Под властью пугала - Каламата Мичо - Страница 18

• Предыдущая
• 18/76
• Следующая

– Прекрасно! – похвалил министр.

– Молодец! – воскликнул Муса-эфенди.

«Давай, давай, милок, – подумал Гафур-бей. – Ври, не стесняйся. Я хоть и знал, что ты на выдумки мастак, но что ты такой пройдоха – не предполагал! Чем наглее ложь, тем труднее ее опровергнуть. Раньше был Ахмет-бей, сын Джемаля, а сейчас выходит Джемаль, отец Ахмета!»

– «…Получив материнское благословение, Ахмет-бей Зогу, преисполненный уверенности и бесстрашия, с оружием в руках, повел за собой две тысячи матьянских храбрецов…» – читал историк.

«Так-так. И материнское благословение приплел», – подумал Гафур-бей.

– «…встретился с черногорскими войсками у горы Какарити. Здесь и произошла знаменитая Какаритская битва».

«Ишь ты, битва! И он это называет битвой. Ну и ловкач! Браво! Словно никто и не знает, что Ахмет-бей тогда на грабеж отправился с веревкой за поясом. Плети-плети, милок, небылицы, все они получат законную силу. Может, так же написаны и родословные других королевских фамилий, – размышлял Гафур-бей. – Кто знает? У нас, например, матьянские паши стали прославленными героями, они, видите ли, сражались за Албанию, будто никому не известно, что они были преданы султану, а на Албанию им было наплевать. Ну-ка, что он расскажет о Какаритской битве? Как оправдает бегство Ахмет-бея, ведь тот при первых же выстрелах пустился наутек до самой Мати».

Но историк продолжал с чувством и даже с пафосом в голосе:

«…Несмотря на то что несколько раз находился на краю гибели, Зогу бесстрашно и самоотверженно сражался в первых рядах, проявив выдающиеся воинские качества: беспримерную отвагу, великолепное владение оружием и талант гениального стратега в расстановке войск. Его храбрецы убедились во время этого сражения, что Зогу – настоящий полководец…»

А Гафур-бей с нетерпением ждал конца: как оправдает историк бегство с поля «битвы».

«Исход боя еще не определился, когда Зогу получил сообщение, что сербская армия подошла к Мати и намерена его окружить. Тогда, не теряя ни минут, наш полководец отступил от Какаритских гор и двинулся к Мати. Прибыв туда, он тут же созвал местную знать…»

Гафур-бей вскинул голову и с полуоткрытым от удивления ртом уставился на журналиста.

«Я полагаю, – заявил Зогу, – что, пока не закончится Балканская война, нам следует ограничиться защитой наших рубежей в районе Мати, а дальше будем действовать по обстоятельствам». Совет знати согласился с ним, видя, что их предводитель мудр и его суждения по всем военным, политическим и дипломатическим вопросам гениальны.

– Прекрасно!

– Здорово сварганил! – одобрил Муса-эфенди.

Историк оторвал глаза от рукописи и посмотрел на слушателей, сияющий и довольный.

– Продолжайте! – снова сказал министр.

Гафур-бей закурил. Он уже не прислушивался к тому, что читал историк, а, задумавшись, пытался припомнить все, что ему самому было известно о жизни Ахмета Зогу. «Да, – сказал он себе. – Ахмет Зогу действительно большой стратег. Бежать с поля сражения тоже надо уметь, а наш президент столько раз продемонстрировал это умение. Бежал из Какарити, бежал из Дибры, бежал во время боев с мятежниками в 1914 году, бежал из… этот стратег драпанья отовсюду бежал, спасая свою шкуру».

«Его превосходительство Зогу…»

Гафур-бей очнулся. «Ну-ка, ну-ка… А как он объяснит бегство Зогу в июне двадцать четвертого?»

«…которого правительство назначило командующим своими войсками, не желая, чтобы напрасно пролилась албанская кровь, отступил из Тираны и перешел в Югославию…»

– Браво! – невольно вырвалось у Гафур-бея.

– Простите? – переспросил Вехби-эфенди, не ожидавший, что его прервут.

– Вы молодчина! Хорошо написали. – А про себя подумал: «Да это же просто фокусник! „Не желая, чтобы пролилась албанская кровь“. Ну и ну! Будто не знает, плут, как жалеет албанцев его величество! Ну вот, июньское бегство тоже оправдано. Кто это сказал, что лучше иметь одного историка, чем десять генералов? С генералами можно лишь избежать поражения в войне, а с историком выигрываешь все битвы».

