Публичные лекции о гомеопатии - Бразоль Лев Евгеньевич - Страница 32

Я не буду более распространяться. Повторяю ещё раз, что я позволил себе высказаться только потому, что считал это своим нравственным долгом. Я уверовал в гомеопатию лет 25 тому назад и остался ей верен до настоящего времени, т. е. я верю в справедливость её основного закона и в действие малых гомеопатических доз. Я присутствовал на всех трёх лекциях д-ра Бразоля, выслушал очень внимательно те возражения, которые ему делались, и должен сказать, что, выслушав все возражения, верю столько же в гомеопатию, сколько и раньше в неё верил: эти возражения нисколько меня не поколебали. Собственно возражений по существу было мало; гораздо больше было вопросов с целью поставить доктора Бразоля в тупик, начиная с вопроса относительно терминологии гомеопатии и кончая вопросами более существенными, например, о том, как можно действовать на больного поваренной солью в такой малой дозе, когда в его крови всегда она находится в гораздо большем количестве. Я позволю себе сказать, что если бы д-р Бразоль отвечал на этот вопрос: «Я не знаю», то и тогда нисколько гомеопатия не была бы поколеблена. Неужели какой-нибудь доктор-аллопат возьмётся ответить на каждый вопрос о действии лекарства внутри организма, что именно оно там производит и как оно может это производить? Я в этом сомневаюсь. Но д-р Бразоль ответил на этот вопрос; он дал и на многие другие вопросы удовлетворительные ответы; по поводу некоторых, мне кажется, можно было бы сказать больше. Д-р Бразоль, вероятно, не нашёл это нужным. Меня лично особенно заинтересовало заявление профессора Тарханова, что самый критерий, который мы берём для определения верности гомеопатической системы, ложен. «Я знаю», — сказал он, — «что многие излечиваются гомеопатией, но это не значит, что гомеопатические средства действуют», и указал при этом на то, что в Париже сотни и тысячи людей излечивались хлебными шариками, которые давал какой-то отставной солдат. Вот если бы можно было признать эти слова вполне справедливыми, то тогда мой личный опыт рушился бы, потому что я делал прямо опыты на больных и своё убеждение о действительности гомеопатического лечения основал на результатах именно этих опытов. Но я не могу согласиться в этом случае с профессором Тархановым. Я хорошо знаю, что во многих случаях больной выздоравливает без всякой помощи лекарств, но нельзя отрицать и того, что есть много таких случаев, в которых действие лекарства слишком явно, чтобы можно было его отвергать. Профессор придаёт большое значение вере больных в докторов и в лекарства и уверяет, что вылечить можно и хлебным шариком, и чистой водицей. Отрицать этого факта я не стану, но как понять действие лекарства на маленьких детей, даже грудных — нельзя сказать, чтобы тут влияло какое-то особенное отношение к доктору или лекарству, а между тем оно их вылечивает. Именно на детях гомеопатам и приходилось особенно много практиковать: в нашем, по крайней мере, обществе немало таких полугомеопатов, которые думают, что на взрослых малые дозы не могут действовать, а на детей могут, и потому сами прибегают к помощи аллопатов, а детей лечат у гомеопатов. Профессор Тарханов говорит, что надо делать опыты не над людьми, а над животными, но гомеопаты отнюдь не против таких опытов, и во всех странах есть гомеопатические лечебницы для животных. Вот почему я не могу согласиться с профессором Тархановым. Приняв его заявление, нужно быть справедливым и применить его точно также и к аллопатическим средствам, нужно пойти дальше и отринуть всякую возможность лечиться по какой-нибудь системе. Если мы достигнем того, что по одному слову «будь здоров» больной выздоровеет, тогда, конечно, не будут нужны ни гомеопаты, ни аллопаты. Но пока этого нет, мы имеем право лечиться по той или другой системе, которую считаем наилучшей. Наконец, профессор Тарханов указывал на то, что он привык в своей практике видеть, что лекарственнное вещество, в большем или меньшем количестве, всегда производит одинаковое действие на собак и других животных, с которыми ему приходилось делать опыты. Я думаю, профессор оговорился, или я неверно понял его: ему, конечно, хорошо известны опыты передовых физиологов, доказавших, что некоторые лекарственные вещества в малых дозах производят действие, как раз обратные тем, какие они вызывают в больших дозах.

В заключение позволю себе обратиться к М. Ю. Гольдштейну. Я особенно не согласен с Михаилом Юльевичем в тех словах, с которыми он обратился к студентам-медикам. Он сказал, что выступает здесь против гомеопатии главным образом ввиду того, что в этой аудитории находится много студентов-медиков, и что он хотел бы предостеречь их от этого учения. Во-первых, я думаю, что молодые люди не нуждаются в нашей опеке, а во-вторых, они без нас услышат от своих профессоров, что гомеопатия ничто, как наглый обман, так что в этом отношении едва ли есть необходимость в большом давлении на них. Если бы я мог рассчитывать, что мой голос имеет какое-либо значение для молодых людей, посвятивших себя врачебной деятельности, то я сказал бы иное, я сказал бы: ищите истину. Я сказал бы им: поработайте как можно больше над собой, чтобы стать выше всякого предубеждения, выше всякого предрассудка, чтобы быть готовыми совершенно добросовестно приняться за изучение любой системы. Если ваши опыты и наблюдения приведут вас к тому, что гомеопатические лекарства не могут действовать, и что основной гомеопатический закон ложен, то ваш священный долг опубликовать ваши опыты и наблюдения, и повсюду громить гомеопатию. Но если произведённые вами добросовестно опыты и наблюдения приведут вас к противоположному заключению; если вы увидите, что действительно гомеопатическая система есть истинная система лечения, что закон подобия действительно существует и что система лечения на основании этого закона представляет значительные преимущества перед другой системой, то я скажу: имейте мужество выдержать насмешки ваших товарищей и выступите борцами за истину.

