Хлеб с ветчиной - Буковски Чарльз - Страница 14

• Предыдущая
• 14/60
• Следующая

По дороге в церковь мы думали о том, как пройдет наша первая исповедь. Мы уже подходили к церкви, когда за нами увязалась бездомная собака. Она была очень худая и голодная. Мы остановились и поласкали ее, почесали спину.

— Жаль, что собаки не могут попадать в рай, — сказал Фрэнк.

— Почему это?

— Для этого нужно быть крещеным.

— Давай мы окрестим ее.

— Ты думаешь?

— Она заслужила свой шанс попасть в рай.

Я взял собаку на руки, и мы вошли в церковь. Подтащили псину к чаше со святой водой. Я держал ее за шею, пока Фрэнк брызгал водой ей на лоб, приговаривая:

— При сем крещу тебя.

Потом мы вытащили собаку обратно на улицу и отпустили.

— Смотри-ка, она даже выглядит как-то по-другому, — сказал я.

Собака потеряла к нам всякий интерес и потрусила дальше по тротуару, а мы вернулись в церковь. Снова подойдя к чаше, мы помакали пальцы в святую воду и потом перекрестились. Дальше мы оба встали на колени на низкую скамеечку рядом с исповедальней, вход в которую был закрыт занавеской. Вскоре из-за занавески вышла толстая тетка. Когда она проходила мимо, я учуял крепкую вонь ее тела. Это была смесь запаха церкви и еще чего-то наподобие мочи. Каждое воскресенье люди приходили на мессу и нюхали эту смесь, но никто ничего не говорил. Я собирался поговорить об этом со священником, но не смог. Возможно, подумал я, этот запах источают свечи.

— Я пошел, — сообщил Фрэнк, поднялся и скрылся за занавеской.

Он пробыл там довольно долго, а когда снова появился, на его лице сияла улыбка.

— Здорово! Это было здорово! Сейчас твоя очередь!

Я встал, отвел занавеску и вошел. Было темно. Я снова опустился на колени. Все, что я смог разглядеть, — это ширму прямо передо мной. Фрэнк говорил, что за ней прятался Бог. Я стоял на коленях и пытался думать о чем-нибудь плохом, что я натворил, но на ум ничего не шло. Сколько я ни пытался, ничего не получалось. Я словно отупел. Я не знал, что мне делать.

— Ну, начинай, — сказал чей-то голос. — Говори что-нибудь!

Голос был сердитый. Я не ожидал услышать здесь что-либо подобное. Я думал, у Бога достаточно времени. Я испугался и решил врать.

— Хорошо, — начал я. — Я… ударил своего отца. Я… проклял мать… Я украл деньги из ее сумочки и потратил их на шоколадные батончики. Я выпустил воздух из мяча Чака. Я заглядывал под платье одной девочке. Я ударил мать и съел свою козявку. Наверно, это все… Ах да, сегодня я окрестил собаку.

— Ты окрестил собаку? — переспросил голос.

Я понял — это конец. Смертный грех. Дальше продолжать не имело смысла. Я встал, чтобы удалиться. Не помню, посоветовал мне голос прочитать какую-нибудь молитву или он так ничего и не сказал на прощанье. Я отодвинул занавеску — на скамейке меня поджидал Фрэнк. Мы вышли из церкви и снова оказались на улице.

— Я чувствую очищение, — сказал Фрэнк. — А ты?

— Нет.

Больше я не исповедовался. Эта процедура была похлеще даже утренней мессы.

Фрэнк обожал аэропланы. Он давал мне почитать много разной макулатуры о Первой мировой войне. Лучшими летчиками считались Летающие Тузы. Их воздушные схватки — собачьи бои — были грандиозны, в небе кружились огромные клубки из «спадов» и «фоккеров». Я читал все истории о воздушных боях. Мне не нравилось только то, что немцы всегда проигрывали. В остальном это было здорово.

Я любил приходить к Франку за журналами. У его матери были красивые ноги, и она всегда надевала туфли на высоком каблуке. Я наблюдал за ней, когда она сидела в кресле, забросив ногу на ногу и высоко задрав юбку. Отец Франка сидел в кресле напротив, и оба они всегда были пьяные. Отец Фрэнка во время Первой мировой войны был летчиком и потерпел аварию. У него в одной руке вместо кости была проволока. Он получал пенсию и тоже мне очень нравился. Когда мы приходили в его дом, он всегда спрашивал нас:

— Ну, как дела, ребята? Что новенького?

