Точка падения - Бурносов Юрий Николаевич - Страница 32

• Предыдущая
• 32/66
• Следующая

Ко мне подошел Аспирин, посмотрел недоверчиво.

— Чува-ак… — протянул он. — Я, конечно, понимаю, человеколюбие и все такое…

Я удивился про себя, что Аспирину известно слово «человеколюбие».

— Так вот, я понимаю, — продолжал он, — но ты… ты чё собираешься с ними делать? Их же тут куча. Туча.

— Будем выводить, — сказал я. — Все равно домой возвращаемся.

— И как ты их проведешь, чува-ак?! Что скажешь солдатикам? Не стреляйте, это спасательная экспедиция? Да они сканерами зафиксируют, что к Периметру прет толпа каких-то тварей, и накроют внеочередным залпом сверх обычной программы. И все Братская могила. Тебе это надо, чува-ак?!

— Варианты? — коротко спросил я. Аспирин почесал усы.

— Тут оставить.

— Выброс, — покачал я головой.

— Черт… Но как?!

Я пожал плечами.

— Слушай, брат, я не знаю. И надеюсь, что вы мне поможете. Нельзя их бросать. Никак нельзя. Плюс бабки срубим с бородатого.

— Хрен с тобой, — буркнул Аспирин. — Полный офсайт, блин. Бабки он срубит… Подыхать, так рядышком… ненавижу тебя, чува-ак.

С этими словами он ощутимо ударил меня в печень. Я согнулся, постоял так, потом выдохнул, вдохнул, еще выдохнул и велел:

— Объясни им, брат, самые азы. Чтоб хотя бы с тропы не лезли…

Аспирин ушел, а я опустился на колени возле девушки со сломанным позвоночником. Она могла только моргать и шептать, остальное тело не повиновалось.

— Я умру? — спросила она.

— Нет, — соврал я.

— Умру, — с уверенностью сказала девушка. — У меня документы в сумочке… Маме моей позвоните, там номер в электронной книжке, и адрес…

— Хорошо-хорошо, — успокоил я. — Сразу позвоню, как только смогу.

Излишне говорить, что я даже не представлял, где может быть сейчас пресловутая сумочка.

— Давай-ка я тебе сделаю обезболивающий укол, красавица, — деловито бормотал я, вынимая шприц. И еще один шприц. Доза наркотика была смертельной, но больше я ничего для нее сделать не мог, не пристрелить же? Вокруг столько народу, не поймут. — Нести ведь тебя надо, так мы сейчас того… чтоб не болело…

— Спасибо, — шепнула девушка. Я быстро сделал укол, потом еще один. Пушистые ресницы дрогнули… Опустились.

Итого уже не девятнадцать человек, а восемнадцать… Я вздохнул и поднялся.

— А сейчас я проведу быструю инструкцию насчет того, как себя вести в Зоне, чтоб дополнить уже сказанное господином Аспирином. И пеняйте на себя, если вы что-то пропустите или не примете к сведению.

Метрах в трех от тропинки среди папоротника кочевряжились «мамины бусы». Если этот артефакт использовать, не будет хотеться ни пить, ни жрать. Зато сдохнешь от радиации. Лучше потерпеть, подумал я, да и со жратвой у нас более-менее пристойное положение… Пока… Хотя о воде мы совсем забыли, а ведь на борту авиалайнера явно был запас. Но я тоже не привык водить по Зоне экскурсии: на боку фляжка есть, запасец таблеток для обеззараживания небольшой имеется, значит, я в порядке, а братаны сами за собой последят.

Я снова взглянул на «бусы». Штука недешевая… Подобрать?

Нет, туда шли — артефактами не баловались, а уж на обратном пути и подавно не до них. К тому же зачем собирать эту шелуху Зоны, когда у нас в клетке сидят два… нет, целых три живых и невредимых жирненьких карлы?

Постойте, а почему три-то?

— Слушай, а зачем я трех бюреров тащу? Нам же двое всего надо, — сказал Пауль, словно читая мои мысли. Он широко вышагивал рядом со мной и нес клетку. Завернутая в брезент и с примотанным сбоку прибором Петракова-Доброголовина, она привлекала внимание пассажиров, тем более что внутри попискивал, похрюкивал и неприятно бормотал кто-то невидимый.

— Черт… — Я даже засмеялся. В самом деле, про бюреров-то мы и забыли, а исполнительный Пауль так и волок их на себе, не задавая лишних вопросов. Но теперь подустал, бедолага, и решил уточнить, все ли у нас правильно в проекте.

