Чужаки - Вафин Владимир Александрович - Страница 34

• Предыдущая
• 34/107
• Следующая

Капитан прицелился и припечатал газетой муху, сидевшую на стене.

— Тринадцатая, — сказал он, смахивая ее.

На пульте дежурной части райотдела, требовательно зазвонил телефон. Дежурный по отделу капитан снял трубку. Тревожный голос патрульного сообщил о драке у гостиницы. Дрались торгаши-армяне с местными, которые сегодня днем учинили погром на «зеленом рынке», требуя гнать всех армян из города. Выслушав патрульного, капитан вызвал дежурную машину в гостиницу и сделал запись в книге дежурств. Поправив пятерней копну седых волос, он снова взял газету и прихлопнул ей еще одну муху, бившуюся о стекло зарешеченного окна.

— Кончай, беспредел, Василич, ты их приговариваешь без суда и следствия, — усмехнувшись, сказал появившийся в дверях «дежурки» сержант Рахим.

Пожилой капитан не любил этого ехидного, пустословного парня. Выругавшись про себя, он нажал на кнопку, открывая дверь «дежурки». Сержант вошел и протянул ему листок бумаги.

— Попридержал бы ты язык, сержант, — твердо проговорил Василич и вырвал листок из рук опешившего сержанта. Бросив быстрый взгляд на бумагу, он сообразил, что это постановление о помещении в приемник-распределитель для несовершеннолетних сроком на тридцать суток задержанного Алексея Шороха.

— Кто подписал? — мрачно спросил дежурный, покручивая казацкие усы.

— Не видишь, что ли? — обиженно произнес Рахим. — Подпись Горелова же.

Василич сел за стол и записал в книгу распоряжение заместителя начальника отдела. В открытую дверь вошел старшина:

— Оружие сдать можно, товарищ капитан?

— Сейчас, Телечев.

Старшина подошел к столу и стал вынимать из магазина патроны. Они рассыпались по столу.

— Ну тогда веди его из камеры, — приказал капитан Рахиму.

Сержант повернулся и пошел в подвал. Дойдя до запертой решетчатой двери, он прокричал:

— Эй, вы! Что там, уснули, что ли?! Рудаков, Эдик! — позвал он дежурного. Увидев появившегося из комнаты дежурных Рудакова, сказал с раздражением:

— Че ушами хлопаешь, открывай живее.

Старший сержант вставил ключ в замок и пробурчал недовольно:

— Что за черт: нет тебе ни пожрать, ни поспать! Ходят тут... Чего надо-то?

— Открывай, да побыстрее, чифирист несчастный. Приведи сюда этого крысенка Шороха!

Гориллообразный милиционер взял большую связку ключей и, найдя нужный ключ, спросил:

— Что, насовсем его?

Рахим, отхлебнув из кружки Эдика чифир, проговорил:

— Да, насовсем, насовсем... Будешь жить спокойно.

— Да уж, с этим каратистом не соскучишься...

— Кончай пузыри пускать, меня машина ждет. Шевелись, — подтолкнул Рахим дежурного.

Буркнув что-то себе под нос, Эдик взял узел с одеждой и пошел за Шорохом по затхлому коридору с изъеденными плесенью и потрескавшимися в нескольких местах стенами. Штукатурка кое-где обваливалась из-за постоянной сырости. Царивший здесь полумрак нагонял тоску и уныние. Старшина открыл очередную решетку и, распахнув находившуюся за нею металлическую дверь, пошел вдоль камер. Затем, щелкнув замком, толкнул дверь одной из них. В полумраке, обхватив руками колени и уткнувшись в них лицом, сидел голый подросток. Когда дверь открылась, он с ненавистью посмотрел на вошедшего.

— Одевайся, крысенок, — грубо, сквозь зубы, процедил Рудаков и швырнул ему узел с одеждой, — если дернешься, то получишь резиновой дубинкой.

Алексей нехотя встал и начал одеваться. Сержант, поглядывая на него, небрежно покусывал спичку. Надевая кроссовки, подросток зашипел сквозь зубы. Ступни болели после вчерашнего: трое сержантов, избивая его дубинками, заставили бегать на месте. Сейчас стертые в кровь ступни ныли от боли. Одевшись, Алексей вышел из камеры.

— Руки! — прорычал Рудаков.

Парень заложил руки за спину, и Эдик повел его по коридору, автоматически захлопывая двери. Они прошли в комнату дежурного.