И вот однажды мы узнали об авиационном шоу. Зрелище было организовано с размахом. Фрэнк достал карту, и мы решили добираться до места представления автостопом. Честно говоря, я думал, что мы, скорее всего, не попадем на это представление, но Фрэнк сказал, что мы будем там. Его отец дал нам деньги.

Мы вышли на бульвар вместе с нашей картой и остановили машину. Водитель согласился немного подвезти нас. Это был уже пожилой мужчина с мокрыми губами, которые он постоянно облизывал. На нем была старая клетчатая рубашка, застегнутая наглухо. Галстука он не носил. И еще у него были странные лохматые брови, которые свисали ему прямо на глаза.

— Меня зовут Дэниел, — сказал он.

За нас ответил Фрэнк:

— Это Генри, а я — Фрэнк.

Дэниел помолчал, потом вытянул сигарету «Лаки Страйк» и прикурил.

— У вас есть родители, ребята?

— Да, — ответил Фрэнк.

— Да, — повторил я.

Сигарета у Дэниела была уже вся мокрая. Он остановил машину на светофоре и заговорил:

— Я вчера был на пляже, там легавые заловили под пирсом двух парней. Один отсасывал у другого. Их повязали и повезли в каталажку. Какое дело легавым, кто у кого отсасывает? Меня это просто бесит.

Загорелся зеленый, и Дэниел поехал дальше.

— Не кажется ли вам, что это свинство? Один парень отсасывает у другого, а их хватают и волокут в тюрьму!

Мы промолчали.

— Нет, ну как вы думаете, — не унимался Дэниел, — имеют ребята право брать друг у друга за щеку?

— Наверное, да, — сказал Фрэнк.

— Ага, — подтвердил я.

— А вы куда, ребята, направляетесь? — заинтересовался Дэниел.

— На авиационное шоу, — ответил Фрэнк.

— О, авиа-цирк! Я тоже люблю авиацию! Вот что я скажу вам, ребята, вы возьмете меня с собой, а я довезу вас прямо до места. Как?

Мы молчали.

— Ну что, договорились?

— Договорились, — отозвался Фрэнк.

Отец Фрэнка дал нам денег и на билеты, и на проезд, но мы рассчитывали сэкономить на автостопе.

— Ребята, а может, мы лучше съездим покупаться? — предложил Дэниел.

— Нет, — отказался Фрэнк, — мы хотим посмотреть шоу.

— Да купаться веселее. Поиграем в догонялки. Я знаю одно местечко, где никого не бывает. Не бойтесь, это не под пирсом.

— Мы хотим посмотреть авиа-шоу, — не сдавался Фрэнк.

— Хорошо, — отступился Дэниел, — едем смотреть авиа-шоу.

Дэниел подъехал к месту проведения шоу и остановился на стоянке. Мы вылезли из машины, и пока Дэниел возился с ключами, Фрэнк сказал:

— БЕЖИМ!

Мы бросились к проходным воротам. Дэниел заорал нам вслед:

— ЭЙ ВЫ, НЕГОДЯИ! ВЕРНИТЕСЬ! ВЕРНИТЕСЬ, Я ВАМ ГОВОРЮ!

Мы продолжали бежать.

— Черт, — сказал Фрэнк, — этот козел настоящий придурок!

Мы были почти у цели.

— Я ДОСТАНУ ВАС, СОСУНКИ! — неслось нам вслед.

Мы расплатились и заскочили за ограждение. Представление еще не началось, но толпа собралась уже огромная.

— Давай спрячемся под трибуной, там он нас не найдет, — предложил Фрэнк.

Трибуна была временная и наскоро сбита из досок, мы нырнули под нее. Там уже находилось двое парней. Им было лет по 13–14, года на 3–4 постарше нас. Они стояли посередине возвышающихся скамеек и смотрели вверх.

— На что это они смотрят? — спросил я.

— Пойдем, глянем, — сказал Фрэнк.

Мы двинулись к парням, но один из них заметил нас и заорал:

— Эй вы, молокососы, валите отсюда!

— А что вы там разглядываете? — спросил Фрэнк.

— Я же сказал, пошли отсюда, педики!

— Да ладно тебе, Марти, пусть посмотрят! — вступился второй.

Мы подошли к ним поближе и задрали головы.

— Ну, и что? — спросил я.

— Блядь, ты чего, не видишь ее? — удивился Марти.

— Кого?

— Пизду.

— Пизду? Где?

— Да вон же она! Смотри сюда, — и он показал мне.

Там наверху сидела женщина, подол ее юбки задрался, трусов на ней не было и через щель между досками можно было видеть ее влагалище.

— Теперь видишь?

— Ага, я вижу, — опередил меня Фрэнк, — волосатая.

• Предыдущая
• 14/60
• Следующая