— Привал пять минут! — скомандовал я. Подозвал знаками профессора, втроем мы отошли чуть подальше. Пауль раскутал клетку, а я, признаться, взволновался: а ну как там все три бабы? Закон подлости, и не такое случается. И назад ведь уже не попрешься.

Но нет, баб оказалось две. Обе жутко отвратные, одна с виду постарше, вся в гноящихся бородавках. Мужик сидел расслабленно: вроде не подох, но и на нас внимания не обращал, а бабы принялись плеваться и сразу попали в Петракова-Доброголовина.

Профессор отскочил подальше и с отвращением утерся рукавом.

— Зачем нам три?

— Вот и я о том.

— Ну так пристрелите одного, — развел руками профессор.

— Которого?

— Вот эту, что в меня плюнула, — мстительно сказал Петраков-Доброголовин.

— Доверяю эту честь вам. — Я пощелкал пальцем по профессорскому модернизированному «стечкину» в кобуре.

Доктор биологических наук не стал сопротивляться. Он вытащил пистолет, прицелился в старуху, продолжавшую прицельно, но без особого успеха, плеваться, и выстрелил. Попал с первого раза, надо сказать; разнес башку. Мужик встрепенулся, искоса посмотрел на нас, но не особенно впечатлился. Вполне возможно, это была его теща. Баба же мерзко квакнула и стала обозревать бренные останки спутницы.

— Выкиньте, — сказал с отвращением Паулю профессор.

— На хрена? — удивился тот. — Не мороси.

— То есть?

— Они ж ее сожрут. Жрать же им надо чего-то.

— Погоди, так зачем ты спрашивал тогда, почему троих несем?! — не понял и я.

Пауль ухмыльнулся:

— Ну, я подумал, что двоих просили, а мы трех зачем-то несем. Мне-то в принципе не тяжело. Там прибор, наверно, как-то их облегчает даже чуток.

— Вполне вероятно, — оживился профессор. — То есть он как перенаправляет телекинетическую энергию бюреров, и получается что-то наподобие разнополюсовых магнитов… Это же выходит что…

— Стоп, — прервал я профессора. — Потом будете диссертацию писать. Вы вот что скажите: вы бы нам за трех заплатили больше, чем за двух?

— Договор был о двоих, — покачал головой профессор.

— Тогда пускай жрут, — сказал я, тем более бюреры уже начали с оглядкой этим заниматься. Пауль опять завернул клетку в брезент, и мы вернулись к отряду.

— Чего стреляли? — поинтересовался генерал. Дед держался молодцом, не то что его более молодые товарищи по несчастью; сейчас он сидел под сосенкой и отдыхал, неодобрительно глядя на танцовщиков-гомосеков, которые тревожно щебетали неподалеку. Я из вредности поручил им тащить носилки с раненым и, надо сказать, они это делали исправно, потому что при всех минусах парни были крепкие. Именно один из них и треснул Бернштейна, кстати сказать.

Сам Бернштейн выглядел совершенно разбитым. То ли волновался насчет грядущих затрат (тем более сумму мы так и не уточнили), то ли за свое драгоценное здоровье.

— Мутант там был, — коротко сказал я деду, не погрешив против истины, и добавил, обращаясь к мамашам: — За детьми смотрите! Я же говорил — на деревьях кто угодно может сидеть!

— А я думал, толстого вашего шлепнули, — с долей разочарования сказал генерал. — Не нравится он мне.

— Ученый потому что.

— Тем более. Помню, я еще срочную когда служил, так мы поймали на Кавказе одного такого ученого. Типа он с гуманитарной миссией там шастал. На самом деле, конечно, другим занимался… Так вот, взяли мы колючую проволоку…

— Извините, товарищ генерал, потом как-нибудь доскажете, — не очень культурно оборвал я Дубова и повысил голос: — Так, встаем! Привал закончен, подъем!

Пассажиры, ворча и перешептываясь, принялись подниматься. Аспирин и Соболь держались чуток в стороне, но на зачатки бунта это не походило — во-первых, моя молниеносная идея с деньгами Бернштейна, несомненно, работала, во-вторых, не те были они люди. Соболь, правда, обиделся, когда я попросил его отдать одно из ружей снайперу, но успокоился, когда тот углядел в кустах кабана и без лишних слов завалил. Кабан был глупый, молодой и скорее всего удрал бы сам от нас без памяти, но в целом направленность действий снайпера мне нравилась. Соболю тоже.

• Предыдущая
• 32/66
• Следующая