– «…Однако наш премьер-министр, будучи истинным патриотом, не мог долго оставаться в эмиграции, вот почему тринадцатого декабря он перешел границу, двадцать четвертого декабря тысяча девятьсот двадцать четвертого года вступил в Тирану и восстановил законность и порядок».

Уже стемнело, когда историк закончил читать свой шедевр. Господин министр не высказал ни одного замечания.

– Молодец, Вехби-эфенди! – сказал он.

Не было замечаний и у Мусы-эфенди.

– Молодчина, Вехби-эфенди! Здорово сварганил!

И только Гафур-бей счел нужным дать автору несколько ценных указаний:

– В целом мне понравилось, Вехби-эфенди, но у меня есть кое-какие замечания и дополнения.

– Я весь внимание! – ответил Вехби-эфенди, снова достав карандаш и приготовившись делать пометки.

– Во-первых, Вехби-эфенди, я заметил, что в жизнеописаниях великих людей всегда есть такие, как бы это сказать, сверхъестественные знаки, которые предвещают рождение вождя или великого человека. Не было ли при рождении его величества таких предзнаменований?

– Очень уместное замечание, – согласился министр. – Наш народ религиозен и должен знать, что его величество ниспослан самими небесами.

– Да, ваше превосходительство, вы правы. Были предзнаменования и накануне рождения его величества.

– Какие же?

– За несколько лет до его рождения одной старухе в Бургайете приснился сон, что…

– Нет, нет, это слишком банально. Не было ли какого-нибудь другого знака?

– Был и другой. Говорят, что в ту ночь, когда родился его величество, в небе над Мати показалась хвостатая звезда, которая промчалась над домом Джемаль-паши.

– Почему же вы это не вставили?

– Да я просмотрел календарь того года, а там ни о какой комете не упоминается. Астрономы не отметили такого явления, а я придерживался только фактов.

– Ну как же так, Вехби-эфенди, нам ведь и легенды нужны.

– А потом, разве были у нас астрономы в то время? – усомнился Муса-эфенди.

– Я имею в виду французских и английских астрономов.

– А они-то откуда знают, пролетала хвостатая звезда над домом Джемаль-паши или нет? Франция и Англия далеко от Албании, – заметил Муса-эфенди.

– И еще одно, – добавил Гафур-бей. – Не было ли в детстве его величества такого случая, чтобы проезжал через те края какой-нибудь известный человек или, к примеру, святой, ходжа или дервиш и чтобы он возложил руку на голову Ахмет-бею и предсказал ему великое будущее? У всех великих людей было такое.

Вехби-эфенди испытующе посмотрел на него: уж не насмехаются ли тут над ним, но, увидев, что его милость абсолютно серьезен, помедлил минуту, будто припоминая, а потом ответил:

– Да, Гафур-бей. Такой случай был, и это не легенда, а исторический факт.

– Ну-ка, выкладывай!

– Когда его величеству было только три дня, к Джемаль-паше приехал в гости известный патриот Дервиш Хима и, как только он увидел младенца, тут же обратился к местной знати и другим мужам, находившимся в комнате, с пророческими словами: «Внемлите мне, господа, этот ребенок родился для спасения Албании, он станет ее вождем».

– Вот здорово!

– Потом произошел еще один исторический случай. Когда его величество ездил во Влёру в тысяча девятьсот двенадцатом году – ему было тогда семнадцать лет, – Исмаил Кемаль, тоже известный патриот, обнял его, поцеловал в лоб и произнес со слезами на глазах: «Добро пожаловать, сын мой! Все, что мы делаем сегодня здесь, – для тебя, ведь тебе жить в Албании и править ею».

– Очень хорошо, Вехби-эфенди. Это тоже надо вставить, – сказал министр.

– Как вам будет угодно!

– Во-вторых, Вехби-эфенди, – снова заговорил Гафур-бей, – слова «его величество» необходимо заменить на «его высокое величество», так как именно такой официальный титул будет присвоен его превосходительству, когда он станет королем. Как вы думаете, господин министр?

– Непременно, Гафур-бей.

• Предыдущая
• 18/76
• Следующая