Комедианты неведомо для себя - де Бальзак Оноре - Страница 13

• Предыдущая
• 13/16
• Следующая

— Так вот она, палата!.. — повторял Газональ, расхаживая по залу, где в то время находилось человек десять, и разглядывая все с таким видом, что Бисиу запечатлел провинциала в своей памяти для одной из тех замечательных карикатур, которыми он соперничает с Гаварни.

Леон подошел к одному из служителей, беспрестанно снующих между этим залом и залом заседаний; эти помещения соединены кулуаром, где обычно находятся стенографы «Монитера» и некоторые лица, служащие в палате.

— Министр здесь, — ответил служитель Леону как раз в ту минуту, когда Газональ подошел к ним, — но я не уверен, здесь ли еще господин Жиро; пойду посмотрю.

Служитель открыл одну половину двустворчатой двери, через которую обычно входят только министры, депутаты или уполномоченные короля, и Газональ увидел мужчину, на вид еще молодого, хотя ему было сорок восемь лет; служитель указал ему на Леона де Лора.

— А! это вы! — сказал он, пожимая руку Леону и Бисиу. — Чудаки!.. Зачем это вы пожаловали в святилище законов?

— Затем, черт возьми, чтобы поупражняться в пустословии, — ответил Бисиу. — Без этого совсем закиснешь.

— Раз так, пройдем в сад, — предложил моложавый мужчина; он и не подозревал, что Газональ пришел вместе с художниками.

Разглядывая незнакомца, безукоризненно одетого, во всем черном, без единой орденской ленточки, Газональ недоумевал, к какой политической группе его следует причислить; все же он пошел следом за ним в сад, который примыкает к палате и тянется вдоль набережной, некогда именовавшейся набережной Наполеона.

Выйдя в сад, моложавый мужчина дал волю смеху, который с трудом сдерживал, пока находился в зале.

— Что с тобой? — спросил Леон де Лора.

— Любезный друг, чтобы доказать искренность намерений конституционного правительства, нам приходится с невероятной бойкостью лгать самым наглым образом. Но у меня переменчивый нрав. Бывают дни, когда я вру, как театральная афиша, зато в другие я не в состоянии сохранять серьезность. Как раз сегодня на меня нашел веселый стих. Сейчас председатель кабинета министров, которого оппозиция принуждает раскрыть тайны дипломатии, — разумеется, он этого не сделал бы, если б речь шла о тайнах министерства, — изворачивается на трибуне, как только может; но ведь он человек порядочный и в личных своих делах лгать не привык, поэтому, прежде чем пойти на приступ, он растерянно шепнул мне: «Не знаю, чего бы им насочинять!» Когда я увидел его на трибуне, меня стал душить смех, и я поспешил уйти: ведь на министерской скамье смеяться не полагается, а там ко мне иногда совсем некстати возвращается молодость!

— Наконец-то, — вскричал Газональ, — я встретил в Париже порядочного человека! Вы, должно быть, личность весьма выдающаяся! — добавил он, всматриваясь в незнакомца.

— Что такое? С кем имею честь? — спросил моложавый мужчина, смерив Газоналя взглядом.

— Это мой кузен, — поспешил ответить Лора. — Человек весьма сдержанный и честный, ручаюсь за него, как за самого себя. Мы пришли сюда из-за него: решение тяжбы между ним и местными властями зависит от твоего министерства. Префект их департамента собирается разорить его дотла, и мы надумали повидаться с тобой, чтобы помешать Государственному совету совершить несправедливость.

— Кто докладчик?

— Массоль.

— Ладно!

— И в том же отделении наши друзья Жиро и Клод Виньон, — вставил Бисиу.

— Замолви им словечко, и пусть они сегодня вечером придут к Карабине: дю Тийе устраивает у нее блестящее празднество, чтобы разрекламировать постройку новой железной дороги, а всем известно, что на дорогах сейчас грабят как никогда, — прибавил Леон.

— Постойте! Но ведь этот городок в Пиренеях? — спохватился моложавый мужчина; его веселости как не бывало.

— Да, — подтвердил Газональ.

— И вы не голосуете за нас на выборах? — продолжал государственный муж, глядя в упор на Газоналя.

— Нет; но то, что вы сейчас говорили при мне, подкупило меня; даю вам слово командира Национальной гвардии — я проведу вашего кандидата.

