Мафия - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 15

• Предыдущая
• 15/72
• Следующая

Он положил в чемодан пачку листов ватмана, набор цветных карандашей, захлопнул крышку и щелкнул замками.

— Посидим перед дорогой, — предложил Игорь Андреевич.

Надя с притихшим сыном опустилась на их старенький диван, Чикуров примостился рядом, оглядывая на прощание родной дом.

Заграничных гарнитуров они так и не нажили, ковров и хрусталя — тоже, в чем не раз упрекала его Надя. Стены украшали его собственные картины. По ним можно было проследить, куда забрасывала Чикурова его непоседливая служба. Грустные пейзажи Севера, яркие краски российского юга, степные просторы, таежные уголки…

Когда голова раскалывалась от напряженных круглосуточных раздумий и мозга, как говорится, заходила за мозгу, Игорь Андреевич брал бумагу, карандаши и забирался подальше от людей. Для кого-то разрядкой являлся спорт, для кого-то садовый участок, а для Чикурова самым лучшим видом отдыха стала живопись…

— Ну, поехали, — поднялся он.

Надя, снова не сдержав недовольства, сказала:

— Надолго хоть? Небось опять на полгода?

— Откуда мне знать, моя терпеливая женушка? Он чмокнул ее в щеку, а уж сына обцеловал всего.

— Звони, — были последние Надины слова. Перед тем как сесть в машину, Игорь Андреевич еще раз глянул на свое окно. Сердце у него сжалось: до чего же было дорого прилипшее к стеклу лицо сына!

Вадим Снежков собирался выскочить из редакции, чтобы где-нибудь перекусить, но тут в комнату вошел ответственный секретарь областной газеты с пожилой женщиной, явно прибывшей из деревни.

— Старик, вот, побеседуй с гражданкой, — попросил он.

— Но у меня обед, — поморщился Снежков.

— Выручи, Вадик. Человек издалека ехал… «Трижды корреспондент» глянул на женщину, в чьих

глазах стояла мольба, и обреченно махнул рукой:

— Так уж и быть…

Ответсекретарь с радостью передал посетительницу с рук на руки Снежкову и ретировался.

— Присаживайтесь, — сказал Вадим. — Что у вас?

Женщина осторожно пристроилась на кончике стула, вынула из потрепанной хозяйственной сумки газету и ткнула в очерк «Покой нам только снится».

— Хотела я, милок, погутарить с этим самым И. Морозовым, что прописал про Шмелева, да мне сказали, что И. Морозов уволился.

— Уволили, — поправил Снежков.

— За что? — испуганно спросила посетительница.

— Было за что. Впрочем, это не имеет значения… Что вас, собственно, привело к нам?

— Козлова моя фамилия, Евдокия Андреевна. А это, — она показала на одну из фотографий, иллюстрирующих очерк, где следователь Шмелев был снят вдвоем с фронтовым дружком, — мой Митя. — Женщина вздохнула. — Супруг, значит, законный.

— Ну и что? — нетерпеливо спросил Вадим.

— А то, милок. Этот самый Шмелев жизнью наслаждается, в героях ходит, а Митины косточки давно сгнили. — Она всхлипнула. — Даже не знаю, где могилка…

— Погиб, что ли? — помягчел Снежков.

— Если бы, — вздохнула Козлова. — Всю войну прошел целехонек, а в пятьдесят втором посадили. Десять лет дали, Через три года пришла похоронка из лагеря. — Евдокия Андреевна извлекла из сумки цветастый узелочек. — Все бумажки хороню, можете посмотреть…

— Потом, потом. А за что судили вашего мужа?

Евдокия Андреевна поведала Вадиму историю осуждения своего Дмитрия. Интерес к ее рассказу у Снежкова разгорался все больше и больше. Когда Козлова закончила, Снежков, не скрывая волнения, спросил:

— Вы уверены, что на снимке ваш муж?

— А кто же еще? — удивилась вдова. — Только глянула — сразу узнала.

— Можете подтвердить? — продолжал волноваться Снежков.

— Какая мне выгода врать, — обиделась Евдокия Андреевна. — Да ты сам посмотри, обманывает старуха или нет.

Она развязала узелок и среди пожелтевших от времени бумажек и истрепанных документов отыскала старую, выцветшую фотографию.

Снимок был копией того, что опубликовала газета.

Снежков просмотрел бумаги.

