Хлеб с ветчиной - Буковски Чарльз - Страница 47

• Предыдущая
• 47/60
• Следующая

— У педиков всегда есть деньги, — рассказывал мне один бродяга, совсем юнец. — Я у одного прожил две недели. Пил, жрал все, что хотел, он даже купил мне кое-какие шмотки, но но ночам высасывал, сука, из меня все силы. Я скоро вставать с кровати не мог. Однажды ночью сбежал, пока он спал. Погано было. Один раз он попробовал меня поцеловать в губы, я так въебал ему, что он летел через всю комнату. «Еще раз сделаешь такое, убью!» — сказал я ему.

Еще было хорошее местечко — кафетерий Клифтона. Если денег нс хватало, они брали сколько было. А если вовсе не было, то можно было поесть и даром. Многие бродяги приходили туда и хорошо питались. Держал это заведение какой-то богатый старик, очень неординарная личность. Но я не мог заставить себя прийти туда и нажраться до отвала на дармовщину. Я брал кофе, кусок яблочного пирога и давал им пятак. Иногда я разрешал себе съесть пару горячих сосисок. Там было тихо, прохладно и чисто. Приятно было посидеть возле декоративного водопада — возникала иллюзия, что жизнь прекрасна. Можно было пробыть там весь день, попивая чашку кофе за три цента, и никто не попросит вас удалиться, как бы скверно вы ни выглядели. Выставлялось только одно условие — бродяг просили не приносить и не распивать спиртное. Такое место было островком надежды для тех, у которых ее совсем не оставалось.

Между тем в Першинг-сквере люди днями напролет спорили на тему: есть Бог или Его нет. Большинство выдвигали довольно слабые аргументы, но время от времени сходились по-настоящему подкованные Верующий и Атеист, и на это стоило посмотреть и послушать.

Когда у меня заводилось несколько монет, я шел в бар, который располагался под большим кинотеатром. Мне было 18, но меня обслуживали. Выглядел я неопределенно, иногда на 25, а норой и на 30. Бар держал китаец, он никогда ни с кем не разговаривал. Все, что от меня требовалось, это расплатиться за первое пиво, потом платил какой-нибудь озабоченный гомик. Чтобы не было противно, приходилось переключаться на виски. Я раскручивал его на виски, но когда он подступал уж совсем близко, меня тошнило, я отталкивал его и уходил. Со временем пидоры раскусили меня, и местечко потеряло свою привлекательность.

Посещения библиотеки наводили на меня тоску. Я быстро пресытился чтением книг и вскоре просто хватал первый попавшейся под руку том, желательно потолще, и шел по залу, высматривая девиц. Всегда находились одна или две симпатичные, молодые. Я садился за три-четыре стула от нее и прикидывался, будто читаю, стараясь выглядеть настоящим интеллектуалом. Я надеялся, что какая-нибудь да клюнет на меня. Я знал, что безобразен, но думал, что если я буду выглядеть достаточно интеллигентным, то и у меня появится шанс. Но, увы, это никогда не срабатывало. Девицы сосредоточенно делали записи в свои блокноты, потом вставали и уходили, тогда как я наблюдал за мерными и магическими движениями их тел под чистенькими платьями. Интересно, что бы Максим Горький предпринял в таких обстоятельствах?

Дома разыгрывался один и тот же сценарий. Вопросы не задавались, пока мы не усаживались за ужин.

— Ты нашел работу? — спрашивал отец, отведав первое блюдо.

— Нет.

— А пытался?

— Много раз. В некоторые места заходил по два-три раза.

— Не верю.

Но это было правдой. Как было правдой и то, что многие компании давали объявления в газеты, но свободных рабочих мест не имели. Так они поддерживали на плаву свои отделы кадров. А еще убивали время и надежды многих отчаявшихся людей.

— Ничего, ты найдешь работу завтра, Генри, — заканчивала разговор мать…

Гитлер разворачивал военные действия в Европе, создавая рабочие места для своих безработных. Я искал работу все лето, но так и не нашел. Джимми Хэтчер получил место на авиационном заводе. В тот день я был вместе с ним, и мы одной ручкой заполнили анкеты. Мы заполнили их идентично, кроме одной графы — место рождения. Я поставил — Германия; Джимми — Рэдинг, Пенсильвания.