— Ну как, ты и в этом ручаешься за своего кузена? — спросил моложавый мужчина, обращаясь к Леону.

— Мы его просвещаем, — с неподражаемым комизмом в голосе заверил Бисиу.

— Что ж, посмотрим, — сказал моложавый мужчина; он отошел от друзей и поспешно направился в зал заседаний.

— Кто это? — спросил Газональ.

— Граф де Растиньяк, министр; от него зависит исход твоего дела.

— Министр! Вот уж не подумал бы!

— Да ведь он наш старый приятель. У него триста тысяч франков годового дохода, он пэр Франции, король пожаловал ему графский титул, он зять Нусингена; он — один из двух-трех государственных деятелей, рожденных Июльской революцией; но власть иногда тяготит его, и он рад посмеяться с нами...

— Как же, кузен, ты не сказал нам, что там, в своем захолустье, принадлежишь к оппозиции? — спросил Леон, взяв Газоналя под руку. — Неужели ты так глуп? Одним депутатом больше, одним депутатом меньше у правых или у левых — тебе-то ведь от этого ни тепло ни холодно...

— Мы — за тех... прежних...

— Оставьте их в покое, — сказал Бисиу с комизмом, достойным Монроза, — за них провидение; если ему будет угодно, оно вернет их без вас и наперекор им самим... Фабрикант должен быть фаталистом.

— Вот славно! Максим де Трай с Каналисом и Жиро! — воскликнул Леон.

— Скорее, друг мой Газональ! Обещанные актеры выходят на сцену! — возвестил Бисиу.

Трое приятелей направились к тем, кого издали узнал Леон де Лора. Эти люди шли с видом фланеров.

— Что вы тут прогуливаетесь? Уж не выставили ли вас? — спросил Бисиу, обращаясь к Жиро.

— Нет, мы вышли подышать чистым воздухом, пока заканчивается тайное голосование, — ответил тот.

— Скажите, как выпутался председатель кабинета?

— Он был великолепен! — сказал Каналис.

— Великолепен! — подхватил Жиро.

— Великолепен! — как эхо, повторил Максим де Трай.

— Вот как! Значит, все вы — правая, левая, центр — единодушны?

— Нет, у нас разные точки зрения, — пояснил Максим де Трай.

Он принадлежал к правительственной партии.

— Конечно, — смеясь, подтвердил Каналис, депутат, однажды уже бывший министром, но в то время заигрывавший с правыми.

— О, сейчас вы одержали блестящую победу, — сказал Максим Каналису, — ведь вы принудили министра подняться на трибуну!

— И врать не хуже любого шарлатана, — ответил Каналис.

— Хороша победа! — возразил прямодушный Жиро. — А что бы вы сделали на его месте?

— Я бы тоже лгал.

— Это не называется лгать, — возразил Максим де Трай, — это называется «прикрывать корону».

И он отвел Каналиса в сторону.

— Вот великий оратор! — сказал Леон, указывая Жиро на Каналиса.

— И да, и нет, — ответил член Государственного совета, — он пустозвон, фразер, у него больше блестящей декламации, чем подлинного красноречия; словом, это прекрасный инструмент, но музыка не получается; поэтому он не владеет и никогда не будет владеть вниманием палаты. Он считает себя нужным для Франции, но ему никогда не стать незаменимым человеком.

Каналис и Максим вернулись к беседовавшим как раз после того, как Жиро, депутат левого центра, высказал это суждение. Максим взял Жиро под руку и увел его довольно далеко, возможно, чтобы доверительно сообщить ему то же, что он сказал Каналису.

— Какой порядочный, достойный человек! — сказал Леон, указывая Каналису на Жиро.

— Это та честность, которая свергает правительства, — ответил Каналис.

— Как по-вашему, он хороший оратор?

— И да, и нет, — ответил Каналис, — он многословен, расплывчат; он мастерски обосновывает свои рассуждения, у него ясная логика, но великая логика — логика событий и дел выше его понимания: поэтому он не владеет и никогда не будет владеть вниманием палаты...

В ту минуту, когда Каналис выносил это суждение о Жиро, тот вместе с Максимом вернулся к беседовавшим; забыв, что с ними посторонний и что не известно, способен ли этот человек так же хранить тайну, как Леон и Бисиу, Жиро со значительным видом взял Каналиса за руку и заявил:

• Предыдущая
• 13/16
• Следующая