Гонимые - Калашников Исай Калистратович - Страница 46

• Предыдущая
• 46/103
• Следующая

– Ой-е, как жить теперь будем!

Тэмуджин до боли стиснул зубы. За что их наказывает небо? Не успеют справиться с одной бедой, другая тут как тут. Осталась одна лошадь на всех – это ли не беда! Ни перекочевать, ни уехать. Вот тебе и женитьба…

Приехал Бэлгутэй, слез с коня, расстегнул подпруги.

– Не расседлывай, – сказал Тэмуджин.

Он набил колчан стрелами, прицепил к поясу меч.

– Я, мама, поеду.

Мать безнадежно махнула рукой. Хасар взял лошадь под уздцы.

– Тэмуджин, разреши поехать мне!

– Отстань!

– Что случилось? А? Что случилось? – Бэлгутэй испуганно вылупил глаза.

– Ослеп, что ли? – зло крикнул Тэмуджин. – Где наши кони?

Взлетев в седло, с силой резанул плетью по боку коня. Всхрапнув и прижав к затылку уши, он понес его в степь. Сначала просто скакал в том направлении, где скрылись грабители, потом спохватился – так он их может потерять. Стал искать следы. Ему повезло. На белом солончаке (голая земля словно бы припорошена снегом) увидел свежие отпечатки копыт. Идти по следам было трудно, на возвышенностях с низкой жесткой растительностью они исчезали совсем. Все время нужно было смотреть под ноги, чтобы не уехать в сторону.

Ночь застала его в степи. Стреножив лошадь, он лег на землю, подложив под голову седло. Очень хотелось есть. Но еды он с собой не захватил…

Низко над головой висели крупные яркие звезды. Было тихо, лишь похрумкивала лошадь, срывая траву. Тэмуджин смотрел на звезды, тоскливо думал о том, что слабым в этом мире жить очень трудно. Будь у него нукеры, разве посмели бы подлые грабители так нагло, на глазах у всех, угнать лошадей. Они бы обошли его юрту далеко стороной. Надо что-то делать. Так жить невозможно. Рано или поздно зловредные люди погубят всех.

Утром он снова тронулся в путь. К полудню добрался до небольшого озерка с горьковато-соленой водой. Здесь грабители ночевали. Вокруг потухшего огня трава была истоптана, валялись чисто обглоданные кости, обрывок волосяной веревки и клочок кошмы. Тэмуджин пнул ногой кости нестерпимо хотелось есть.

Напоил лошадь, напился сам.

И вторую ночь пришлось ночевать в степи. Укладываясь спать, подумал было – уж не возвратиться ли? – но представил, как встретят его мать, братья, и отогнал от себя эту мысль. Без лошадей он не вернется. На край земли поедет, будет драться один против трех, десяти, целого куреня, но своего не отдаст.

Чувство голода притупилось. Только слабость во всем теле напоминала ему, как давно он не ел. Конь тоже измучился, шерсть на его боках и спине была мокрой от пота. Надо было остановиться, дать отдых лошади, поискать для себя дикого лука, корней судуна и подкрепиться, но он боялся, что трава, примятая копытами коней, выправится и идти по следу будет совсем трудно.

Неожиданно впереди блеснула речушка. На ее берегу пасся небольшой табун, у шалаша, крытого шкурами, горел огонь. Тэмуджин остановил коня, всмотрелся в табун. Его лошадей здесь не было. Подъехал к шалашу. Из него на четвереньках выбрался молодой парень. На нем был короткий халат из хорошей материи, на витом ременном поясе висел нож с костяной рукояткой.

Парень с безбоязненным любопытством рассматривал Тэмуджина. А Тэмуджин, не слезая с коня, настороженно заглянул в шалаш. Там больше никого не было.

Это его успокоило.

– Ты кто такой? – спросил парня.

– Я Боорчу, сын Наху-Баяна.

– Ты не видел здесь людей?

– Видел. Утром проехали.

– Это воры.

– Воры? Как хорошо, что они не заметили ни меня, ни моего табуна! Ты их хочешь догнать и отбить коней? Один?

– Один.

– Ты смелый. Но что можешь сделать один? – Боорчу поцарапал затылок.

– Я поеду с тобой.

– Сначала накорми меня. Есть у тебя что-нибудь?

– О, у меня всего вдоволь! Я тут пасу и дою кобыл. Хочешь молока?

Кумыса? Хурута?

– Давай все сразу! – Тэмуджин улыбнулся: парень, кажется, славный.

Пока он ел, Боорчу поймал в табуне двух коней, привел к шалашу, расседлал савраску Тэмуджина.

