Дети вампира - Калогридис Джинн - Страница 10

• Предыдущая
• 10/65
• Следующая

– Это плата, которую от него потребовали за то, что он сделал тебя вампиром. Теперь он в течение нескольких десятков лет не смеет покидать пределов родового поместья. Но он не оставит тебя в покое. А ты за это время должен как следует подготовиться. Суди сам: меньше чем за полгода он научил меня приемам, позволившим мне делать с тобой все, что захочу.

Она умолкла. В ее глазах мелькнуло что-то странное – выражение, которому тогда я не мог найти объяснения. Только позднее я догадался: то был страх. Страх за меня.

– Ты когда-нибудь слышал о Шоломанче? – спросила Жужанна.

– Слышал.

– Каша, это не выдумка. Она действительно существует, и ты должен туда отправиться. Влад меня убьет, если узнает, что я рассказала тебе о школе зла. Отправляйся туда, учись и становись таким же сильным, как Влад, иначе он тебя уничтожит.

Мое лицо окаменело, а в голосе, когда я заговорил, прозвучали доселе несвойственные мне металлические ноты:

– Если я туда попаду, то стану сильнее его. И тогда я позабочусь, чтобы не только он, но и все мы очутились в аду.

Я не видел, каким было лицо Жужанны, когда она услышала мои слова. Она поспешно отвернулась и тихо сказала:

– Тебе пора.

Склонившись над спящей Дуней, Жужанна принялась ее будить. Я молча вышел за дверь, оставив сестру в чужом доме с двумя обескровленными трупами. Добравшись довокзала, я сел в первый поезд, идущий в Буда-Пешт. Там я пересел и отправился дальше на восток, в Румынию, чтобы в конце концов оказаться на берегу озера Германштадт, в котором, как утверждают местные жители, обитает дьявол.

Вот опять загремел гром. Дракон позвал меня, и я иду...

ДНЕВНИК ЖУЖАННЫ ДРАКУЛ

4 ноября 1845 года

Я пришла в этот мир жалкой калекой, родившись горбатой и хромоногой. В памяти у меня до сих пор сохранился жуткий звук моих тяжелых, неровных шагов. Я слышала его всю жизнь, с трудом ковыляя по каменным полам нашего фамильного дома.

В детстве я узнала нежную материнскую любовь, но достаточно рано мне открылось и другое: мать любила меня совсем не так, как моих братьев. Когда мне не исполнилось еще и восьми, она умерла. Отец и братья тоже меня любили. Можно сказать, они обожали эту грустную, увечную девочку с большими, влажными, как у лани, глазами. Но в их любви я всегда чувствовала жалость.

Да, они жалели меня. Ведь я была обречена всю жизнь провести в четырех стенах. Судьба отказала мне в другой любви. Разве у убогой калеки мог быть возлюбленный? А муж и дети? Я росла настолько одинокой, что впала в легкое умопомешательство. Я придумывала возлюбленных; я завела себе воображаемого спутника, определив на эту роль своего брата Стефана. На самом деле он погиб еще в детстве. Но в моем воображаемом мире Стефан был жив. Я превратила его в своего сына. Он послушно ходил со мной из комнаты в комнату. Я любила читать ему вслух – ведь в книгах описывалась жизнь за стенами моей роскошной тюрьмы.

Невзирая на хрупкое, болезненное тело, мой разум был живым и пытливым. Письменный стол, книги, перо и чернила – все это вошло в мою жизнь очень рано. Обычно женщины из рода Цепешей получали лишь зачатки образования, но моя мать придерживалась иных взглядов. Она сама была хорошо образованной женщиной и вдобавок писала стихи. Мать рано обучила меня грамоте. В восемь лет я говорила не только по-румынски, но уже неплохо знала французский и немецкий языки. Отец принялся учить меня латыни. Когда я стала постарше, мы с Аркадием часто играли "в слова" и говорили между собой на иностранных языках. Свой дневник, желая скрыть написанное от чужих глаз, я вела на английском. И еще я все время мечтала о других странах, хотя и знала, что мне там не бывать.

