Социальная мифология, мыслительный дискурс и русская культура (СИ) - Бирюков Борис Владимирович - Страница 3

Третье. Излагаемые ниже идеологемы «привязаны» к определенному сообществу людей — их носителей. Не существует идеологий вне разделяющих их социальных образований. Это значит, что понятие о той или иной конкретной идеологии можно задать, говоря логическим языком, экстенсионально (объемно): путем указания множества (класса в логическом смысле) людей, которые придерживаются одинаковых взглядов. Множество это, при данном подходе, должно быть задано вне ссылки на идеологию — посредством указания на принадлежность людей к определенной партии, ее дочерним организациям, путем указания на то, как они голосуют на выборах, и т. п.

После этих замечаний перейдем к изложению системы идеологем, служащих выражению навязываемого человеческому сообществу (или естественно возникающего в нем) комплекса неадекватных представлений о некоторой сфере реалий, прежде всего реалий социальных. При этом мы будем ориентироваться на отражение их в текстах — объективных фиксаторах «социальной мифологичности».

Идеологема смысловой пустоты. Суть ее в том, что идеология обязательно включает в себя ряд положений (суждений, принципов), которые являются «пустыми формулами», то есть положениями, которые не несут в себе какого-либо отчетливого содержания. Это может проистекать из их внутренней противоречивости или из того, что разные клише несовместимы друг с другом, хотя это и маскируется соответствующей фразеологией. Впрочем, неадекватность «пустых формул» проистекает не столько из их ложности (неизбежного следствия их противоречивости либо несоответствия реалиям) — категории лжи и истины к ним применять вообще затруднительно, ‑ сколько из их неосмысленности. В целом можно сказать, что стирание различия между «истинностью» и ложностью, «маскировка» бессмысленного под осмысленное определяют иррациональность соответствующих идеологических клише, реализуемых в соответствующих текстах.

Идеологема всеобщей значимости. «Пустота» идеологических принципов, идеологических клише — их коренное свойство: она делает их «универсально применимыми». В самом деле, если некоторое идеологическое положение противоречиво, но тем не менее принимается в качестве истины, в действие вступает — осознается это или нет, безразлично — логический принцип: «Из лжи следует что угодно». Если же идеологема-клише «пуста», неосмысленна, то срабатывает то свойство человеческой психики и языка, которое было сформулировано основателем отечественной школы психолингвистики — Н.И. Жинкиным. Заключается оно в следующем: для любого неосмысленного предложения, коль скоро в тексте оно сформулировано (в естественном языке) грамматически правильно, ‑ а идеологические клише этому условию удовлетворяют, ‑ может быть построен языковой либо ситуативный контекст, в котором это предложение приобретает смысл. А отсюда один шаг до построения такого контекста — лингвистического либо воображаемо-вещного — в котором оно будет представляться истинным

Идеологема элитарного генезиса. «Пустые формулы», составляющие любую социальную мифологию, должны быть приняты и получить распространение в соответствующем социальном коллективе. В силу их иллюзорного характера они должны быть внедрены в коллектив, что осуществляет некоторый узкий его подколлектив — социальная группа, составляющая элиту, доминирующую в коллективе и заинтересованную в данной идеологии. Элита присваивает себе три привилегии: позитивно-информационную, негативно-информационную и властную. Первая заключается в монополизации элитой права на интерпретацию основных положений идеологии, ее идеологем-клише. Вторая состоит в наличествующих у элиты возможностях предотвращать нежелательные интерпретации. Для реализации этих двух привилегий элита располагает главной своей привилегией: в ее распоряжении находятся средства насильственного внедрения желательных интерпретаций и устранения нежелательных. Для этого разрабатывается и применяется система мер воздействия на тех членов сообществ, которые не склонны принимать им навязываемые стандартные интерпретации, сомневаются или отвергают господствующие мифологемы. Идеологическим оправданием подобных мер служат специфические интерпретации понятий «отступника», «отщепенца», «сумасшедшего», «тунеядца», «национал-большевика» и т. п., позволяющие подводить под них тех, кто не принимает навязываемые элитой идеологемы-клише.

Различные группы внутри элиты в разной степени и в разных формах участвуют в реализации названных привилегий, что вносит в среду носителей «идеологической чистоты» определенное расслоение, которое, однако, не препятствует реализации основной цели идеологии — воспроизводству выгодной для нее социальной структуры.

Идеологема легитимации. Предшествующая идеологема объясняет возникновение, генезис идеологии, которая распространена в данном социальном коллективе. Классической иллюстрацией ее действия является известный тезис о внесении «пролетарского сознания» в среду рабочего класса со стороны «партии нового типа». Однако рычаги, реализующие познавательные и властную привилегии господствующего социального слоя, способны буксовать. В обществе всегда находятся люди, обладающие здравым смыслом, который заставляет их сомневаться в предлагаемых идеологией формулах и в их интерпретациях. А отдельные личности — их, применяя терминологию, введенную Л.Н. Гумилевым, естественно назвать пассионарными — оказываются морально-психологически столь сильны, что не только противостоят давлению социальной мифологии, но и способны увлекать в этом других членов коллектива.

В этих условиях для придания общезначимости — легитимации идеологических клише, особенно таких, которые слишком уж далеки от реальности, ‑ элитарными «теоретиками» идеологии конструируется ирреальный мир: эрзацмир, как его называет Цельгер. Этот мир воображаемых сущностей и неосуществимых идеалов. Для его внедрения разрабатываются искусственные мотивационные структуры (примером может служить «социалистическое соревнование»), неадекватные реалиям ценностные стандарты.

Что с логической точки зрения представляет собой построение эрзацмира? В чем состоит конституирующая его процедура? В замене конкретной природной и социальной реальности выдуманной предметной областью, с которой соотносятся «пустые формулы» идеологии. Построение такого рода области — это конструирование мира «абстракций наоборот»: его элементы либо суть такие «конструкты», для которых не существует реальных прообразов, либо такие понятийные образования, которые подразумевают признаки, прямо противоположные тому, что наблюдается в том фрагменте действительности, который подразумевается в данном «конструкте». Так в идеологических клише тоталитарно-коммунистических идеологий понятие «деньги» выступает не как универсальное мерило стоимости товаров, «уравновешивающее» участников хозяйственной деятельности и обмена, а как нечто, имеющее прямо противоположный смысл, — как средство, автоматически порождающее социальное неравенство. Отсюда — попытка отмены денег в период «военного коммунизма» в России, отсюда же и тезис о мелком товарном хозяйстве, будто бы с необходимостью рождающем капитализм.

Результатом конструирования эрзац-мира является полная инверсия ценностных ориентаций членов коллектива. При этом обнаруживается важная роль предметной области псевдообъектов: она служит реализации некоей компенсаторной функции, позволяющей членам коллектива, «исповедующим» данную идеологию, ощущать свое превосходство — как обладающих истиной — над «чуждыми» социальными структурами и «враждебными» коллективами. Вспомним сталинское изречение: «Последний советский человек, свободный от цепей капитала, на голову выше любого зарубежного высокопоставленного чинуши, влачащего на своих плечах цепи капиталистического рабства». Или другая формула, служащая выполнению компенсаторной функции. Она фигурировала в газетах периода «застоя»: «Капитализм отнял у человека романтику покупки»…