— Ну наконец-то, — сказал развалившийся в кресле с сигаретой у зубах Рахим. Поднявшись, он подошел к пареньку и с угрозой в голосе произнес;

— Сейчас мы тебя повезем в другое место. Если ты, сучонок, по дороге дернешься... Хотя постой... Эдик, где у тебя «браслеты»?

Эдик вытащил из-за ремня стальные наручники.

— Ручонки давай, — кивнул Рахим.

Алексей протянул руки, и сержант, щелкнув наручниками у него на запястьях, толкнул его в спину.

— Давай, топай, — сказал он. — Да, спасибо за чифир, — усмехнувшись, прокричал он Рудакову и вывел подростка из комнаты.

— У, падла, выжрал все, — услышал он, поднимаясь по лестнице.

Они прошли мимо «дежурки». Василич, которого так прозвали в отделе за его простоту и бесхитростность, проводил подростка сочувствующим взглядом. Алексей с сержантом вышли на крыльцо отдела. На улице шел дождь.

Взмахом руки Рахим подозвал машину и открыл «собачник».

— Чтоб ты, сучонок, не дергался, я «браслеты» тебе ушью, — зло бросил он и сдавил кольцо наручников.

Подросток сквозь зубы втянул воздух и сморщился от боли.

— Что, жмет? Зато ты в тесноте, а я не в обиде, — с едкой ухмылкой проговорил сержант.

Рахим поднял голову и посмотрел на освещенные окна второго этажа. Там, прислонившись к окну, кто-то стоял. Подросток проследил за его взглядом и узнал стоявшего у окна человека. Это был Зевс, которого прозвали так за крутой прав и бешеный характер, за то, что он любил повелевать своими подчиненными, как рабами.

Сержант с грохотом захлопнул дверь «собачника» и вновь бросил взгляд на окно. Но там уже никого не было. Он подошел к кабине и залез на первое сиденье.

Машина выехала за ворота райотдела и понеслась по ночным улицам, навстречу хлещущему дождю. Водитель повернул голову и сказал:

— Слушай, Рахим, чего-то крутит Горелый с этим пацаном. Продержал его пять суток в подвале, и Горилла его в свою смену все обрабатывал, а теперь мы, как воры, везем его втихаря. Вот выйдет начальник из отпуска, чует моя душа — пойдут разборки. Ты же знаешь Кабатова, он любому под кожу влезет.

— Товарищ младший сержант Ерилов, — перебил его Рахим, — приказы заместителя начальника райотдела не обсуждаются, а выполняются. И чего ты, Ерила, яришься? Если бы тебе так же ногой заехали между ног, ты бы тоже, я думаю, ласковее Гориллы стал.

— Не нравится мне все это, ох, не нравится, — сказал Ерила, плавно огибая поворот и направляя машину к высокому забору детприемника.

В «дежурке» детприемника, отделенной от коридора деревянным барьером и зарешеченной узорной стенкой из металла, за столом сидел лохматый, с темно-русыми волосами старший сержант милиции. На его лице выделялись черные, как смоль, брови и усы. Серые глаза с прищуром смотрели на стриженного мальчишку в синем костюме.

Сержант поднялся из-за стола и, взяв его за ухо, сказал с укором:

— Значит, говоришь, к Ельцину ты поехал? Чего ты мне лапшу на уши вешаешь? — отпустив ухо мальчишки, он толкнул его на банкетку, — я из-за тебя уже вторую объяснительную пишу... — и сержант, скомкав листок бумаги, швырнул его в корзину. — Рассказывай, откуда у тебя стольник? Только не ври.

Мальчишка вздохнул, злобно посмотрел на милиционера и, шмыгнув носом, сказал:

— Деньги я заработал, когда продавал газеты.

— Так, дальше... И зачем тебе деньги: на жвачку, на видак?

— Деньги мне были нужны, чтобы поехать к Борису Николаевичу.

— Опять двадцать пять! — оборвал его сержант. — Я уже это выучил наизусть. Ты поехал в Белый дом искать Ельцина, чтобы дядя Боря помог тебе, Королькову, и твоей семье, чтобы тебя не отправляли в интернат, я правильно сказал?

— Правильно, — сказал мальчишка, смахивая тыльной стороной ладони слезы.

— Все! Задолбал ты меня, Королек. Иди в туалет, бери ведро, начинай мыть коридор, а потом мне расскажешь, где ты спи..., спер эти деньги, — с раздражением в голосе бросил сержант.

• Предыдущая
• 34/107
• Следующая