До чего же я ненавидела тогда зеркала! Все они показывали тщедушную девочку с болезненно бледным лицом. Я почти не выходила на солнце, а лес и горы видела только из окон. Я ненавидела острые черты своего лица, излишне крупный нос с горбинкой и огромные карие глаза, жаждавшие любви. Разве кто-нибудь мог полюбить меня такой? И если бы некрасивое лицо было моим единственным недостатком! Оно служило лишь уродливым дополнением к телесным увечьям – ссохшейся, вывернутой ноге и искривленной спине, отчего одно мое плечо заметно возвышалось над другим.

Я и сейчас ненавижу зеркала, но уже по иной причине: они не желают показывать произошедших со мной перемен. Сколько бы я ни стояла перед зеркалом, оно будет упрямо отражать пустоту. Как же мне хочется увидеть и прекрасное лицо, и удивительной красоты тело, наряженное в модное платье! Мною восхищаются, но сама я лишена этой возможности. Те, кто с восторгом смотрит на меня, едва ли поверят, что всего несколько месяцев назад я была жалкой калекой. Теперь же у меня сильное, стройное тело с совершенными формами и идеально прямая спина. Возможно, я – самая прекрасная женщина в мире. Для подтверждения моего предположения не требуется зеркало, ибо свою правоту я вижу в глазах мужчин.

Кто же превратил гадкого утенка в прекрасного лебедя?

Это сделал Влад, которого я по своей тогдашней наивности считала отцовским дядей. В свое время он поклялся никогда не совершать превращение над кем-либо из его семьи. Влад нарушил клятву из любви ко мне. Я всегда открыто восхищалась им, правильнее сказать, я обожала его и никогда этого не скрывала. Влад сумел разглядеть мятущуюся душу, плененную в увечном теле.

Один его поцелуй пробудил меня к новой жизни, но за нарушение договора он заплатил потерей власти над разумом моего брата. Влад пошел на громадный риск: он знал, что Аркадий обязательно попытается бежать. Само существование моего благодетеля оказалось под угрозой.

Тем не менее Влад, не колеблясь, заплатил эту высокую цену и стал моим возлюбленным. Он нежно и ласково ухаживал за мной, постепенно разжигая во мне любовный огонь, а потом искусно провел меня над пропастью смерти в иную жизнь, о которой я не смела и мечтать.

Благодаря ему я стала бессмертной. Теперь я не боюсь ни старости, ни страданий (за исключением мук голода). Уродливое тело осталось в той, прежней жизни. В нынешней существуют лишь красота, чувственные наслаждения и экстаз убийства своих жертв. Смертные мужчины восхищаются мною, боготворят меня, любят и мечтают, чтобы я им отдалась.

Узнав, что в первый год после превращения я еще могу забеременеть, я не отказывала никому, кто меня домогался. Только, скорее всего, я бесплодна, и здесь Влад бессилен чем-либо помочь... Но даже если это и так, я буду предаваться любви столько, сколько захочу. Мне никто не посмеет отказать в наслаждении. Всякий мужчина сочтет за счастье быть моим любовником. Я верю: у меня будет ребенок, пусть и не мой собственный.

Да, это Влад положил конец мучениям, называвшимся моей человеческой жизнью, и подарил мне новый мир, полный блистательных чувственных удовольствий. Я не вправе относиться к нему без любви и благодарности, даже если потом он и возненавидит меня. Я всегда буду в долгу перед ним.

Влад ни в чем мне не отказывает. Ему доставляет удовольствие покупать мне наряды и исполнять мои прихоти. Он не устает любоваться моей красотой. Единственное, что разделяет нас, – это мой брат Аркадий, которого я привыкла называть детским именем Каша[5].

Я люблю Влада за то, что он сделал и делает для меня, но за то, как он обошелся с моими отцом и братом, я его ненавижу. Дальнейшее существование Влада зависит от того, сумеет ли он поработить душу Аркадия. Точно так же, как прежде для продления жизни и поддержания сил ему было необходимо получить власть над душами моего отца, деда и всех старших сыновей в каждом поколении Цепешей.

Однако договор запрещал Владу делать вампирами кого-либо из близких. Я уже писала: он дорого заплатил за мое превращение. Но еще большую цену ему пришлось заплатить за бессмертие Каши, ибо теперь он заперт в своих владениях и в ближайшие четверть века не сможет их покинуть.

• Предыдущая
• 10/65
• Следующая