— Джимми получил работу на авиационном заводе, — выговаривала мне мать, — а ведь он заканчивал ту же самую школу, что и ты, и лет ему столько же. Почему же тебе отказали?

— Зачем им человек, у которого на лице написано, что он не любит работать, — вмешался отец. — Все, на что он способен, это просиживать в спальне свою чугунную задницу и слушать симфонии по радио!

— Ну, мальчик любит музыку. Это уже что-то.

— Но что он может с этим «что-то» сделать? Это БЕСПОЛЕЗНО!

— Ну, а что тут можно сделать? — не выдержал я.

— Ты должен пойти на радиостанцию и сказать, что обожаешь такого рода музыку и можешь работать ведущим радиопередачи.

— О Боже, если бы было все так просто!

— А откуда ты знаешь? Ты что, пробовал?

— Да я знаю, что это невозможно.

Отец потянул в рот большой кусок свиной отбивной. Сальный край торчал между губ, пока он пытался прожевать мясо. Казалось, что у него три губы. Когда с отбивной было покончено, отец обратился к матери:

— Вот видишь, твой мальчик просто не хочет работать.

Мать посмотрела на меня и задала свой постоянный вопрос:

— Генри, ты почему не ешь?

В конце концов было решено, что я должен пойти в городской колледж. Тем более, что обучение было бесплатным, а подержанные учебники можно было приобрести в букинистическом магазине. Отец стыдился, что я был безработным, а посещение колледжа придавало бы ему респектабельности. Эли Ла Кросс (Плешивый) уже проучился там семестр, он-то и проконсультировал меня.

— На каком факультет меньше всего мозгоебки? — спросил я.

— На журналистике. Они там ничего не делают.

— Отлично. Буду журналистом.

Я пробежал расписание занятий.

— А что это за координационный день?

— Ой, это чушь несусветная. Можешь пропустить.

— Спасибо, что предупредил. Давай тогда заглянем в тот бар, что напротив колледжа и примем по паре пива.

— Вот это правильно!

— Надо думать.

После координационного дня был день выбора учебных дисциплин. Я прибыл в колледж на трамваях с пересадкой: «W» до Вермонта, а там на «V» до Монрои. Народ носился по университетскому городку с брошюрами и бумагами. Я понятия не имел, что мне делать, куда все бегут. Я разнервничался.

— Извините меня… — обратился я к девушке, но она лишь мельком глянула на меня и улизнула.

Тогда я схватил пробегавшего парня за пояс и остановил его.

— Ты что делаешь? Совсем уже…

— Заткнись. Я хочу узнать, куда это все несутся? Мне-то что делать?

— Так вам же вчера все объяснили! Для чего тогда координационный день?

— Ох, черт…

Я отпустил его. Парень исчез, оставив меня в полном неведении. Я-то представлял себе, что приду в колледж, скажу, что хочу изучать Журналистику, и мне выдадут расписание занятий. Но ничего подобного. И я снова почувствовал себя первоклассником, который ничего не знает и с ужасом смотрит на коварных старшеклассников. Я сел на скамейку и стал разглядывать снующих взад и вперед людишек. «А что если устроить фикцию? — пришла мне в голову забавная мысль. — Буду говорить родителям, что занятия в колледже идут полным ходом, а сам целыми днями буду валяться на газоне».

Но тут я узнал в пробегающем мимо студенте Плешивого. Я вскочил и схватил его сзади за воротник.

— Эй, эй, Хэнк! Ты чего делаешь?

— Сейчас увидишь, придурок!

— Да что случилось? В чем дело?

— Как мне теперь получить это ебучее расписание? Что делать?

— Я думал, ты знаешь?

— Откуда? Что я, родился с этим знанием?

Я потащил его к скамейке, удерживая за ворот рубашки.

— Давай выкладывай все по порядку, коротко и ясно. Что нужно сделать и как. Справишься, будешь пока жить!

И Плешивый все разъяснил. У меня был персональный координационный день. Напоследок, все еще держа его за воротник, я заявил.

— Сейчас я отпускаю тебя. Но наступит день, когда ты заплатишь мне за всю эту мозгоебку. Не знаю когда, но это обязательно случится.

• Предыдущая
• 47/60
• Следующая