(Рукоплескания)

М. Ю. Гольдштейн: Мне, милостивые государи и милостивые государыни, приходится начать свои замечание при весьма неудобных условиях. Одновременно отвечать на те замечания, которые сделал многоуважаемый А. Я. Герд, и в то же время коснуться существа тех обобщений, которые сделал доктор Бразоль в своей сегодняшней прекрасной беседе, чрезвычайно трудно. Для того, чтобы не потерять нить, так как я не записывал всего того, что говорилось, я позволю себе начать с того, что всего свежее в вашей памяти и моей, а именно с того, что я говорил в прошлый раз.

Не касаясь вопроса о гомеопатии и аллопатии, я говорю следующее: господа врачи, господа помещики, господа люди вообще, если вам есть возможность излечить человека каким ни на есть способом, чистой ли водой, хлебными ли катышками, или катышками из всего что угодно — лечите, ибо это есть первая задача. Так как вопрос зашёл и о молодых врачах, то я позволю себ сказать: господа молодые врачи! если будете лечить аллопатией, то помните, что иногда никакая аллопатия ни к чему не приводит, а хлебные катышки и стакан воды, на который известным образом посмотрели, приводят иногда к блистательным результатам; не брезгуйте этим, ибо здоровье человека есть высшая задача, которую надлежит преследовать. Я отнюдь не задавался целью говорить врачам: не лечите гомеопатией, презирайте её. Я не хотел и отстаивать так называемой старой медицинской школы, потому что она стара. Напротив того, тот же самый лектор д-р Бразоль, с которым уже давно я имел удовольствие не раз беседовать по этому поводу, знает отлично, что я был скорее на стороне гомеопатии. Я уже раньше заявлял, что я не медик, но также получил в известной степени медицинское образование, потому что я, по преимуществу, натуралист. Повторяю, тот же д-р Бразоль отлично знает, что я был на стороне больше гомеопатии, чем аллопатии, и когда мы беседовали с ним по поводу его будущих лекций, то я, между прочим, первый указал ему, что он должен прочитать свои лекции публично. Из этого я делаю заключение, что не как врач, а именно как искатель истины, отнёсся я к тому, что сообщил мне д-р Бразоль по поводу гомеопатии. Я начал читать гомеопатические сочинения. Могу сказать, прочитал основательно «Органон» Ганемана и могу смело сказать, что нет той страницы, которой бы я не мог цитировать; прочитал массу фармакологий, существующих в области гомеопатической науки, массу лечебников, причём, должен сказать, да вероятно и д-р Бразоль не станет этого отрицать, что значительная масса всевозможных лечебников представляет сплошной вздор от начала до конца. Но есть, конечно, сочинения, и во главе их сочинения чрезвычайно выдающиеся — это, главным образом, сочинения Ганемана и затем вышедшее в 50-х годах сочинение Яра, на которое ссылался А. Я. Герд и которое имеет явные признаки того, что это сочинение написано врачом. Я хотел только сказать, что после такого основательного изучения и знакомства с предметом, для меня представляется наиболее существенным вопросом, что такое гомеопатия: есть ли это система, теоретически обоснованная, или это есть просто экспериментально или эмпирически доказанная форма лечения? Система теоретически обоснованная есть та, которая имеет в основе теоретические принципы. Поэтому я, разумеется обратился к принципу «similia similibus curantur», или «curentur», как выразил Ганеман — это даёт маленькую разницу. И вот, я позволю себе всем натуралистам указать тот мотив, который приводился Ганеманом для установления этого принципа. После Ганемана никто этого принципа теоретически не мотивировал. Вот что он говорит: для того, чтобы остановить движущееся тело, которое двигается с известной скоростью, надо употребить силу равную и противоположную направлению и силе его движения. Но это верно по отношешю к телам неживым, грубым, мёртвым, а живое тело это есть нечто противоположное мёртвому, и потому для него нужен другой принцип. Я утверждаю, что Ганеман установил вот какое положение. В 1810 г. точка зрения на живое и мёртвое была абсолютно непохожа на настоящую. Тогда считали, что в теле есть какая-то жизненная сила, но в 1828 г. это было разбито и в 1840 году вышло окончательно из общего употребления. Ганеман эту силу признавал, и тогда общее воззрение учёных — а он стоял на высоте своего времени в смысле познаний — было такое: живое и мёртвое — это два царства, не имеющие ничего между собой общего, перехода от одного к другому нет, и только с 1828 г. переход был найден, а в 1840–1850 гг. все уже стали ясно сознавать отсутствие этой резкой разницы между живым и мёртвым, хотя учебники физики и химии, из которых доктор Бразоль взял пример относительно шёлкового кокона, до сих пор ещё продолжают говорить о жизненной силе. У нас учебники физики и химии 40-х и 50-х годов ещё и до сих пор существуют и продолжают распространяться, это одно другому не мешает. Поэтому принцип «similia similibus curantur» был обоснован только на этом ложном с нашей точки зрения положении — на положении противоположности между живым и мёртвым[44]. После Ганемана ни один гомеопат не мотивировал принцип «similia similibus curantur» чем-нибудь теоретическим, а мотивировался он только тем, что опыт над больными, над кем угодно, показывает то-то и то-то[45]. Теперь какое выходит вследствие этого противоречия. Доктор Бразоль, выслушав замечание А. Я. Герда, никаких замечаний со своей стороны не сделал, а я нахожу, что А. Я. Герд, защищая гомеопатию, погубил принцип «similia similibus curantur»…