Бангкок-8 - Бердетт Джон - Страница 74

• Предыдущая
• 74/81
• Следующая

— Даже ради спасения жизни?

— Я не дорожу жизнью.

Повисло долгое молчание. Я ждал, что кхмеры вот-вот меня расстреляют.

— Хорошо, вы выиграли, — наконец проговорил Уоррен. Но я понял, что его слова обращены не ко мне, а к Фатиме. Она уже успела поправить бюстгальтер, но, повернувшись, чтобы отобрать у американца кнут, оставила блузку незастегнутой.

— Я же тебе говорила, — сказала она с невероятной злобой. — Он архат. Ты проиграл. Ставь на голову тигра.

Уоррен повиновался. Он весь дрожал, когда ставил бесценную вещь на макушку. Фатима отошла на десять шагов и размахнулась кнутом, зазмеившимся у нее за спиной, и я решил, что у нее маловато опыта обращения с подобными вещами. В секции, где хранились жертвенные сосуды, что-то звякнуло. Я посмотрел на Уоррена — он буквально изжевал себе губу. Просвистел кнут. Когда сыромятный жгут летел над моей головой, я инстинктивно пригнулся. Мне показалось, что Фатима совсем не целилась. Удар угрожал американцу, тот схватил тигра и сгорбился. Кнут вырвал клок ткани из пиджака, джемпера, прорвал рубашку и разодрал кожу, но Уоррен не выпустил тигра.

— Ты жульничаешь! — прошипела Фатима. — Кто разрешил тебе двигаться?

На этот раз кнут обрушился на держащие тигра руки. Уоррен и на этот раз не выпустил статуэтку. Но кожаный жгут обвился вокруг его кистей и вырвал шедевр. Тот разбился на тысячу осколков. Я застыл с открытым ртом, взгляд перескакивал с Уоррена на Фатиму.

— Он жульничал, — прошипела она мне. — Ты видел?

Мы с американцем присели, потому что кнут снова просвистел над нашими головами. Одним ударом Фатима опустошила полку с керамическими фигурками. Уоррен сгорбился, всхлипывая. Он опустился на пол, пытаясь собрать осколки.

Мне не дали времени обдумать это странное событие. Кхмеры подскочили ко мне и увели к лифту, а Фатима и Уоррен остались в хранилище. Я покинул галерею и оказался на берегу реки. Стоял жаркий воскресный день, повсюду слонялись и паслись у торговых прилавков туристы, гудели моторы плывущих вверх и вниз по течению лодок. Джонс, устроившаяся на заднем сиденье стоявшей на открытой парковке машины, при моем появлении с облегчением вздохнула.

Мы бесцельно ездили по улицам, пытаясь понять, что же произошло со мной в галерее Уоррена. Пробившись через сотню пробок, завернули в Паттайю, где пообедали в рыбном ресторане у моря. Кимберли наказала меня за то, что я с ней не переспал, пустившись критиковать тайскую кухню: чили в рыбе (разве можно почувствовать вкус, если весь рот так и горит огнем?). Затем мы вернулись в Бангкок, так и не разгадав загадку, если не считать замечания агента ФБР: ясно одно — Фатима каким-то образом завладела пленкой, о которой рассказывал Ямской. Стал бы Уоррен мириться со всем этим дерьмом, если бы в ее руках не было средства погубить его жизнь?

— А кхмеры, его телохранители?

— Думайте сами.

Спустилась ночь. Я захлопнул за собой дверцу машины и прошел через двор. Все утонуло в полутьме, кроме ярко освещенного нелегального магазинчика с парусиной. Его яркий свет выхватывал из мрака водителей мототакси — те, как и утром, развалились на своих раскладушках, успев обкуриться до полной одури. Я поднялся по лестнице к себе в комнату и увидел, что кто-то сорвал висячий замок. Воришки, как правило, не чтят меня своим вниманием, поскольку всем известно, что я хоть и коп, но у меня ничего нет. Такое случилось только однажды, когда во время очередной серии мыльной оперы у соседа сломался телевизор и он в полной уверенности, что у меня-то точно есть «ящик», вломился ко мне. Я стоял, смотрел на раскуроченный замок и гадал: неужели у кого-то еще забарахлил телевизор или дела приняли совсем паршивый оборот? Но мои враги не настолько глупы, чтобы вскрывать дверь, ждать в комнате и убивать меня в моем собственном доме. Мысль успокаивала, но у меня настолько расшалились нервы, что я не находил сил действовать, пока не услышал за дверью какой-то звук. Тогда я осторожно толкнул створку. В комнате царила темнота — я его не видел, но животное чутье сообщило о присутствии грузного тела. Человек шумно дышал. Я включил свет, посетитель заворчал и протер глаза. На матрасике валялись шесть пустых банок пива. Лежанка была для него узка, хотя он и выдвинул ее на середину комнаты. Человек собрался перевернуться на другой бок, но вместо этого проворно сел.