— Помоги, мил-человек, — заметив неподдельный интерес к ним Вадима, взмолилась посетительница.

— Чем?

— Нынче многих, что в те времена осудили, риби… реба… Фу, ты, никак слово не дается…

— Реабилитируют, — подсказал Снежков.

— Во-во! — обрадовалась Козлова. — Похлопочи и за Митрия. Век не забуду…

— Посмотрим, Евдокия Андреевна, — сказал Снежков. — Оставьте все ваши бумаги, я изучу, с юристами поговорю.

— Ой, спасибо, милок! — растрогалась старушка. — Не знаю, как и благодарить.

— Благодарить рано, — скромно сказал Вадим. — Это такое дело.

— Знаю, как не знать! Спасибо, что приветил старуху да посочувствовал, — смахнула слезу. — Куда ни обращалась — даже слушать не желали…

Снежков сложил документы в стопочку, снова завернул в платок.

— Значит, оставлю у себя? — спросил он.

— Оставляй, родимый, оставляй. — Заметив, что Снежков взглянул на часы, она торопливо поднялась. — Поспешу домой, дочку обрадую. Доброго тебе здоровьичка!

— До свидания, Евдокия Андреевна. Уже в дверях обернулась:

— Когда справиться можно будет?

— Сам сообщу, когда что-то прояснится, — успокоил Козлову Снежков.

— Ну и ладно, — кивнула посетительница и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

«Трижды корреспондент» тут же схватился за телефон и лихорадочно набрал номер.

— Юридическая консультация? — спросил он, когда услышал женский голос. И, получив утвердительный ответ, выпалил: — Аркадия Вениаминовича будьте добры! Чураева…

— Попробую, — ответили на том конце провода. Пока вызывали адвоката, Вадим буквально горел от нетерпения. И когда наконец раздалось чураевское вальяжное «аллё-оо», он сумбурно рассказал о визите Козловой.

Аркадий Вениаминович выслушал его внимательно, задал несколько вопросов и с усмешкой произнес:

— Жаль, что ты не бреешься и не стрижешься… Действительно, Снежков оброс, как дикарь, считая это модным.

— И все же, старик, — продолжал Чураев, — тебе придется посетить Капочку. Чтобы она сообщила сведения, добытые тобою, Сове. Лично. Это очень важно.

— Бегу! — счастливо откликнулся Вадим.

— Впрочем, погоди, — задумался на некоторое время адвокат. — Лучше к Капе зайду я сам. Давай встретимся, заодно пообедаем. «Прибой» тебя устраивает?

— Еще бы! — с восторгом ответил Снежков, потому что речь шла об одном из самых шикарных ресторанов Южноморска.

— Обязательно прихвати документы этой женщины, — были последние слова Чураева.

Весть о том, что из прокуратуры республики к нам направляется следователь для ведения дела Киреева, меня не застала врасплох. После многочисленных звонков из Москвы и повышенного интереса к расследованию художеств начальника южноморского ОБХСС со стороны местных властей я ждал чего-нибудь в этом роде. Конечно, в известной степени нам выразили недоверие. Лично мне, как прокурору области, не говоря уже о Шмелеве. Но хорошенько поразмыслив, я подумал: если это поражение, то нужно постараться обратить его в победу.

Следователь по особо важным делам при прокуроре РСФСР Чикуров прилетел поздно вечером в четверг. Встречал его мой заместитель Гурков. На следующий день, придя в прокуратуру, я столкнулся с Алексеем Алексеевичем на лестнице и поинтересовался о Чикурове.

— Полный порядок, — отрапортовал Гурков. — Встретили, разместили. Более того, он уже здесь, дожидается в вашей приемной.

Алексей Алексеевич представил нас друг другу и удалился.

— Быстро же вы примчались, — заметил я, когда мы зашли с Игорем Андреевичем в мой кабинет.

Это был пробный камень — с каким настроением приехал «важняк».

— Не привык терять время на раскачку, — просто ответил он.

Ни в манерах, ни в словах не было ни тени превосходства, этакой столичности, которые не преминут выказать иные работники, прибывшие из Москвы…

— Ну что ж, — сказал я, — засучивайте рукава и, как говорили в старину, с богом…

— Я готов.

— Вы, в курсе дела Киреева?

— В самых общих чертах.

— Шмелев ознакомит вас основательно. С Николаем Павловичем еще не общались?

• Предыдущая
• 15/72
• Следующая