как и все вокруг, непролазным лесом. Ниже, через полсотни метров, склон круто уходил вниз: видимо, там был обрыв.

Вон там, где кончаются деревья, видите, торчит скала… А прямо под нами — грот. Его называют Дьявольский грот…

Через него идет отводной канал… — рассеянно произнесла Мартина — и тут же прикусила губу.

Мило кивнул утвердительно. Наступило молчание. Затем Мило спросил… Этот вопрос словно зрел в нем с первой минуты их встречи. Глаза его помрачнели.

— Гюсту Лебер говорил вам что-нибудь про отца?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что молодые люди в растерянности разинули рты.

Э-э… ну да. То есть… — пробормотал Мишель, пытаясь собраться с мыслями.

Он тоже считает отца виновным? — не отступал Мило.

Нет, нет. Это точно… — торопливо вставила Мартина — и умолкла, не зная, как закончить фразу и чем подтвердить свою уверенность.

Он говорил, местные ошибаются. Его обвинили только потому, что он иностранец, — добавил Мишель.

Это заявление, по всему судя, не принесло Мило большого облегчения.

— А сам-то он как думает? — добивался парень. — Отец виновен?

Мишель чувствовал, что для Мило мнение Гюсту очень важно. Вне всяких сомнений, он глубоко уважал дядю Мартины.

— Честно говоря, не знаю, — признался Мишель. — Вообще-то его можно понять: когда в дела вмешивается полиция, лучше подождать, что она выяснит.

Мило, казалось, утратил весь свой задор. Он вдруг опять превратился в мальчишку, раздавленного непомерным горем.

— Я совсем не понимаю, что происходит, — срывающимся голосом произнес он. — Это как история с цементом. Папа мне клялся, что ничего не брал со стройки, ни мешка… А потом… — У него вырвалось сухое рыдание. Но он собрал волю и продолжал говорить: — А потом прораб нашел здесь, в трактире, пустые мешки, со штемпелем стройки! Папа сказал, что кто-то сыграл с ним скверную шутку.

То есть — кто-то подкинул вам пустые мешки, а сам сообщил прорабу?

Папа так считает. Он сказал прорабу все как есть, но тот ему не поверил. В полицию он тогда не стал сообщать, ведь речь шла о нескольких мешках, но со стройки папе пришлось уйти…

Мишелю хотелось расспросить Мило о событиях той грозовой ночи, но он не решился начать этот разговор. Мило и без того было тяжело; своим неуместным любопытством Мишель еще больше разбередил бы его раны.

Но Мило, казалось, угадал, о чем думают его новые друзья, и сам предложил:

— Пойдемте, я покажу вам дом и погреб.

Мишель и Мартина переглянулись. Особенный интерес вызывал у них погреб, и это отнюдь не было праздное любопытство.

— Мамы сейчас дома нет, она поехала в город, попробует объяснить жандармам, что папа не виноват, — сказал Мило, когда они шли мимо фасада трактира.

Беленые стены были почти сплошь закрыты зелеными плетьми дикого винограда: перестраивая дом, отец Мило не стал их выкорчевывать. Карликовая смоковница бросала тень на окошко, рама которого была выкрашена в красивый голубой цвет.

Дом был отделан с большим вкусом, что Мартина не преминула отметить вслух — к огромной радости Мило.

Он сразу повел новых друзей на задворки. Здесь, на склоне горы, шагах в десяти от конька крыши, в зарослях ежевики громоздилась груда камней. С одной стороны ежевику срубили, там виднелся проход.

Вот тут жандармы нашли взрывчатку, — пояснил Мило дрожащим от отчаяния голосом.

Они пошли прямо сюда? — спросил Мишель для проформы: он знал, как обстояло дело, благодаря невольной откровенности жандармов.

Да, прямо. Они спросили, можно ли посмотреть, что находится в погребе.

А ты был при этом?

Конечно, черт побери. Они пришли на рассвете, всех в доме перебудили. Папа им сказал, что ни разу и не заглядывал в погреб! Но им было все равно. Говорят, руби ежевику. Папа ничего не понимал, но с жандармами лучше не спорить, верно?

Верно, — согласился Мишель.

Тогда папа принес свою сапу и стал рубить кусты…

А что такое сапа, Мило? — перебила его Мартина.

Парень сходил под навес и вернулся с громадным серпом, изогнутым так, чтобы им удобнее было срезать траву.

А дальше? — спросил Мишель.

Все кончилось быстро. Не успел папа расчистить этот проход, как жандармы приблизились и увидели в погребе сверток. Они велели папе достать его. В свертке лежала взрывчатка.

Наступила тишина. Мишель и Мартина представили себе эту сцену. Саразини, как большинство иностранцев, побаивался властей и послушно исполнял приказания официальных лиц.

— Папа был удивлен больше жандармов! Я собственными ушами слышал, как он клялся, что ноги его в этом погребе не было. Да и как, сказал он жандармам, ему было продраться через колючки?..

Этот вопрос, надо думать, смутил стражей закона. Но они заведомо были убеждены в вине Саразини. Они обошли вокруг погреба и на противоположной стороне наткнулись на примятый кустарник…

• Предыдущая
• 10/22
• Следующая