— Я тебе солгал, — сказал он с тягучим гарлемским выговором.

— Я знаю. Оставил мне пива?

Он повернулся, и я заметил прибавление в хозяйстве: ведерко для льда. Человек запустил в него руку и достал банку «Сингхи», с которой капал превратившийся в воду лед.

— Последняя. Хочешь принесу еще из магазина. Я подружился с хозяином и с ребятами на раскладушках. Похоже на Гарлем. Я их спросил: «Чего вы нанюхались, парни, — яа-баа или ганжи?» Но сам сразу понял: конечно, ганжи. От яа-баа такой летаргии не бывает. Мне предложили наркотики, но я отказался — сказал, не употребляю. Тогда предложили женщин, сколько угодно. Готовы были сесть на мотоциклы и привезти хоть с полдюжины. Я понимаю Билли. В этой стране ниггер чувствует себя как дома. Скажи, как ты узнал, что я тебе солгал? И о чем я тебе солгал.

— О причине, по которой ты здесь. Агент ФБР мне сказала, что в Париже ты пересаживался с самолета на самолет и менял авиакомпании, следовательно, намеревался приехать инкогнито. Если лететь рейсом одной компании, путешествие обходится дешевле. Вряд ли ты задержался в Париже, чтобы осмотреть Эйфелеву башню.

Ворчание.

— Так ты считаешь, что я здесь потому, что участвовал в делах Билли с наркотиками?

— Нет.

Молчание.

— Пойду-ка я куплю еще пива.

Он встал, заполнив всю комнату. А я вспомнил о статуе Будды в слишком маленькой пещерке. Мне пришлось посторониться, чтобы пропустить его к двери. Он вернулся с парой мотоциклистов, которые сгибались под весом упаковок с пивом и мешков со льдом. Элайджа полез в карман и достал новый замок с торчащими из него ключами.

— Извини, что испортил этот. Но здесь нет удобного холла, где можно подождать.

— Неважно. Как тебе удалось так аккуратно расправиться с замком? Я не заметил никаких следов на двери.

Он фыркнул:

— Пустяки. Сломал пальцами. Мускульная сила, дружок, еще способна иногда открывать двери.

— Что ты сказал? — переспросил я; меня внезапно поразил вид ведерка со льдом.

— Я обожал Билли, — продолжал Элайджа. — Наверное, потому, что Билли обожал меня. Мы почти не знали отца, поэтому пример он брал только с меня. Мы были неразлучны до тех пор, пока меня не отправили в исправительную школу — не заладилась сделка с героином. Мне было пятнадцать лет. Когда я вышел, мне назначили хорошего сотрудника службы пробации^[42] — черного, который прекрасно представлял, откуда я родом, и знал мою мать. Он мне сказал: «Ты ушлый парень, и котелок у тебя варит, но как быть с твоим младшим братом? Хочешь его погубить? Маленькому Билли не под силу расхлебывать такое дерьмо. Ты тянешь его в пекло, откуда ему не выбраться». Я недолго раздумывал над его словами, потому что понимал — он прав. И стал отдаляться от брата, хотя это разбивало мне сердце. Не могу сказать, что я пришел в восторг, когда он вступил в морскую пехоту, но почувствовал облегчение. Было обидно, когда он начал обращаться со мной свысока, показывать, как презирает то, чем я занимаюсь, но у меня словно гора с плеч свалилась. Это чувство не прошло, даже когда он перестал мне звонить. Я ощущал себя отцом, который устроил сына лучше, чем жил сам. И очень обрадовался, когда Билл снова начал мне звонить, словно десяти предыдущих лет вовсе не существовало. Мы снова стали приятелями. А с тех пор как он умер, я только и думаю, как бы расправиться с теми, кто это сделал. Переломать одного за другим о колено.

Было полтретьего утра. Мы выпили почти все пиво. Элайджа рассказал мне, как изготовляют героин, как организовывают сеть распространения и подкупают полицейских в Нью-Йорке. А также — какими должны быть пергаминовые пакетики (размер надо соблюдать очень точно: будет слишком большим, и обычный наркоман не осилит цену, маленьким — больше работы на свою шею. Только не вздумайте ставить на внутренней стороне свою метку, что-нибудь вроде золотых звездочек, иначе суд может расценить это как преступление организованной группы). Он рассказал мне все, что могло бы потребоваться, если бы я занялся наркотиками в Штатах, и наконец сообщил, зачем приехал в Таиланд. А пришел ко мне, чтобы все рассказать, потому что понял, что месть невозможна. Быстрее, чем ФБР, разобрался, в чем основное отличие Азии: мы играем по другим правилам, и нас — две трети человечества. Он явился ко мне, чтобы попрощаться.

• Предыдущая
• 74/81
• Следующая