– Пусть отдыхает. На нем сейчас ни догнать, ни убежать. Поедем на наших конях.

– А табун? Так, без присмотра, и оставишь?

– К вечеру приедет за молоком отец. Присмотрит. Надоело мне все это.

Живу один, людей не вижу. – Боорчу заседлал коней, положил в седельные сумы хурута и бурдючок с кумысом. – Еще что нам нужно?

– Если есть лук и стрелы, бери.

– Нет. Были и лук, и стрелы. Отец забрал. Боится, что я ввяжусь с кем-нибудь в драку… Лучше, говорит, пусть угонят кобылиц, чем убьют тебя.

Поехали. Боорчу говорил без умолку. Тэмуджин скоро узнал о нем почти все. У своего отца Наху-Баяна он единственный сын. Отец живет не бедно, скота хватает. С куренем не кочует. Живет сам по себе.

– Вы из чьего улуса? – спросил Тэмуджин.

– Из улуса тайчиутов.

Тэмуджин резко обернулся.

– Ты чем-то удивлен? – спросил Боорчу.

– Нет. Рассказывай…

Но он его больше не слушал. Готовность Боорчу помочь теперь выглядела иначе. Что, если этот парень в сговоре с грабителями? Завлечет его в засаду или ударит ножом в спину… Как тут быть? Может быть, сейчас, пока не поздно, прикончить его? Он остановил лошадь, слез с седла. Остановился и Боорчу.

– Что случилось?

– Подпруги ослабли. Ты поезжай. Смотри за следами.

Боорчу поехал Тэмуджин вынул из колчана стрелу. Если этот разговорчивый парень замыслил черное дело, так просто не подставит затылок. Сейчас или остановится, повернется к нему, или, если понял, что его замысел открыт, бросится убегать. В том и другом случае надо стрелять.

Но Боорчу ехал спокойным шагом, время от времени склонялся, всматриваясь в примятую траву.

Сунул стрелу в колчан, понемногу нагнал его. Боорчу навалился животом на переднюю луку седла, свесил голову.

– Ветерок потянул. Трава качается, и совсем ничего не видно, – сказал он.

Тэмуджин незаметно вглядывался в лицо Боорчу. Из-под летней войлочной шапки, отороченной по краю черной шелковой лентой, во все стороны торчат коротко обрезанные, с загнутыми вверх концами и выгоревшие на солнце волосы, открытые угольно-черные глаза спокойны и внимательны, во взгляде нет ни тревоги, ни настороженности, ни скрытой враждебности. Можно ли так ловко притворяться?

Боорчу выпрямился, натянул поводья, останавливая лошадь.

– Стоит ли нам держаться за след? В той стороне, куда он ведет, я слышал от отца, стоит чей-то курень. Других куреней поблизости нет.

Лошадей угнали туда. Нам, может быть, плюнуть на след и скакать прямо к куреню? Быстро поедем, к концу дня будем там.

Ветер был несильный, он лишь слегка взъерошивал траву, но и этого было достаточно, чтобы потерять следы. Если Боорчу говорит правду, на распутывание следов нечего тратить время. Если правду. А если нет?

– Ты хорошо знаешь, где стоит курень?

– Он стоит в урочище Герге. В прошлом году мы там летовали. Нынче тоже хотели кочевать туда. Но раз туда прикочевал курень…

Поехали рысью. Местность была неровная. Мелкие ложбины чередовались с плавно закругленными буграми. Ветер раскачивал неровные, клочковатые травы, казалось, по степи бесконечной чередой бегут волны, исчезая в синей дали. Взгляду не на чем было задержаться – вокруг только зеленые волны и синее небо. Здесь ничего не стоило заплутать, потеряться. Но Боорчу уверенно держал путь на северо-восток. Тэмуджин скакал за ним, чуть приотстав, так, чтобы все время видеть своего спутника с затылка.

К вечеру неровности степи стали более заметны, бугры постепенно сменили сопки с выгоревшей травой на гладких склонах.

– Теперь близко, – сказал Боорчу.

Он поднялся на крутую сопку, оставив лошадь, пешком прошел к вершине, лег, подав знак Тэмуджину следовать за ним.

За сопкой была широкая долина, прорезанная вдоль извилистой речушкой.

В ее излучине стоял небольшой курень. Рядом с юртами паслись десятка четыре коней, дальше виден был большой табун и пестрая отара овец.

– Твои лошади должны быть здесь, – почему-то шепотом сказал Боорчу.

• Предыдущая
• 46/103
• Следующая